ЧАПАЕВ — ЧАПАЕВ - Виктор Тихомиров

— Не трусь! — подбадривал Чапаев плывущего по-собачьи Петьку. Туман не давал увидеть другого берега — далеко ли? И, если б не пулеметная стрельба, так еще и уплыть можно было не туда, а как-нибудь наискось, на длинное расстояние.

Беляки, оба офицеры, били из пулемета почти наугад. Иногда туман собирался клоками, и мелькал вроде кто-то в воде.

— Правее забирайте! — командовал ротмистр, — и отсекайте короче, что вы садите длинными, патронов не бережете, как чапаевец! В того цельте, который в шапке! — он нетерпеливо сдернул с плеча винтовку и тщательно прицелился.

— Врешь! Не возьмешь! — как заклинание продолжал покрикивать Чапай, для ободрения товарищей и казалось ему, что позади, за молочно белым простором воды, на дальнем берегу навсегда остается, как отрезанное, все его сапожно-ремесленное прошлое и борьба, и дивизия из революционных масс, и споры до драки с комиссаром о последствиях Мировой революции. Одного только Петьку-щенка тащил он оттуда с собой за шиворот, да Анка неподалеку шлепала ладонями по воде. Впереди ждала его призрачная неизвестность, такая же туманная и зыбкая, как река за спиной.

В очередной раз сильно оттолкнув рукой воду, Чапаев услыхал вдруг впереди новый зловещий звук, как стук. Папаха с дырой посередине подскочила с головы Анны в воздух и, шлепнувшись боком на воду, стала на глазах комдива тонуть. Анны же самой больше не увидал Чапаев, и, ослепшая от водяных брызг Матрена, уж само собой.

Мутный водоворот стремительно потащил равнодушное теперь ко всему тело Стелы Исааковны прямо ко дну.

48

Тем временем в лесу, подле расположения основных сил чапаевцев, пленный чех, под направленным на него стволом комиссарского нагана, вторично пытался запустить заправленный самогоном мотор аэроплана. С этой, второй попытки, мотор или бы завелся, или наган комиссарский выстрелил бы. Другой пленный чех, уже лежал простреленный, как эмблема, поверх изрядного муравейника, поскольку у него машина с тех раз так и не завелась.

Комиссар вспомнил о самолете, потому что решил отличиться перед Чапаевым, как военный, а технику он всегда уважал. С самолета он надеялся разведать расположение частей белых, которые последнее время, как сквозь землю провалились. Значит: задумали каверзу красным — прочь сомненья. Тут и пленные чехи попались под руку.

— Иностранцы, значит, должны в технике кумекать, — довольно здраво рассудил Клочков.

И вот, муравьи в муравейнике уже начали свое муравьиное совещание относительно этого нового, свалившегося на их голову обстоятельства в виде инородного тела, и не могли решить радость это или горе.

Оставалась одна попытка.

Мотор чихнул и завелся, хотя чех и не был авиатором, но всего лишь шофером захваченного чапаевцами броневика.

— Теперь полетим! — скомандовал комиссар, забираясь на заднее место и не опуская прицела. Водитель, все равно уже попрощавшийся с жизнью, решил: «погибать, так с музыкой» и смело взялся за рычаги, о назначении которых мог только догадываться, благо их было не много.

Когда огромный винт превратился в завывающее серебряное блюдце, машину потащило из лесу поперек опушки, затем в свежескошенное поле. Чувствуя на затылке револьверный ствол, чех наугад делал все как надо, и даже при разгоне аэроплан всего лишь раз стукнулся о землю, сломав одно колесо, а затем резко взмыл прямо к облакам.

В поднебесье все сразу же преобразилось. Обоих доморощенных авиаторов захватило такое сильное чувство, что они позабыли классовую неприязнь, противоречия своих воюющих держав и саму цель полета. Все это моментально выдул из их голов упругий и непреклонный встречный ветер.

Чех, желая поделиться с попутчиком своим восторгом от полета, то и дело оборачивался, и комиссар кивал ему с радостной улыбкой и по плечу хлопал. Револьвер был убран и засунут за ненадобностью в карман, поскольку комиссар, все одно, забыл, зачем пустился в полет, но не на шутку опасливо заинтересовался, не увидит ли чего-нибудь такого в небе, что поколебало бы в нем недавно сложившиеся материалистические большевистские взгляды.

И точно, показалось ему на миг, что из-за облака высунулся и строго на него глянул собственной персоной белобородый Карл Маркс. Рука комиссара Клочкова дернулась в сторону лба, вроде как для сотворения крестного знамени, но все же не сотворила его, а вцепилась покрепче в борт кабины. Основоположник же безошибочной теории классовой борьбы сперва заслонился фигурой, напоминающей двугорбого верблюда, затем от него отвалилась вся борода, а через мгновенье и сам он бесследно пропал.

Самолет подравнялся, и появился выбор: любоваться дальше облачным небом или уже просторами земли. Прямо под крылом вилась голубая лента реки, огибающей лес и хутор, в котором ночевал Чапаев. Клочков увидал догорающую избу, другие горящие постройки, мечущиеся человеческие фигурки, всадников. Но все это, поскольку на глаз было очень мелко, то и казалось не стоящими ничего пустяками.

Комиссар раскрыл рот, чтоб запеть, но не вспомнил ни одной подходящей задушевной песни и тогда, от всей души фальшиво затянул «Интернационал». Чех тоже что-то запел свое, никак не похожее на то, что пел Клочков, и тоже громко, изо всех сил. Однако двигатель перекричать никому из них не удалось, они и друг другу не мешали, заливаясь, как два разнородных оперных солиста.

Тут мотор стал давать перебои, в силу того, что самогону в аппарат налили сколько нашлось, минус сколько донесли, а двигатель оказался прожорлив. Пленный чех стал делать попытки маневрирования, которые привели к тому, что аэроплан нырнул и стремительно понесся к земле. Вскоре мотор заглох окончательно, чихнул даже всего разок. Памятуя о сломанном колесе, чех, перекрестившись, попытался угодить на водную, подернутую белым туманом гладь, но не справился с задачей и устремился точно в береговое возвышение, с которого именно по Чапаеву и бил пулемет.

Пулеметчик и ротмистр одновременно и вроде беспричинно повернули головы назад, и чуть не свернули шеи, потому что увидали бесшумно летящий на них прямо с неба, растущий на глазах, более чем странный предмет. Ничего они не успели понять, аэроплан снес их заодно с пригорком и пулеметом, да и взорвался, наконец, смешав комья земли, искры и дым вместе с водой и камышами.

Иностранный подданный, при ударе пробкой вылетел из кабины и, пролетев дугой дюжину метров, кубарем укатился в воду, где уже через минуту обнаружил себя в целости, слегка только контуженным и с несильно вывихнутой скулой.

А комиссар Клочков погиб моментально: взорвался в клочки.

…