Закон стаи - Патрик Корриган

— Ох… — только и сказал тот, оседая на пол.

Пес успел проскользнуть между стеной и киммерийцем, оказавшись у него за спиной. Обе собаки замерли на пороге, демонстрируя варвару огромные желтые клыки. Со злорадной улыбкой Конан захлопнул дверь у них перед носом и обмотав ремень щита вокруг дверной ручки, намертво заклинил ее.

И тут где-то в глубине замка запел хор жрецов, воздавая хвалу солнцеликому Митре. Это значило, что свадебная процессия уже на пути к родовому святилищу, а опаздывать к началу церемонии в планы Конана никак не входило. Он бросился бегом по узкому темному коридору, ориентируясь на нарастающий звук голосов, забираясь вглубь строения. Все чаще и чаще на пути его встречались слуги и стражники, провожавшие чужака в необычном наряде удивленными взглядами. Но здесь, в самом сердце замка, никому из них даже в голову не пришло окликнуть или остановить этого странного воина, быстро и уверенно двигавшегося по коридорам.

Конан достиг лестницы, спускающейся к величественному порталу древнего капища, и поспешил укрыться за углом. Бронзовые створки дверей были плотно закрыты, а небольшое помещение и маршевые ступени заполнила плотная толпа солдат с оружием наготове.

"Нужно искать другой вход, — подумал Конан, задумчиво почесав подбородок. — Здесь и мухе не пролететь".

В том, что в храме должно быть несколько выходов, киммериец не сомневался и без промедления взялся за поиски. Он выбрал один из боковых коридоров. Шагов через тридцать в стене

открылось черное отверстие прохода. Аккуратной стопкой рядом высилась гора кирпичей.

Конан, не задумываясь, нырнул в тоннель… Исчезающий в кромешной темноте коридор был так узок, что скорее напоминал трещину, и варвару с его широкими плечами пришлось двигаться боком. Пахло пылью и строительным мусором. Коридор закончился глухим тупиком.

Конан чуть не взвыл от разочарования и уже попятился назад, как вдруг передумал и вернулся обратно. Здесь, в тупике, запах был особенно густым, и пахло ничем иным, как свежей кладкой. Конан ощупал стену и убедился в правоте своей догадки — проход замуровали не позднее сегодняшнего утра. Киммериец уперся в стену плечом и почувствовал, как кирпичи поддались. Ободренный первым успехом, он усилил нажим и чуть не рухнул вместе с рассыпавшейся стеной. За развороченным проходом находилась маленькая, освещенная извне каморка. Свет проникал через слуховое окно, через которое свободно мог пролезть даже варвар. Вместе со светом в помещение проникали и чьи-то голоса. Киммериец выглянул в окно и помрачнел.

Внизу во всем своем зловещем великолепии пред взором северянина предстал центральный зал храма. Беломраморные стены и потолок украшали искусные барельефы с ужасающими мордами фантастических чудовищ, и леденящими кровь сюжетами человеческих истязаний и массовых жертвоприношений. Картинами, как показалось Конану, не слишком приличествующими образу светлого Митры. В середине зала возвышался алтарь, залитый свежей кровью принесенного в жертву барана.

Рядом с жертвенником стоял Яхм-Коах в нелепых тяжеловесных одеяниях, с сосредоточенным видом ковыряясь в бараньих потрохах. За его спиной, приклонив колени на специальной скамеечке, замерли две фигуры, зачарованными глазами наблюдая за действиями жреца. В одной из них Конан сразу узнал Ремину, хоть это и оказалось совсем непросто. От той гордой и независимой девушки, какой запомнил ее киммериец, не осталось и следа. Куда исчез этот воинственный и чарующий блеск серых глаз, живой румянец на щеках и гордая осанка. Сейчас ее лицо было белее мраморных плит храма, пустой безжизненный взгляд неподвижно уставился в одну точку, но и в ней не находил утешения. Грудь девушки высоко вздымалась, словно она задыхалась в чаду коптящих факелов. Но даже такая Ремина была изумительно хороша, отметил про себя киммериец.

Рядом с баронессой находился мужчина, вид которого сразу выдавал его ремесло.

Несмотря на молодость в нем чувствовался опытный воин, привыкший смотреть в лицо врагам. Но сейчас его взгляд, словно загнанный в клетку зверь, метался от Ремины к жрецу, то восхищенный, полный страсти, то исполненный удивления и испуга.

А между тем, жрец разыгрывал перед своими зрителями жуткое кровавое представление. Он извлекал внутренности несчастного животного, внимательно рассматривал со всех сторон и аккуратно раскладывал на поверхности камня, сопровождая свои действия монотонным пением на незнакомом киммерийцу языке. Зал был ярко освещен, но даже свет сотен факелов и торжественный голос жреца, не лишенный по-своему красоты, не могли рассеять той гнетущей атмосферы, что казалось насквозь пропитала сам воздух этого зловещего места. Копан ни на миг не усомнился в том, что здесь творилось величайшее зло и скоро на сцене появятся Силы, пред которыми люди с их мелочными желаниями и тщеславными побуждениями покажутся жалкими насекомыми. Факельный дым поднимался к низкому потолку, и каменные монстры будто оживали в его сизых клубах, ощерившись кинжалами зубов и острых когтей.

Жрец все тянул свою песню-заклинание, не забывая терзать безжизненное тело жертвы. Руки его до плеч были выпачканы кровью, глаза горели лихорадочным огнем, речь становилась все громче и громче.

Внезапно Конан поймал себя на том, что магическое песнопение Яхм-Коаха и сцена жертвоприношения, виртуозно исполняемая жрецом, заворожили и его. Он даже встряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения. Варвар заскрежетал зубами и нещадно себя обругал.

"Еще бы миг и ты бы забыл, зачем явился сюда! Смотри внимательно, это шутовское представление не может длиться вечно…"

Ремина держалась из последних сил. Слезы бессилия душили ее изнутри и разрывали грудь.

Но она не смела даже полунамеком показать своих чувств. Казалось, все случившееся происходит не с ней, а с кем-то другим, и не в этом мире. Что все это лишь страшный сон, и вот сейчас она проснется и больше не будет кошмара. А будет отец — живой, невредимый, веселый, и только добрые, приветливые лица вокруг. На улице пойдет дождь, и она выбежит во двор замка, с наслаждением подставив под ласковые теплые струи лицо и руки, чтобы смыть с себя эту грязь и избавиться от ночных наваждений. Ужас перед неизвестным, что должна она испытать, став игрушкой в руках Яхм-Коаха, задавил в ней последние ростки жизни, связывающие человеческое существо с реальным миром. Что может ждать ее за той неведомой гранью, через которую ей предстоит шагнуть? Неужели ей суждено превратиться в чудовище, стать проклятием всего живого? Забыть, как дивен этот мир, не любить, не страдать, не быть счастливой?!