За синими горами (СИ) - Алина Борисова

Некоторое время просто смотрю на него недоуменно, потом вспоминаю:

— Ах, да. Мне говорили, у нас с вами разное летоисчисление. Но по-вашему я не знаю.

Энтузиазм ушел. Подъем, злость, непокорность, уверенность «пробьемся!» — все ушло. Наваливалась усталость. И апатия. Не было побега. Прорыва наперекор всем и всему. Была ловушка, куда завлекли Яську, сыграв на ее страхах и на ее совести (или жалости к людям) — не так уж плохо знал Владыка свою приемную внучку. А я всего лишь исполнила роль приманки. Должна была завлечь. И завлекла… Лоу был прав, Владыка не простил… Лоу был прав, я ее погубила…

— Да что ж ту дебилкой-то претворяешься? — раздражается начальник. — Полных лет сколько?

— Двадцать один.

— Родилась где?

— За горами. У нас они называются Западными, а для вас они, наверное, Восточные, я не знаю…

— За горами, значит, — он смотрит на меня весьма скептически. — Ну, раз за горами, значит, у нас налицо незаконное пересечение границы, и я обязан буду депортировать тебя на родину в кратчайшие сроки. Разумеется, если за тобой не числится более тяжких преступлений.

— Обязаны будете что? — опять не поняла его я.

— Вернуть тебя обратно за горы, что ж еще, — пожимает он плечами. — У тебя ведь, как я понимаю, нет разрешения на въезд, соответственно, находиться на территории нашего государства ты не имеешь права.

— Да вы что?! — я, наверно, белею от ужаса. — Я же человек! Я бежала к вам, к людям, потому что моей жизни угрожала опасность… Если вы вернете… меня же убьют!

— То есть все-таки опасность… И как же ты дожила там до столь серьезных лет, если там так опасно, хотелось бы знать?

— Как и все до определенного времени. Просто потом я попала в поле зрения вампиров и оказалась невольно втянута в их семейный конфликт… Не все вампиры считают достойным своего имени и статуса поддерживать отношения с людьми, поэтому…

— Что-то ты врешь, девочка. За горами людей нет, это общеизвестно. Поскольку ужиться с подобными тварями…

— Нет?! — я аж вскочила от возмущения. — А питаются они, по-вашему, чем? Березовым соком? А все те тысячи пленных, которых они изымали с этих территорий несколько столетий назад — они что, все сгинули единомоментно? Их всех сожрали в тот же день? Что ж тогда вас-то всех не трогают?

— Нашла о ком вспомнить. А не приходило в голову, что потомки тех, что в течение столетий рождались и умирали в плену у этих тварей, едва ли сохранили бы человеческий облик? Им просто негде было бы выучиться хорошим манерам. И им давно уже не требовалась бы столь богатая и грамотная речь. И они просто патологически были бы не в состоянии повышать голос на тех, в чьей власти находятся, — он смотрел на меня, словно на пойманную на лжи первоклассницу. — Так что все твои попытки косить под простушку, не знающую, какой сейчас год или что такое отчество, считай, провалились. Вариантов вижу ровно два: либо ты действительно из-за гор, и тогда ты специально обученный вампирами лазутчик-диверсант, пойманный при попытке проникнуть на нашу территорию. Либо ты завербована вампирами для тех же целей из местного населения, поскольку потомки уведенных в плен людей за прошедшие века оскотинились настолько, что воспитать из них что-либо путное уже невозможно… И что-то мне кажется, что последний вариант куда вероятней.

«За горами людей нет», «оскотинились настолько»… Я чувствовала, что щеки мне заливает румянец. Ненавижу. Как же я его сейчас ненавижу!

А он смотрит с такой понимающей ухмылкой, явно принимая мой румянец за признание в его правоте. И понятно, что ничего уже не докажешь, что он все решил, но молчать…

— Назвать человека животным в моей стране считается самым страшным из оскорблений. Всегда подозревала, что это придумали вампиры, чтобы противопоставлять нас — жителей Страны Людей, формально независимого от вампиров государства — и тех, кто живет на территории Страны Вампиров и официально предназначены вампирам в пищу. Вот их действительно называют животными и содержат в условиях, далеких от цивилизованных. Все знают, что вампиры питаются ими, и никому их не жалко, «ведь они же животные». Вот только скотом их не называет никто и никогда. Нашими дикими, лишенными разума предками — это да, но не скотом. Даже вампиры со всем их цинизмом до такого не додумались. А вот люди, те самые, свободные и настоящие люди, которые и существуют-то только потому, что есть мы — несвободные и ненастоящие, пошли значительно дальше. Объявили нас всех скотом и отреклись от родства! Конечно, теперь нас не надо спасать от нашей участи, за нас не надо переживать, о нас не стоит даже помнить. Хотя, быть может, наши с вами предки, жившие триста лет назад, были родными братьями: мой попал в плен, а ваш вовремя уехал из города по делам.

— Что ты заканчивала? — невпопад поинтересовался он, ничуть не тронутый моей тирадой.

— Светлогорский государственный университет, — тем не менее, ответила, раз уж он интересуется. — И я не закончила, отучилась всего два курса. Потом попала за Бездну. Там образование для людей не предусмотрено.

— За бездну — имеется в виду за Границу? За горы? — деловым тоном уточнил он.

— Нет, Бездна это не горы. Это провал, разрыв земли по руслу одной из Великих Рек. Она, конечно, является границей между землями людей и вампиров, но официально ее никто так не называет. Граница — это внешний контур всей территории. А Бездна — наша, внутренняя, — пояснила ему, радуясь, что он начал слушать, а не обвинять меня дракос знает в чем. — Она на востоке. Собственно, Страна Людей расположена между двух естественных преград… — дальше я что-то бесконечно долго ему рассказывала, он задавал наводящие вопросы, Каховский печатал. О географии, политическом устройстве, экономическом, социальном, характере моих взаимоотношений с вампирами — обо всем подряд и обо всем вперемешку, словно он надеялся меня запутать, будто все ждал оговорки, ошибки.

Хотя — я не знаю, с чем он сличал мои ответы. Он старательно делал вид, будто не знает о жизни за горами вообще ничего. И все еще не верит, будто я и в самом деле оттуда. Что не помешало ему раз пятнадцать в самых различных вариантах спросить, а какое же, собственно, у меня задание.

Как вышла из кабинета, помню уже как в тумане. Да и что послужило причиной — то ли я не смогла больше говорить, то ли он слушать — прошло мимо моего сознания. Смутно помню, что меня фотографировали для каких-то документов, отобрали (с подробной описью и под роспись) верхнюю одежду, рюкзак со всеми вещами и «ювелирные украшения». Стоит ли упоминать, что последние я больше никогда не видела?