Возвращение Скорпиона - Юрий Кургузов

Я аж взвился в кресле вместе с нею, однако попытался пошутить:

— Какой именно пистолет ты имеешь в виду?

— Не прикидывайся, милый, — был ответ. — Все вы, когда уходите, обещаете мне пистолет, но так до сих пор и не принесли.

("Все"?.. Что это значит?.. Кажется, понял!.. Да, это — подарок…)

С трудом освободив голову из мягкого плена, я нежно поцеловал ее в губы, едва не задохнувшись при этом в винных парах. Глаза "Майки" затуманились.

— Так… принес?..

Я кивнул:

— Да. Но… но зачем он тебе?

Она провела пальцем по старому шраму на моем левом виске.

— Дурачок! Конечно, чтобы убить его, разве не ясно?!

У меня запершило в горле.

— К-кого?

И снова звонкий девичий смех:

— Глупый! Ну разумеется, эту мразь, кого еще. А то он опять замурует меня в больницу, а я этого больше не выдержу…

Ее руки проворно пробежались по моему телу, и вдруг она резко встала и в мгновение ока стянула через голову черное платье. Под платьем ничего не было. Я имею в виду белье. Все остальное было на месте.

Слушайте, я не аскет какой-то там или схимник, но с сумасшедшей…

Однако внутренний голос сурово и жестко приказал: "Надо, Федя. Надо!", и я с волнением протянул лапы к бедной жене подполковника Мошкина.

Но "Майка" неожиданно шлепнула меня по рукам.

Я замер.

— Ч-чего?..

— Ничего, — хихикнула она. — Сперва пистолет.

…. Я положил "макарова" на пол и задвинул ногой подальше под кровать — мало ли.

Она внезапно приникла к моему уху и, возбужденно вибрируя всем телом, шепнула:

— Ты никогда не мечтал стать путешественником?

Я скрипнул зубами.

— То есть?

Влажный укус в мочку.

— Сейчас ты попадешь туда, где давным-давно не ступала нога человека…

— Нога?! — не удержался я.

— Ослик, это метафора!

Я вздохнул и поднял ее над кроватью.

— А давным-давно — это сколько?

Серые глаза потемнели, и она вытянулась на моих руках как кошка.

— Не издевайся! Ты же прекрасно знаешь, что вы приходите раз в месяц…

Укладывая ее на постель, я подумал, что, кажется, в данный момент она вполне в себе и в своем уме. Нет, ну а я-то? Я?..

Уже взявшись за ручку двери, я вдруг услышал за спиной сухой щелчок. Медленно повернул голову…

"Майка" стояла голая посреди коридора и, широко расставив ноги и держа обеими руками пистолет, тщательно целилась мне в переносицу.

В пасти у меня вмиг пересохло.

— Т-ты… з-зачем?..

Она громко расхохоталась:

— Да низачем! Просто так, тренируюсь. — Опустила оружие. — Дурашка, да ведь если я тебя сейчас застрелю, соседи сразу вызовут милицию и тогда я уже не смогу убить мужа, правда?

— Кхгм… правда… — с позорным малодушием, но и немалым облегчением подтвердил я. — Тогда уж точно не сможешь.

"Майка" глубокомысленно нахмурилась:

— Ну вот. А для меня главное убить его, потому что он плохой — запер меня и не любит, только раз в месяц присылает вас. А раз в месяц это же мало, да?

— Ну еще бы! — горячо согласился я.

— А вот ты хороший, — помолчав, добавила она. — Ты дал мне пистолет и любишь меня. Ведь любишь?

— Конечно, люблю, — не отрывая взгляда от ствола, заверил я и робко спросил: — Можно, пойду? А то, понимаешь, на службу опаздываю.

Она кивнула:

— Иди-иди! И приходи через месяц. Сегодня я его убью, через три дня похороны, поминки, потом девять дней, немножко траура… Да, приходи как раз через месяц.

— Обязательно.

Из квартиры я выперся задом и, захлопнув за собой дверь, кинулся вниз по лестнице, точно за мной гнались сейчас все бандиты и менты этого города. Я скакал по ступенькам и думал, что она забыла про "сорок дней". А еще…

А еще меня попутно терзал все тот же извечный гадский макиавеллиевский вопрос — действительно ли все средства хороши для достижения цели?

Нет-нет, сердцем-то я понимал, что не все, далеко не все! Но вот рассудком…

Хотя, думал ли я, что ради достижения э т о й цели придется переспать с сумасшедшей?

Нет, вот такого не думал.

Ей-богу, не думал.

Глава тринадцатая

Когда, минуя мужланские объятия Джона и элегантно, хоть и несколько виновато в душе чмокнув по пути Маргариту в щечку, я ввалился в библиотеку (где еще быть Профессору — только в библиотеке), он сидел в кресле с томом Карлейля в одной руке и стаканом в другой. В том, что в стакане ни молекулы спирта, я абсолютно не сомневался: в отличие от нас, грешных, Профессор "позволял" себе лишь ну уж в самых экстраординарных случаях.

Выглядел он чертовски здорово и почти не изменился за те два года, что мы не виделись, только на висках чуть пробилась седина. Костюм, которым так восхищалась по телефону Маргарита, он сменил на джинсы, футболку и легкую серую куртку. Вот это правильно, тут, дорогой, не твои университеты.

Подняв голову от Карлейля, Профессор увидел меня и улыбнулся. Поскольку я увидел его первым, то и улыбку надел раньше. Подошел и решил вместо приветствия слегка хлопнуть его по лбу…

Дудки. По лбу хлопнул меня он. Карлейлем. Я почесал малость ушибленное место и сказал:

— Да, руками ты всегда работал лучше.

Он возразил:

— Не руками, а головой. — Поставил на журнальный столик стакан, отложил тяжелого Карлейля и встал.

Мы обнялись.

— Прячьте женщин и баб! — трагически прогнусил я. — Прибыла тяжелая кавалерия!

Профессор успокоил:

— Без паники! Женщина друга для меня не женщина.

Вот же язва московская! Я мгновенно помрачнел:

— Эй, это ты про кого?

Он сердечно ткнул меня в бок так, что я едва не присел, и добродушно ухмыльнулся:

— Не психуй. Конечно, я имел в виду тебя, кого же еще…

И оба мы вдруг замолчали, словно тень Серого, подобно призраку отца Гамлета, внезапно появилась рядом с нами.

Первым опомнился Профессор — передёрнув плечами, опять потянулся за стаканом, а я, глядя на его перекатывающиеся под курткой мышцы и холеные кулаки, подумал, что, невзирая на то, что он на пять лет старше, не хотелось бы иметь его в качестве врага… Да он и другом-то был… достаточно опасным.

Мы сели. Он в свое кресло, а я в другое, напротив.

— Рад видеть тебя, старик, — сказал он. — Честное слово, рад!

Как принимающая сторона я не мог остаться в долгу.

— Аналогично. — И совершенно не покривил душой: при любом раскладе Профессора лучше иметь рядом, нежели за спиной.

— Слушай! — вдруг встрепенулся он. — Ну а все же где обещанные женщины? Я, между прочим, потому только и прилетел. Дай, думаю, отвлекусь, увлекусь, развлекусь…

Хотя я прекрасно помнил, что не обещал нашему востоковеду никаких женщин, но говорить об этом не стал: сие его ритуальные элементы игры, и мне они отлично знакомы. Как, впрочем, и ему мои.

Почесал затылок.

— Да имеется тут пара-тройка… — Вспомнил о Ларисе. — Правда, одна сейчас недоступна. Намедни сдал под охрану.

— Ты бугор, тебе виднее, — хмыкнул он. — А вторая?

Хмыкнул и я:

— Вторая?.. Вторая, брат, сумасшедшая.

— Господи Иисусе! — всплеснул он руками. — Аллах акбар! Ну, ты даешь!

Я тяжело вздохнул:

— Ничего не попишешь — производственная необходимость. — Добавил: — Правда, есть еще и третья, но она… Ты Клеща знал?

Он нахмурился:

— Погоди-погоди… Знаком-то не был, но… — Пристально уставился мне в глаза: — Эй, товарищ студент, а это часом не он тут в прошлом году дуба дал?

Я отвел взгляд.

— Он. — Поморщился: — Ну а у него осталась вдова…

Профессор звонко шлепнул себя по лбу:

— Постой, кажется, догадался! Ты — извращенец. Только вот странная специализация — по вдовам. Прямо настоящее некро… муже… ложство какое-то!

— Дурак! — обиделся я. — Я же не с мертвыми мужьями, а с живыми женами!

Он поправился:

— Извини. Тогда — некро… муже… женоложство. Но за каким, интересно, хреном тебя к ней занесло?

Я насупился.

— Помочь хотел, денег дать…

— Ну и помог? Дал?

— Дал, — огрызнулся я. И показал на дверь: — Смотри не брякни!

Профессор картинно вцепился себе в горло:

— Обижаешь, могила! Ну и ничего она?

Я на секунду нырнул в воспоминания о прошлой ночи.

Вынырнул.

— Очень даже ничего.

— Шепни адресок, — потребовал он.

— Фигу. Первым делом самолеты. Вот отлетаем, тогда шепну.

Он возмутился:

— А сам?

— Карма проклятая… — вздохнул я и резко сменил тему: — Да, а как тебе мой пёс?

Профессор кивнул:

— Впечатляет. Интересно, сам додумался или подсказал кто?

Я снова мотнул башкой на дверь:

— Подарили. Ее отец. Щенка в прошлом году.

Профессор развел руками:

— Ну-у, от е ё отца я и крокодила бы принял. "Джон" — это, разумеется, Леннон?