Игра без правил - Евгений Владимирович Щепетнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хмм…нет, Настя красивее Делевинь. У той всегда такое недовольное выражение лица, будто сейчас укусит. Раньше и Настя такая была. А сейчас — улыбается, и сделалась невероятно милой.
А еще — у Делевинь груди разного размера и слегка отвисшие, а у Насти они побольше, торчат, и ровные, будто из-под скальпеля хирурга. Нет, не протезы — я бы почувствовал. Натуральные, без всякого сомнения.
Всегда удивлялся — почему красивые, милые и домашние девчонки ведутся на подонков и всякую шпану? Выходят замуж за них, живут с этими уепками, которые днями и ночами портят им жизнь, плачут…и все равно жрут кактус. Это что такое? Мазохизм? Подсознательное стремление к жертвенности? И ведь девчонки из отличных семей, где их любили, холили, лелеяли! Протест против излишней заботы? Тоска по кулаку мужчины? Бьет, значит любит? И годами терпят этого ублюдка, которому давно надо перерезать глотку, а не облизывать его грязный стручок!
И совершенно противоположное, но из той же оперы — домашние, благовоспитанные мальчики женятся на оторвах, в которых перебывали все соседние районы, а дальние районы не были просто потому, что в этот момент была занята с соседними. И гуляют эти девки после замужества, и выедают мозг, а придурок терпит под боком эту дрянь, и прощает после очередного залета. Тоже своеобразный мазохизм?
— Ты говорил, у тебя есть кошечка? — вдруг спросила Настя, которая сидела за столом, подпирая голову рукой, и смотрела на то, как я всасываю очередную ложку борща со сметаной — Ты не пробовал ее искать? Может походить вокруг дома, покричать? Она и придет! Я всегда мечтала купить кошечку…но муж запрещал. Я так их люблю!
Борщ вдруг едва не застрял у меня в глотке — я подумал о том, как Олька воспримет появление в доме этой женщины. А вдруг приревнует? Нет, не по-женски…собаки, например, тоже ревнуют. Читал книгу одного австрийского писателя, который очень любил собак, так вот тот рассказал случай, как в некой семье появился младенец. До того молодая семья ласкала только собачку, по-моему кокер-спаниэля (уже не помню какую, но вроде кокера). Он для них был как ребенок. И вот — родился мальчик. И все внимание пары переключилось на него. Так кокер однажды запрыгнул в коляску и загрыз ребенка. Он не хотел делить любовь.
Жуткая история, но абсолютно реальная. И вот — кикимора, которая является просто-таки машиной для убийства. Появляется в квартире, и обнаруживает рядом с хозяином…вражину! Чужую бабу! Брр! Так и вижу, как акульи зубы кикиморы рвут лебединую шею Насти. Я аж передернулся…
— Ты чего? — удивилась Настя — Переживаешь, что с кошечкой что-то случилось? Придет, я уверена! Очень хочу ее погладить…
Я тоже хотел погладить Ольку, мне ее не хватает. Но и очень не хочется потерять Настю. Очень-очень не хочется. И как втолковать моей зверюшке, что нельзя выедать печень моей женщины? Об этом надо как следует подумать…заранее подумать! Олька скоро появится — возбужденная убийствами, окровавленная и ревнивая. Может поехать на кладбище и найти ее там, заранее? Завтра с утра поедем с Настей вместе. Точно. Решено!
Но я не успел. Олька пришла ночью.
Глава 16
Я проснулся толчком, будто кто-то меня встряхнул. Проснулся, и окаменел: над спящей рядом со мной Настей стояло чудовище. Оно было огромным, с большую собаку вроде сенбернара или кавказской овчарки, но самое главное — светилось. Глаза полыхали ярким зеленым светом так, что казалось — вокруг них возникли концентрические круги. А может и не казалось. Светилось и туловище — тем же зеленоватым, но уже неярким светом. И по нему пробегали яркие всполохи искр. А вот пасть…из нее исходило багровое свечение, и белые акульи зубы выделялись четко, как небоскребы на фоне заката солнца. Жуткое зрелище! Увидишь — сниться потом будет!
— Оля, нельзя! — шепнул я, с дрожью представив, как эти самые зубы сейчас вопьются в грудь подруги, отрывая куски плоти. Кровь, крики, треск костей — ужастик, да и только.
— Олька, свои! Это моя подруга Настя! — снова шепнул я, и чудовище повернуло ко мне голову, видимо намереваясь что-то сказать. И тут проснулась Настя.
— Кошечка! Какая большая, какая красивая! Я так люблю кошек! — спросонок улыбнулась она, и протянув руку, погладила стоявшую над ней убийцу по голове.
Я замер, ожидая, что сейчас эта самая дерзкая рука отвалится, откушенная по локоть, и сценарий ужастика дальше продолжится по той схеме, по которой я его увидел. Только теперь начало будет не с груди, а с конечностей.
— Наконец-то я тебя увидела, Оленька! — Настя снова погладила Ольку по голове, потом взялась за кикимору двумя руками и поцеловала ее в нос — чмок!
Я закрыл глаза. Сделать все равно ничего не могу, а видеть, как убивают подружку не желаю. Одна только мысль мелькнула — как после этого мне жить дальше? Как быть с Олькой? Ведь не прощу ей убийства Насти! Да и сам тогда буду опасаться — вдруг она решит, что я изменщик и предатель, и пора меня уменьшить на вес моей дорогой печени? Ведь предупреждал же Феникс! А я не слушал. Кикимора человеку не товарищ — гласит народная пословица, которую я только что придумал.
Звук, который я услышал, меня просто шкировал — не треск костей, не крик убиваемой девушки — это напоминало звук работающего дизеля. Мощного такого, но компактного. Раздвинул плотно сжатые веки…опа! Кикимора лежит между нами, и тарахтя, лижет сосок Насти. Та же тихо, сдавленно хихикает и прикрывает его рукой:
— Ой! Как теркой! Ах ты милаха! Мю-мю-мю! Андрюха, ты посмотри какая красавица! У нее носик курносый! А зубки, зубки какие белые!
Я смотрел. Я видел. И ужасно захотел помочиться. Пробило, как водопровод протек. А еще — вспотел, и руки слегка тряслись. С момента, как Олька едва не откусила кусочек Насти прошло всего ничего — секунды, но казалось, целая жизнь.
— Привет, Оля! — я протянул руку и погладил кикимору по спине, она потянулась и четко, явственно сказала:
— Привет! Соскучилась! Люблю!
— Как забавно мяукает — снова хихикнула Настя — Будто человек говорит! Я ролики видела в инете, там коты и кошки почти как люди говорили, ну точь-в-точь как она! Тебе надо Олю заснять на камеру
