Суд праведный - Александр Григорьевич Ярушкин

Тимофей Соколов кивнул. А Полунин предупредил:

— Только чтобы без стрельбы и жертв. Нам лишняя кровь не нужна.

Пётр слушал, и холодок разливался по всему телу. Серьезные люди толковали о серьезных делах. И он с ними, с ними, он теперь не один! От этой мысли становилось легко, он даже на Соколова не обиделся, когда тот, отталкивая лодку от берега, на прощание сказал:

— Заеду через три дня. Вы тут на острове сидите тихо. Как мыши. Никаких хождений. Вас сюда не на отдых привезли. Отсидитесь, там посмотрим.

— А со жратвой как? — хмыкнул Николай Илюхин.

— Разносолов не обещаю, но с голоду не помрете, — усмехнулся Соколов. — Я там две корзины оставил, Пётр будет главным распорядителем. Слышал, ты мужик хозяйственный.

Николай хохотнул:

— Из приказчиков!

Пётр покосился на приятеля, но одергивать его не стал. Все одно, горевать вместе.

6

Ротмистр Леонтович был в гневе.

Иван Иванович боязливо поглядывал на болтающийся при передвижениях ротмистра белый шнур аксельбанта. Поднять глаза он просто не решался. Наконец скрип сапог прекратился, ротмистр замер, как будто наткнулся на невидимое препятствие, повернулся к агенту.

— Хорошенькое дело! — рявкнул он. — Ваши «единомышленники» опустошают кассу частного завода «Вена», забирают выручку монопольки на Михайловской, а вы, любезный, ни сном, ни духом!

— Но, господин ротмистр, — виновато развел руками агент. — Как я мог? Меня даже на сходку не пригласили…

— А оружие, похищенное прямо со склада полицейского управления? А украденный шрифт? — наступал на него ротмистр.

— Я предупреждал… — попробовал слабо возразить Иван Иванович.

— Молчать! — прикрикнул Леонтович. — «Предупреждала»! Ничего конкретного вы мне не сообщили, так, слова общие.

— Я пытался… — снова подал голос агент.

— Молчать! — усики Леонтовича хищно вздернулись. — О налете на полицию вы вообще ничего не знали. Да и о похищении шрифта узнали случайно. Нет уверенности даже в том, что непосредственно кражу шрифта осуществили Белов с Илюхиным.

Агент попытался оправдаться:

— Но ведь они сбежали, значит, виноваты…

— Молчать! — совсем взорвался ротмистр. — Не вашего ума дело! Ваше дело держать меня в курсе всех акций, задуманных эсдеками! Где пятнадцать «смит-вессонов»? Где семь трехлинеек? Где десять бердан? Не знаете?! Очень плохо… очень!

В улыбке ротмистра прозвучало столько сарказма и скрытой угрозы, что Иван Иванович затрепетал:

— Но мне кажется, меня заподозрили, мне не доверяют…

— Значит, дали повод! — холодно бросил Леонтович. — Я недоволен вашей работой!

— Сергей Васильевич, как же… — агент задохнулся от обиды.

— Должен заметить, любезный, — опускаясь в кресло и презрительно откидывая русую голову, сказал Леонтович. — Что вы не заслужили права называть меня по имени-отчеству, а потому прошу соблюдать дистанцию. Не забывайтесь…

Агент скорбно уронил плечи, а Леонтович, прикурив папиросу, снова прошелся по кабинету.

— Давайте-ка порассуждаем, любезный… Вы мне тут плетете страшные сказки про некоего маляра-жестянщика, страшного эсдека Соколова, а на поверку что? При обыске у него даже пары паршивых листовок не обнаружили. И это активный эсдек? Ни подозрительных связей, ни подозрительных встреч! Вы, может, сами придумали такую страшную фигуру? Может, это все плод вашего воображения? — ротмистр остановился, вперился в агента взглядом и поинтересовался презрительно: — Знаете, что я сделаю, если вы и впредь будете столь же халатно относиться к делу?

Агент невольно поежился. Леонтович усмехнулся:

— Вот именно! Я просто подскажу вашим «друзьям», кто вы есть на самом деле.

— Но я стараюсь! — пряча испуг, почти выкрикнул Иван Иванович.

— Старайтесь с большим усердием, любезный, — кивнул ротмистр и насмешливо добавил: — Речь идет не только о безопасности государства, но и о вашей личной… Идите!

Проводив агента презрительным взглядом, Леонтович затушил папиросу и поднял телефонную трубку:

— Почтово-телеграфную контору, — и, услышав голос начальника конторы, представился, после чего поинтересовался, в какое время обычно отправляются деньги к почтовому поезду.

— Около полуночи, — сразу ответил почтовый чиновник. — Поезд приходит в половине первого…

— Сегодня вам придется отправить их немедленно, — тоном, исключающим возражения, сказал Леонтович, посмотрев на часы. — Займитесь отправкой. Охрану на станции я организую.

— Простите, сейчас еще только девять часов, — попытался вразумить его начальник почтовой конторы. — Мешки попросту не упакованы и не готовы к отправке.

— А вы постарайтесь, — сухо произнес Леонтович. — Подумайте о своей карьере и постарайтесь. Даю вам полчаса.

Начальник конторы, после небольшой паузы, все-таки решился спросить:

— Что-то случилось, господин ротмистр?

— Пока ничего, — ответил Леонтович и рыкнул в трубку: — Исполняйте!

«Ну-с, господа социалисты, господа экспроприаторы, — подумал он. — Если вы и сегодня обо всем узнаете заблаговременно, значит, какой-то ваш человек сидит и на почте. Мне бы на него выйти, я бы сумел развязать ему язык, а там бы и до остальных добрался!»

Ротмистр Леонтович жестко усмехнулся.

7

Пётр, а следом за ним и Николай, спотыкаясь, брели в темноте по ночному бору. Из-под ног шарахались сонные перепуганные птицы, шелестела под сапогами хвоя. На душе было муторно.

Предыдущие «эксы» дали партийной кассе совсем немного. И снова неудача! Тщательно спланированная операция по нападению на тройки, доставляющие к почтовому поезду мешки с деньгами, сорвалась непонятно из-за чего. Соколов, Пётр и Николай с еще двумя дружинниками не малое время просидели в густом кустарнике на глухом углу Кузнецкой и Михайловской, где было самое удобное место для нападения, но так и не дождались почтовых троек. Зато ровно в половине первого со станции донесся гудок отходящего паровоза — уходил почтовый поезд на Томск.

— Как же это? — растерянно шепнул Пётр. — Где тройки-то?

Понимая бесполезность ожидания, Тимофей Соколов встал, хмуро отряхнул с колен сухую хвою:

— Все по домам. Концерт откладывается.

— Обидно, — не сдержал разочарованного вздоха Пётр.

Соколов только усмехнулся:

— Не в последний раз, еще насмотришься.

И, забрав дружинников, исчез, а Пётр и Николай побрели через бор к покосившемуся домику тетки Агафьи.

В крохотном оконце темного домика виднелся свет. Пётр удивился, поскольку тетка Агафья ложилась спать рано, а уж чтобы оставить зажженную керосиновую лампу, так это совсем было делом невозможным.

— С кем она там?

— Стой тут, — встревоженно шепнул Николай. — Я счас взгляну!

Он быстро подобрался к стене, осторожно приблизил лицо к стеклу и после недолгого вглядывания призывно замахал рукой. Когда Пётр оказался рядом с ним, прошептал:

— Сеструха там твоя… И плачет чегой-то…

Едва они открыли дверь, Татьяна подняла на них полные слез глаза, выдохнула укоризненно:

— Вот опять, опять вы…

— Ты чё, Тань? — растерялся Пётр.

Татьяна всхлипнула:

— Шастаете по ночам с леворвертами…

— Да с чего ты взяла-то? — совсем растерялся Пётр.

— Из-за вас, наверное, сегодня в конторе переполох был… — вытирая глаза кончиком платка, накинутого на плечи, проговорила Татьяна и обиженно шмыгнула носом.

— Какой переполох? — насторожился