Буря и пламя - Элейн Хо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из многих камер доносились стоны. Эрис остановилась у одной из дверей, пытаясь нащупать ручку или рычаг – хоть что-нибудь, лишь бы ее открыть и спасти плененную душу. Как-никак она – сестра двух самых влиятельных жительниц города, и у одной из них сердце еще не зачерствело. А остальным заключенным повезло куда меньше.
– Нельзя их так бросать, – процедила Эрис. – Обязательно нужно им помочь!
Констанция с удивительной силой дернула ее за собой.
– Я пытаюсь, – сказала она, и в ее голосе послышались нотки отчаяния. – Ты ничего об этом не знаешь.
Чем дальше они забирались, тем свободнее становилось в коридоре. Потянуло свежим ветерком, остудившим кожу, влажную от пота, а тишину наконец нарушило звучное эхо шагов. Эрис с благодарностью глотнула свежего воздуха.
Констанция остановилась.
– Тут есть лаз, – пояснила она, опустившись на колени, и положила руки Эрис на шаткие камни. – Вытащи их.
В дыру ворвался уже не легкий бриз, а мощный порыв ветра, и пролился лунный свет. Эрис заглянула в лаз. Он вел в высокую башню с маленькими круглыми окошками, сквозь которые пробивался свет и падал на винтовую лестницу, уходящую вверх, в темноту.
– Раньше тут не было тюрьмы, – пояснила Констанция. – Здесь ночевал сам король Ананос. Храм он не особо любил и предпочитал этот лаз. Виктория хотела заделать его кирпичом.
В лунном свете Эрис различила силуэт Констанции. Сестра по-прежнему была в облачении Второй. Нежный изгиб ее плеч был прикрыт шерстяной тканью – должно быть, с расчетом на то, что так ее осанка станет волевой, как у Виктории, но ткань разве что зрительно укоротила Стаци шею.
Констанция кивнула на лаз.
– Через него ты попадешь в королевский зал, – пояснила она. – Там никого. Я об этом позаботилась.
– А как же ты? – спросила Эрис.
– Уж я с Викторией как-нибудь найду общий язык, за это не переживай.
– Но…
– Виктория скована своим положением. Надеюсь, однажды ты ее простишь. У Верховной священницы нет выбора, особенно если вспомнить, что… что ты сказала. Ты обратила внимание, что она не стала называть тебя рабыней при стражниках? Она по-прежнему пытается тебя защитить. Мы придумаем историю твоего побега, может, даже сможем скрыть, что ты вообще появлялась в городе, но тебе придется его покинуть. – Она уверенно положила руку Эрис на спину и кивнула на лаз.
Эрис скинула ее ладонь.
– Почему ты меня отпускаешь?
Констанция уставилась в пустоту и заморгала, чтобы не расплакаться, но лицо у нее предательски скривилось.
– Меня не было рядом, когда ты так сильно во мне нуждалась, – быстро проговорила она и потупилась. – Когда умер отец, а ваши отношения с Викторией совсем испортились, я не стала ничего предпринимать. А потом ты пропала. Я думала, что ты погибла, и корила себя за то, что последним моим воспоминанием будет то, как я ушла от тебя тогда, в мавзолее. Я так больше не могу. Поэтому и решила действовать. Не хочу жить с осознанием, что убила родную сестру. Это выше моих сил.
У Эрис больно сдавило горло. Она принесла столько бед и горя, а теперь, когда поняла, что хочет это исправить, ее опять прогоняют.
– Мне очень, очень жаль.
– Если бы мы раньше знали… Я бы… – Сестра распрямилась и вытерла слезы. – Больше у нас нет выбора, но у тебя есть. Война неизбежна, Эрис, и мы убьем его. Ты сказала, что осталась той же, но это не так. Просто ты сама пока не понимаешь. Помни: он – Тварь, а Тварь умеет лгать, как никто другой. Не верь словам монстра. Верь родным сестрам.
Я ничему не смогу помешать. Все это время – пока Эрис жила в заточении в городе, а потом и у Чудовища – в голове беспощадно звучало одно и то же слово: свобода, свобода, свобода. Надо было прислушаться к инстинктам. Она пыталась укротить собственные порывы, но это было все равно что заточить пламя в тесную, неподходящую форму.
– Ступай, – велела Констанция. – Поезжай в Тингар, садись на корабль, не вздумай возвращаться. Тебя здесь ничего не держит, я же вижу. – Ее глаза опять увлажнились. Слезы мерцали в лунном свете, как бриллианты. Стаци улыбнулась. – Ты похожа на отца куда сильнее, чем мне казалось.
Эрис прикрыла глаза на мгновение. Она видит сестру в последний раз.
Время замедлилось, неимоверно расширило ее сознание. Эрис глубоко вдохнула. Запястья жгла боль. Каждая, даже самая мелкая, деталь темницы бросалась в глаза, все здание подробно запечатлевалось в памяти, пока в голове вился огромный рой мыслей – такого у Эрис еще не было. Она думала о предательстве Виктории и их бесконечных спорах, о попытке Констанции загладить вину за свое отсутствие, о легионе, который шел к горам, о Мэтью, который дал ей обещание, о своей упрямой, непобедимой надежде, что она сможет остановить войну, о том, что можно было бы ворваться в покои к советникам и вступить с ними в схватку – сразу со всеми – и попытаться сломать печать над городом, хотя велик риск, что она погибнет и ничего не изменится, а свергнутый король не избежит печальной участи.
Эрис бросилась в объятия сестры. Она почувствовала легкий аромат лаванды – Стаци всегда молилась у маленького святилища в уголке богадельни, а травы выкладывала как подношение – и пробежалась рукой по густым, непослушным волосам Констанции.
– Пообещай, что не станешь во всем этом участвовать, – попросила Констанция, прижимая Эрис к себе.
– Обещаю, – искренне ответила та. Ее переполняла абсолютная любовь.
Глава тридцать шестая
Королевский зал расположился в невысоком квадратном сооружении из цельного мрамора – были времена, когда город импортировал его, а залежи известняка еще не обнаружили. Посередине стояли два трона, покрытых пылью и трещинами, в которых застряли кусочки золота. Бока кресел были испещрены темными выемками – когда-то туда были вставлены драгоценные камни, но потом какой-то воришка выковырял их. Сюда никто не приходил, кроме прислужников, которые возносили молитвы в канун дня основания города. Эрис пробралась внутрь. На полу стояла небольшая тарелка с дарами – фруктами и тонким ножом. Рядом был сосуд с пеплом и остатками сожженных благовоний.
Эрис забрала нож и спрятала в знакомый тайник в ботинке. Ручка оказалась куда тяжелее лезвия, и дребезжало оружие громче, чем хотелось бы. Пожалуй, стоило забрать у Чудовища ее старый кинжал, когда оно предлагало. Эрис представилось, как великан играет с ним, крутит в пальцах, вспоминая о своей гостье. До чего странная ревность. И как странно надеяться, что он скучает по ней так же сильно, как она по нему.
Девушка тряхнула головой. Война неизбежна. Нечего тратить время на сентиментальные мысли. И в замке Чудовища, и в городе небезопасно. Если добраться до ворот, можно упросить возницу какого-нибудь торгового каравана взять ее с собой. Чем быстрее она уедет, тем скорее сможет обо всем позабыть. Воспоминания о сестрах и великане поблекнут со временем, и рана затянется.
Она ведь научилась жить в уединении, верно?
Эрис сбежала по ступенькам и оказалась посередине маленькой площади. В самом центре высился памятник из четырех-пяти уровней – тоже выбитый в мраморе. Золотая табличка на нем гласила: «Тварь побежденная».
Саулос и Ананос были изображены как боги с огромными крыльями. Пальцы Ананоса едва касались рукояти меча, а волосы у него развевались, точно он спустился с небес. Саулос держал длинный жезл, он стоял, распрямив спину и руки. А под ними лежал тот самый монстр, которого изображали на всех памятниках, гобеленах и воротах.
Эрис задержала взгляд на Твари. Одной лапой она пыталась загородиться от меча и жезла, нависших над ней. Чудовище хмурилось, пасть у него была распахнута, казалось, оттуда рвется неслышный стон, а заросшее шерстью тело застыло в неестественной, испуганной позе. Эрис внимательно рассмотрела все до единой черточки его лица. Ни памятники, ни гобелены, ни истории – ничего достоверно не запечатлело человека, которого она знала. Он тут был сам на себя не похож, но другого образа, который можно было бы запечатлеть в памяти, здесь не было.
Эрис попыталась вспомнить лицо отца. Портрета у нее не сохранилось. Вот улыбка, седеющие волосы, красная от солнца кожа. Но даже эти черты были размытыми и смешивались. Стройное тело, которым отец мог похвастать в молодости, в памяти Эрис сотрясали приступы кашля, который погубил его много лет спустя.
Неужели и Чудовище я запомню таким? Неужели и оно будет соткано из картин, статуй и маленьких клочков правды?
Нужно было еще попрощаться с отцом. Увидеться с ним в последний раз, если она
