Гвардия Бога Войны - Дэвид Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По правде говоря, Базел едва заметил часовых, потому что все его внимание было приковано к тоннелю. Когда копыта застучали по вымощенной камнем дороге и члены отряда оказались под массивными сводами, на Конокрада снова накатила волна восхищенного трепета. Обычно ему не нравились подземные сооружения. Не то чтобы он боялся замкнутых пространств, – просто обычные размеры тоннелей и пещер, не рассчитанных на градани, порождали у него чувство дискомфорта. Но ширина Дворвенхеймского Тоннеля составляла пятьдесят ярдов, а его каменный потолок терялся так далеко вверху, что казалось, будто он парит над головами, а не давит на них. Через вентиляционные отдушины в тоннель врывались порывы свежего зимнего ветра. Свет был приглушенным по сравнению с дневным, но все же удивительно ярким для подземелья. Через каждые двадцать ярдов в стене были закреплены фонари. У них не было отражателей, как, например, у ламп в доме Ордена в Белхадане, но они все-таки лили ослепительные потоки света по всему тоннелю. Базелу потребовалось какое-то время, чтобы понять, почему это происходит, но когда он понял, то остановился как вкопанный.
Фонарям не требовались отражатели, потому что каменные стены за ними сами являлись отражателями. Стены были не просто ровными, они были отполированы словно зеркало, на их поверхности не виднелось ни единого следа от работы инструментов. Базел в изумлении помотал головой.
– В чем дело? – негромко спросил Венсит, ехавший позади.
Базел обернулся. Жуткие глаза волшебника казались особенно пугающими в таком освещении, они переливались у него на лице двумя озерами колдовского огня. Их перетекающее мерцание стало таким ярким, что при его свете, как подумалось Конокраду, можно было бы читать. Но даже столь необычайное зрелище не смогло отвлечь Базела от странного ощущения, что тоннеля на самом деле не существует. Что он не может существовать.
– Стены, – ответил он через миг. Его голос был тихим, он почти шептал, словно боялся быть услышанным создателями тоннеля. – На них нет следов работы.
– Нет, – согласился Венсит, поворачивая голову и внимательно рассматривая стены. Он оглядел их почти скептически, потом пожал плечами. – На самом деле это даже лучше того, что я видел в Контоваре, – задумчиво протянул он. – Конечно, с тех пор прошло некоторое время. Наверное, память подводит меня.
Базел судорожно глотнул, потрясенный небрежным тоном колдуна. Иногда он забывал о возрасте и колдовской мысли Венсита – конечно, не настолько, чтобы думать, будто он может помериться с ним силами, но потом какое-нибудь случайно брошенное замечание напоминало ему о невероятной древности мага. Вот как сейчас. Никто, кроме Венсита Румского, не мог бы говорить о двенадцати столетиях как о «некотором времени».
На какой-то миг Базел ужаснулся грузу возраста, и знания, и силы, который нес на себе Венсит. Это был человек, оборонявший Контовар. Сражавшийся с самой Карнадозой и ее Советом в первые отчаянные дни войны, ставшей судьбоносной для Империи Оттовара. Человек, чья защита спасла беженцев от преследования Темных Лордов и помогла им остаться в живых. Базел Бахнаксон был не из тех, кто испытывает трепет по любому поводу, но во всем мире не было – не могло быть – другого столь же поразительного существа. На миг Базела охватил смешанный со страхом восторг.
Но этот миг прошел. Не потому, что уважение Конокрада к колдуну стало меньше, но потому, что сам Венсит предпочитал, чтобы к нему не испытывали подобных чувств. Базел просто не мог представить никого менее похожего на могущественных, темных и страшных колдунов из древних преданий, чем этот просто одетый человек, что ехал на лошади рядом с ним. Каждый, кто встречал Венсита Румского, не мог не заметить стального стержня в его душе, но маг никогда не казался гордым, напыщенным или чванливым и никогда не искал богатства или славы. Его авторитет основывался на том, кем он был и что совершил, а не на крепком кулаке, которым можно добиться повиновения. Вечный путник, разъезжающий по делам, часто непонятным для окружающих, он мог внезапно появиться и так же неожиданно исчезнуть. Он чувствовал себя одинаково свободно в обществе варвара-градани и при дворе Короля-Императора. Двенадцать столетий он был сам себе голова.
И сейчас он смотрел на Базела, приподняв седую бровь, и улыбался. Это была странная, всепонимающая улыбка, словно он читал мысли градани и они казались ему забавными. Возможно, подумал Базел, истинная причина того, что Венсит никогда не выстроит себе величественной башни, как те, что описаны в старых легендах, не копит сказочных богатств, не стремится править Духом Топора или Мидрансимом, – гораздо проще, чем это можно было представить.
Он был одинок. Неужели в этом все дело? – гадал Базел. Но могло ли быть иначе? Огненные глаза этого человека видели падение величайшей империи в истории. Он наблюдал крушение империи в Контоваре, занимался трудоемким и болезненным делом складывания вместе ее обломков на побережье Норфрессы. Сколько людей, сколько друзей унесло прочь за все эти годы? Сколько раз смерть забирала их, снова оставляя его одного, снова превращая его в единственного защитника континента? Горе от такого множества потерь может пожрать человеческую душу. Единственным способом избежать страданий было отстраниться от всего, как это сделали эльфы Сараманты, возвести баррикады против собственных чувств, а этого, Базел знал, Венсит просто не мог сделать. Он принимал в свое сердце людей, с которыми ему доводилось встречаться. Всех людей он принимал такими, какими они были, потому что нуждался в них. Они напоминали ему, кто он такой… почему он столько отдал, чтобы так долго защищать их.
– Ты говорил о стенах? – Интонация старика поразила Базела необычной для него мягкостью. Конокрад встряхнулся и заулыбался.
– Ну да, – ответил он, чувствуя признательность за то, что Венсит отвлек его от размышлений. – Я и подумать не мог, что у кого-то достанет терпения так отполировать их. Томанак! Я бы сказал, что никто не способен на подобное.
– А они и не думали их полировать, – пояснил Венсит. Базел уставился на него, потом снова взглянул на стену.
– И что же они, по-твоему, сделали? – как можно вежливее спросил он.
– Да, камень очень гладкий, – согласился Венсит, – но его никто не полировал. Это, – он взмахнул рукой, обводя тоннель, – работа сартнасика.
– Сартнасика? – переспросил Базел. Слово явно было гномьего происхождения, хотя и казалось слишком коротким для их языка. Базел никогда не слышал его раньше.
– Это можно перевести, разумеется приблизительно, как «пастырь камней», – продолжал Венсит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});