СССР - потерянный рай - Юрий Мухин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я — псих! У меня жизнь дала трещину, — тут он повернулся к ней задом, нагнулся, сдернул с себя трико и трусы, показав ей голые ягодицы. — Видишь трещину? Я тебе сейчас нос откушу, и мне за это дадут путевку в санаторий. Хочешь?
Бедная женщина пулей выскочила из комнаты.
Может, Генка этой своей трещиной запугал и своего соседа, но даже это не было оправданием терпеть Генкины выходки. Но сейчас речь о другом, сосед этот как-то непонятно суетился — то выбегал куда-то из комнаты, то вновь садился с нами. Наконец, он привел мужичка-работягу и налил ему стакан. Мужичок выпил с большим достоинством и гордо, после чего они удалились. Минут через 10 сосед вернулся с очень довольным видом, и было видно, что его распирает похвастаться. Мы заинтересовались, и он нам самодовольно сообщил, что живущие в общаге работяги еще с пятницы провели в общагу женщину и теперь по очереди ее сношают. Тот мужичок, оказывается, содержал эту женщину у себя в комнате и следил за очередью. Генкин сосед свел с ним знакомство, подпоил его, и мужичок без очереди, так сказать, допустил его к этому телу. Меня чуть не стошнило, да и по виду остальных было видно, что этот рассказ их не воспламенил, а у меня к этому типу возникла такая брезгливость, что в мозгу засела одна мысль — не пил ли я из его стакана? О причинах этой брезгливости несколько позже, а сейчас о двух сопутствующих моментах такого секса.
Вообще-то, такие женщины были нередки, особенно часто они крутились возле воинских частей. Я много слышал о них, но никогда до Челябинска их не видел и полагал, что слухи об их психической ненормальности сильно преувеличены, и что на самом деле по внешнему виду эти женщины скорее всего такие неказистые, что на них без слёз смотреть нельзя, посему они только таким сексом и могут заниматься. Однако спустя некоторое время уже в нашем общежитии были устроены танцы, и в красный уголок на первом этаже пришли девчонки. Мы танцевали до конца, а потом провели девчат до стоявшего рядом женского общежития. Я вернулся, поднялся к себе на этаж и начал открывать ключом дверь, в это время резко распахнулась дверь напротив, в проёме её стояли трое пьяных полураздетых парней и пьяная девушка, босиком (в общаге было в то время страшно холодно) и в незастёгнутом платье, натянутом на голое тело. Девушка в достаточно грязных выражениях объясняла парням, что ей нужно в туалет, а те в таких же выражениях объясняли ей, что сейчас комендантша пойдёт с обходом общежития и обнаружит её. Девушка у них вырвалась и пошлёпала босыми ногами по коридору по направлению к мужскому туалету (других в мужской общаге, само собой, не было). Так вот, девушке было не более 20, и была она изумительно красива — очень стройная с красивыми ногами и с правильными чертами лица.
Венерины болезни
Впервые же с подобным случаем и с отношением к нему наших ребят я столкнулся на втором курсе. Утром перед лекцией, которую слушал весь поток, зашел студент из какой-то другой группы МЧ, и наши парни, жившие в общаге, стали о чем-то тихо, но презрительно переговариваться. Я заинтересовался, и мне в двух словах сообщили, что с неделю назад каких-то два старшекурсника провели в общагу подобную женщину, и этот студент тоже соблазнился, а теперь выяснилось, что этот любитель «хорового пения» подхватил триппер.
Причем, чтобы сильнее унизить бедолагу, наши парни утверждали, что те двое уродов не пользовались презервативами и с ними ничего не случилось, а этот пользовался — и все-таки заболел. Я посмотрел на парня — вид у того был, как у побитой собаки.
На перерыве он внезапно подошел ко мне, отвел в сторону и, страшно смущаясь, спросил, не знаю ли я, где в городе находится вендиспансер. Я не знал, но домой я всегда возвращался вниз по проспекту Карла Маркса, а в районе ЦУМа садился на троллейбус. А поскольку мне время от времени требовалось слить выпитое пиво, то я заходил в общественный туалет, находившийся за «Детским миром». И там я однажды обратил внимание на вывешенную у писсуаров табличку, в которой был дан адрес вендиспансера. Мне осталось посоветовать бедолаге сходить помочиться в этот туалет для расширения полезных знаний о городе Днепропетровске.
Между прочим, это тоже тема для разговора. За всю мою студенческую жизнь это был единственный парень из сотен моих знакомых, который заболел венерической болезнью, я даже слухов о том, что ею кто-то заразился, не помню, не помню также ни малейшего страха по этому поводу, и это при полном отсутствии в разговорах упоминаний о презервативах! В этом плане СССР был удивительно чистым, и неудивительно — со сталинских времен у государства была почему-то особая неприязнь к этим болезням.
Мало кто знает, что нашествие вшивой Европы на СССР в ходе Великой Отечественной войны вызвало, по сути, эпидемию венерических заболеваний на оккупированных немцами территориях. (Слово «вшивая» в данном случае, что называется, медицинский факт. Нет места пояснять примерами вшивость Европы, достаточно сказать, что в зиму 1941/42 годов в госпиталях у немцев лежало столько же больных сыпным тифом, распространяемым вшами, сколько и раненных на фронте. Потом они завозили на фронт дуст эшелонами, но что толку от дуста, если нет навыков такой личной гигиены, как у русских?) Когда Красная Армия начала освобождать оккупированные территории, то и над ней нависла угроза венерической эпидемии, оставленной европейским воинством. И в 1943 году Государственный комитет обороны принял решение о срочном увеличении производства презервативов, причем были разработаны особо прочные «резиновые изделия № 2», на которые не жалели крайне дефицитного по военному времени каучука. («Резиновое изделие № 1» — маска противогаза.). А когда вошли в Европу, то и контакт с тамошними женщинами не замедлил сказаться, и можно утверждать, что немцы боролись с большевизмом своим бактериологическим оружием не менее эффективно, чем фаустпатронами.
В этом плане интересны показания антисоветчиков. Некий Ф.Я. Черон сдался немцам в плен, а после войны перебежал на Запад, где стал кормиться борьбой за «демократию» против «советского тоталитаризма». В «Имка-пресс» в Париже издал воспоминания, из которых видны мотивы действий подобного рода демократов и то, почему они сбежали на Запад.
Во-первых, немалое значение имело презрение советского народа, особенно советских солдат, к сдавшимся в плен. Причина понятна: советский народ умирал на полях боев, сутками не выходил из цехов, чтобы победить врага, а эти уроды решили перехитрить всех — сдаться в плен и безбедно пересидеть войну в тылу у немцев. Кроме этого, они еще и работали на них, то есть фактически помогали немцам убивать советских людей. Но для этих подонков презрение не было главным, они к нему привыкли, поскольку их в первую очередь презирали сами немцы. Главное было в другом.
Советский Союз почти поголовно призывал в армию всех освобожденных из немецкого плена, поскольку одновременно проводил демобилизацию из Красной Армии старших возрастов и раненых. А перед окончанием войны с немцами 5 апреля 1945 года СССР денонсировал договор о нейтралитете с Японией, и стало ясно, что война с нею неизбежна. Тех, кто попал к немцам в плен, эта война радовала, так как они могли в ней смыть позор своего плена, но тех, кто сдался немцам в плен, предстоящая война ужасала — они ведь и немцам сдались из-за трусости. Они на самом деле не хотели бежать на Запад и сбежали туда исключительно из-за трусости. Однако первоначально они хотели просто задержаться в Европе в надежде, что на Дальнем Востоке СССР обойдется без них. Черон пишет, как после войны они ехали на пункт сбора военнопленных.
«Я ехал на велосипеде рядом с грузином, тоже бывшим военнопленным. Воевать я определенно не хотел. Поделился с грузином своими мыслями и предложил ему бежать на первой же остановке. Он отказался. Он совсем не был против армии и говорил, что пойдёт воевать и, может быть, искупит свою «вину». Я не стал его отговаривать, пусть воюет. За собой я никакой вины не чувствовал».
Интересен и способ, каким Черон первоначально хотел задержаться в Европе и избежать призыва:»Существовал еще один выход, чтобы задержаться в Германии на некоторое время. Заболеть венерической болезнью. Не помню точно месяца, мне кажется, что это было уже в конце июня, — был отдан приказ: никого с венерической болезнью на родину не пускать. Это касалось в первую очередь военных, как солдат, так и офицеров. Но скоро этот приказ был распространен на всех, включая остовцев и военнопленных. Для лечения этих болезней созданы были специальные лагеря, потому что речь шла о тысячах людей».
Однако трус есть трус: Черон не рискнул избрать этот способ и удрал на Запад вот по каким причинам: «А как этих «прокаженных» лечили в Германии? Очень старыми и ненадежными методами. Гонорею лечили уколами скипидара и морфия, перемешанными в определенной пропорции. Укол делали в ягодичную мышцу длинной иголкой с расчетом, что впрыскиваемое дойдет до надкостницы. Этот укол вызывал температуру выше 38 градусов, и если температура продерживаласъ хотя бы два дня, то она убивала гонококки. Это было адское лечение, очень болезненное и часто безуспешное. У мужчин отнималась нога, в которую был сделан укол, и две недели надо было учитъся ходить с помощью костылей».