ЧАПАЕВ — ЧАПАЕВ - Виктор Тихомиров

— Ах, какая неприятность! — пылко восклицала она, отталкивая локтем своего мужчину. — Вам нужно в медпункт!

— Я медицинский студент! Я ветеран креста и полумесяца! — радостно проорал, невесть откуда взявшийся Дядя, оказавшийся еще и водителем «москвича», по ходу дела ловко облачившимся в белый халат.

— Без паники! Я довезу его до лазарету! — объявил он, хватая поваленного артиста за подмышки и затаскивая с помощью добровольных помощников на заднее сиденье.

— Вы точно довезете? Вы нормальный? — отступила под его напором женщина. — Вам известно, куда везти?

— Мне ли лазаретов не знать! — глумливо проорал Дядя, как-то слишком заметно обнаглев. — Кому еще и знать их, как не мне!? — радостно вопил он, собираясь тронуться с места, в то время, как Ворон на заднем сидении искал вокруг себя дополнительных подтверждений тому, что он еще жив.

— Товарищ артист! Семен Семенович! — просунулась в дверное окошко дама, протягивая Ворону листок из блокнота. — Возьмите на всякий случай мой телефон, возможно, это жулик. Завезет Вас куда-нибудь! Учтите, — повернулась она к Дяде, — я записала ваш номер!

— Га-а! — заржал Дядя в ответ, — да я нумера сам рисую! — и сорвался он с места, напустив фиолетового дыму.

— Это артист, артист! — прокричала вслед женщина, не обращая внимания на тянущего ее за рукав спутника.

— Нам ли артистов не знать, когда я сам народный артист из народа! — эхом донеслось издалека.

— «Москвич», — вяло подумал Ворон, принимая более удобную позу, — точь-в-точь, как мой, и дымит похожим образом из-за поршневых колец.

— Мне в больницу не нужно, — тронул он водителя за плечо, — мне в другую сторону. Едемте, я заплачу.

— Да я в курсах! Прямо к Раисе Поликарповне и доставлю.

— Ах, вот оно что! Наш, значит, «москвичок», — с опозданием сообразил Ворон и, пристроив под голову локоть, уснул, видимо на нервной почве.

…

Вскоре они подкатили к Раиному дому. Та встретила их во дворе, за накрытым столом. Артист, несколько знакомый с историей искусств, даже остолбенел: так похожа оказалась Раиса на известную Кустодиевскую «Купчиху», несколько, правда, постройнее. Зато продукты на скатерти были точь в точь те же, с рынка.

Дядя, повинуясь мимолетному жесту хозяйки, моментально испарился. Преодолев минутный столбняк, Ворон капризно скривил рот и попытался было скандалить:

— Рая, наверное, ты решила, что раз я тут, то напуган и разоблачен? Так нет же, и еще раз — нет! Напрасно ты сделала ставку на террор и насилие! — сыпал артист, как горохом, тем более шок его от падения совсем прошел. — Как ты додумалась вообще? Как решилась на такое?! Это любовь называется у тебя? Занялась бы лучше физкультурой, да шоколаду поменьше ела, — указал он на увесистую плитку шоколада с медведями Шишкина, которой была придавлена пачка бумажных салфеток, — раз тебе не хватает моего внимания. Представь, у женщины должна быть талия!

Ворон перевел дух, чувствуя, что Рая несколько сникла. Он вынул из кармана платок, чтобы высморкаться. С платком из кармана выпорхнула блокнотная страничка с телефоном дамы с улицы.

— Да если б я только знал! — продолжал артист, даже сморкаясь как-то трагически. — Да понимаешь ли, кто ты после этого?

— Легче на поворотах, Семен Семенович! — обронила Рая, несколько, впрочем, смущаясь.

— А если б я умер!? — наседал артист, — полюбуйся на мою голову! — он нагнул раненый череп, подставляя его для рассмотрения, и увидал плавно опустившуюся записку. А увидав, опрометчиво потянулся к ней, тут же передумал подбирать, передумал еще, словом, произвел суету, сразу замеченную женщиной.

— Вам, Семен Семенович, не дадут помереть, пока Вы из меня всю кровь не выпьете! — саркастически заметила Рая, указывая ярким ногтем на записку.

Ворон прекратил истерику, поднял без утайки листок, затем заглянул в него с искусственным выражением скепсиса на лице. Прочитав, он небрежно скомкал и бросил бумажку в корзину с мусором, запомнив, однако, каждую цифру, поскольку обладал фотографической памятью, не хуже чем у иностранного шпиона.

— Какой вздор, по сравнению с угрозой моей жизни! — произнес он как с трибуны.

— Мало еще… — пробурчала под нос женщина совсем тихо.

— Ну, хорошо, тогда убей меня! Убей насмерть, Рая! — трагически произнес Ворон и высморкался слезами, буквально как женщина. — Убей за то, что я артист! Убей за мою известность, за то, что меня знает народ и… хочет любить меня! — выкрикнул он с пафосом и даже указал обеими руками самому себе на грудь, несколько для выразительности набычась.

Тут Раиса сделала то, чего не ожидала сама от себя, потому что бывают случаи неизъяснимых состояний души, когда человек делается руководим некоей посторонней, но непреклонной волей. Она с размаху, изо всей силы, треснула Ворона прямо в лоб. Удар пришелся по тому именно месту, которое уж было ранено резиновой пулей. Сила его была такова, что артист отлетел с места шагов на пять. Казалось бы, он должен испустить дух. Однако, он как ни в чем не бывало, поднялся и, стряхнув с лацкана прилипший сор, произнес самым обыкновенным тоном:

— Извини, Рая. Видимо, я не прав.

— Я не за народ вас корю, Семен Семенович, — спохватилась и захлопотала женщина, пораженная произведенным эффектом от удара, — а за баб, которые вам без устали глазки строят! А вы точно также — им! — всхлипнула она, — Которые, вон, записочки вам пишут. Знают, нутром чуют, что вы только об этом и думаете! Об их фигурах и…

— Да, Рая. Я думаю об этом! Почему-то господину Фройду можно было об этом думать, — произнес Ворон грассируя, — сочинять книжонки, и никто на него не обижался! А мне, заслуженному советскому артисту, который обязан понимать психологию, создаваемого на экране образа, почему-то, видите ли, нельзя! — опять взял нужный тон Семен. — Но с чего ты взяла и какие у тебя доказательства, что я хоть кому-нибудь из них, — ткнул он выразительно пальцем в сторону мусорной картины, — ответил взаимностью?

— Да нутром чую! — огрызнулась Раиса, — Только не пойму, что вам в них проку? Я-то чем не угодила? Может талии у них особенные, так скажите, будет вам особенная талия. Прямо завтра же перейду на фруктовую диету, хоть это и может отразиться на… — Рая выразительно опустила глаза на грудь, — придется выбирать: талия или что? А это все я кому, спрашивается, приготовила сегодня? Себе что ли? — кивнула она в сторону яств, — хоть вы и не заслужили совсем.

Ворон уже давно не сводил глаз со стола.

— Да уж, это ты благородно поступила, — кивнул Семен, — даже больно смотреть на твое изобилие, — сглотнул он слюну, — с утра маковой росинки не бывало, а тут такое… О, какая прелесть! — искренно обрадовался артист, угадав любимое блюдо под салфеткой.