Зумана - Е. Кочешкова

— Нет… — качнул головой Шут, — все равно это ничего не меняет… Ну да ладно, не мое это дело. Но… но неужели вам не жаль?

— Жаль. Жаль отца. А корона… — Элея вдруг посветлела лицом, и Шут увидел, что слезы на глазах ее высохли, уступив место чему-то иному… Тому внутреннему пламени, которое всегда неизменно делало ее королевой. — Знаешь, Патрик, я словно бы уронила с плеч тяжелый груз, который долгие годы несла, согнувшись… И теперь мне так легко. Так легко… — загадочная улыбка скользнула по губам принцессы, улыбка из тех, что направлены не вовне, а внутрь.

— Честно говоря, не представляю вас обычной дамой, — ухмыльнулся Шут, прогоняя печаль. — В вас слишком много силы, слишком много огня.

— Огня? — принцесса удивилась и смутилась. — Бесстыжий… все-то ты выдумываешь.

— Нет… — улыбнулся Шут, — это правда. И вы знаете это сами. Ну подумайте только — разве вам не наскучит простая жизнь знатной интриганки? Эти дамские посиделки за чаем и сплетнями, эти пяльца, погоня за модой… Все это слишком на вас не похоже.

Элея качнула головой, тая в уголках губ все ту же неуловимую улыбку.

— Я не знаю, что будет дальше, Патрик. И даже не берусь сейчас загадывать. Моя жизнь еще никогда не оказывалась во власти таких удивительных перемен. Я и помыслить не могла, сидя на троне рядом с Руальдом, что когда-нибудь окажусь в дикой степи. Что сама прогоню своих хранителей, что откажусь от короны и поверю словам чужеземного колдуна.

— Но вы ведь правда верите? — Шут и сам не понял, отчего вдруг так разволновался.

— Правда, — ответила Элея. — Правда, Патрик.

— И вы не жалеете о своем решении? Не хотите, чтобы колдун снял с вас обязательство? — да, ему было очень важно услышать именно это…

— Нет. Нет, друг мой. Я не жалею. И не хочу.

Вспоминая, этот разговор, Шут думал о непредсказуемых поворотах жизни. Наверное, стоило уже привыкнуть к чудачествам судьбы, которая так любила устраивать ему сюрпризы — и счастливые, и каких врагу не пожелаешь. А нынешний был таков, что Шут еще сам не понимал, чего теперь ждать. Впрочем, интуиция настойчиво подсказывала ему, что переживать и волноваться никакого резону нет. Скорее уж наоборот стоило всецело довериться воле высших сил… Но одного он никак не понимал — зачем богам понадобилось впутывать в это Элею? Сам-то он, ясное дело, только того и желал — встретить человека, подобного Кайзе и упросить его о помощи. Но что за диковинная связь повела за ним и принцессу? Что такого сказал ей шаман?

Впрочем, это было уже не важно. Главное он понял — никакого права не имеют господа хранители решать за свою принцессу и осуществлять задуманное. Так что Шут незамедлительно отправился искать уважаемого сэра Дорвела, которому надлежало скорейшим образом объяснить, почему он не имеет права вмешиваться в выбор наследницы. Почему не нужно силой возвращать ее на корабль и уж тем более пытаться как-либо причинить вред шаману. Последнее было вдвойне дуростью, потому что Кайза уже наверняка почувствовал намерения своих «гостей» и был вполне готов к любым сюрпризам.

Далеко рыцари не ушли. Стадо баранов паслось за вторым по счету перевалом. Рядом с животными Шут увидел и хранителей. Они не спешили устраивать бойню, вероятно, никому не хотелось пачкать в овечьей крови свои благородные руки и белые плащи, которые, впрочем, давно стали того же цвета, что и манжеты на Шутовой рубахе.

Его заметили сразу. Насторожились. Шут почувствовал эту отчужденность и неприязнь как легкую тяжесть под затылком, но, сказать по правде, он и сам не особенно пытался натянуть маску любезности. Сначала он хотел отозвать сэра Дорвела в сторонку и тихо убедить его не делать глупостей, но потом отказался от этой мысли. Чутье подсказало, что это будет лишь бессмысленной тратой времени.

Поэтому он даже витиеватых предисловий сплетать не стал. Взял да и сказал прямо:

— Вы не имеете права этого делать.

Почти все рыцари уставились на Шута как на полного идиота, они и не поняли о чем тот толкует. Но сэр Дорвел понял. Он вспыхнул лицом, краска залила даже слегка оттопыренные веснушчатые уши хранителя.

"Все-таки благородство трудно в себе давить" — пожалел его Шут.

Между тем суть разговора прояснилась и для некоторых других стражей. Они запереглядывались, недоумевая, откуда этому подозрительному господину Патрику стал известен их тайный план.

Первым решил выступить тот самый сэр Нурс, который уже давно мучился от желания натыкать принцессиного выскочку во все его недостатки. Главным из которых, разумеется, было отсутствие титула…

— Вы бы, господин шут, не лезли не в свое дело, — едко произнес он, радуясь, что наконец сумеет реализовать давнее хотение. — Вы здесь вообще никто и права голоса не имеете!

"Не иначе, как младший сын или вовсе бастард, — с тоской подумал Шут. — А то откуда бы еще такая потребность на ком-то отыграться… Ну хоть на ком-нибудь, кто слабей и ниже по положению"

— Пусть я и никто, — спокойно ответил он Нурсу, — но право голоса у меня есть. Вы можете, конечно, связать меня вместе с Ее Высочеством и тоже навьючить на лошадку… или вовсе оставить здесь на поживу недобитому колдуну… Можете. Силы у вас хватит. А вот совести? — Шут обернулся к сэру Дорвелу и продолжал, уже глядя ему в глаза: — Я имею право слова. И вы отнимете у меня эту привилегию, только лишив способности говорить, — ему ужасно не хотелось пользоваться подарком Давиана, но это был как раз тот случай, ради которого королевский знак и хранился в кармане у Шута. Он достал его неуловимо и бесстрашно вручил командиру хранителей.

— Ба… — выдохнул рыцарь со сложнозапоминаемым длинным именем и почти таким же длинным носом.

— Светлые боги! — подхватили еще несколько человек.

А сэр Дорвел просто стоял и, стиснув губы, смотрел на золотой кругляш в ладони у Шута. Долго смотрел. Уже все рыцари исчерпали свои изумленные возгласы, а этот немолодой умный человек сражался со своими какими-то внутренними демонами, без эмоций и взмахов руками принимал единственно верное решение…

— Почему вы против? — спросил он наконец, подняв на Шута полные грусти глаза.

— Потому что о н а этого не желает, — без колебаний ответил тот. — Потому что она никогда вам этого не простит. Потому что это сломает что-то очень важное в ее судьбе, — удивленные и скептические взгляды хранителей обжигали как холодный злой ветер. — Это правда! — сердито воскликнул Шут. — Не спрашивайте меня, откуда я знаю! Просто знаю… — сдвинув брови к самой переносице, он рывком убрал королевский знак обратно за пазуху, во внутренний карман куртки. Все равно все уже поняли, с чем имеют дело. И никому уже не надо было говорить, что вот он, Руальдов дурак, шут, игрушка для господ, имеет право не только говорить, но и решать за всех, включая даже горделивого лорда Этена. — В общем, я против, — просто закончил он и выразительно обвел взглядом собравшихся. Чуть поодаль вдруг испуганно принялся блеять баран, резкий порыв ветра захлопал плащами хранителей. Шут прикрыл глаза, чтобы их не засыпало песком, а сам подумал, что вот сейчас его очень просто будет повалить наземь и скрутить. И поминай потом как звали, дескать был такой господин Патрик… А Элее скажут, что, мол, сгинул где-то блаженный. Мало ли куда забрел сдуру…