Жизнь и смерть генерала Корнилова - Валерий Поволяев

Китаец захрипел, схватился за шею одной рукой, отшатнулся, показал противнику крупные жёлтые зубы, Подголов извернулся и ударил его прикладом по голове. Китаец выронил топор, Подголов ударил противника снова — старшему уряднику было важно добить хунхуза, свалить на землю, подмять, не то этот живучий гад снова бросится на него. Этот китаец — боров здоровый, может много бед наделать. Хунхуз охнул сдавленно, зашатался. Подголов ударил его в третий раз.

Пока китаец возился, трепыхался внизу, под копытами коня, Подголов выбил из ствола винтовки застрявшую гильзу, в ствол загнал новый патрон, оттянул затвор и наставил трёхлинейку на китайца:

   — Поднимайся, ходя!

Созинов тем временем справился со вторым верзилой — тот валялся на земле и, держась обеими руками за живот, стонал.

   — Он у тебя что, беременный? — со смешком выкрикнул Подголов. — Чего за брюхо держится?

   — Да едой своей похвалиться хочет. Слишком нежный оказался. Не смог переварить казачье железо.

Банда, налетевшая на нижние склады, оказалась многочисленной — в ней насчитывалось сорок три человека. Восьмерых хунхузов стражники поста номер четырнадцать взяли в плен, девять человек убили — ровно столько, сколько разбойники убили китайцев, — остальные ушли. В том числе ушёл и предводитель банды — бывший шахтёр по прозвищу Янтайский Лао.

Лао — в переводе на русский — старик. Человек этот — сильный, угрюмый, с переломленным носом и бельмом на правом глазу — работал когда-то на знаменитых Янтайских копях, добывал лучший в Китае уголёк, там потерял глаз и изуродовал себе лицо, был подчистую списан и, оставшись без работы, подался в «красные бороды».

Став «краснобородым», действовал напористо, резко, нагло, успешно совершил несколько ограблений, разбогател, сколотил одну из самих удачливых банд, державшую в страхе едва ли не треть населения, находящегося в «полосе отчуждения» КВЖД. Если Янтайскому Лао наступали на хвост, он поспешно выдёргивал его из-под казачьего каблука и уходил вглубь Китая, в места, куда казакам доступа не было, отсиживался там, потом снова объявлялся на богатой железной дороге.

Так в бандитах Янтайский Лао и поседел, сальная жиденькая косичка его, похожая на высохший щенячий прутик, сделалась серой, покрылась плесенью от того, что никогда он не мыл бородёнку свою, состоявшую из пятнадцати или шестнадцати длинных, свивающихся в колечки волос, Янтайский Лао регулярно красил косичку индийской хной, и она у него делалась красной, как несъедобные морские водоросли.

Узнав, что на складах лесных обществ побывал Янтайский Лао, Созинов с досадой хлопнул кулаком по штабелю досок:

   — Где же этот стервец? Очень хочу встретиться с ним... Где он?

Пленный китаец — тот, которому Созинов отшиб живот, — усмехнулся, издевательски глядя на младшего урядника:

   — Янтайского Лао не достать. Это, русский, тебе не по зубам.

Созинов в ответ весело рассмеялся, клацнул белыми зубами, пугая китайца:

   — И по зубам, и по губам, бачка. Ты не знаешь, с кем имеешь дело.

   — Знаю. Я даже твоё прозвище, русский, знаю.

   — Какое же у меня прозвище?

   — Фазан.

   — Это почему же я Фазан? С какой такой стати?

   — Ты рыжий, как фазан в китайской степи... Потому и — Фазан!

   — Тьфу, — отплюнулся Созинов и поднёс к носу китайца кулак. — Я тебе покажу-у... Фазан! Тьфу! Долго будешь по кустам кувыркаться. Теперь доложи-ка мне, узкоглазый, куда ваш дед этот, Лао, подевался?

   — Не знаю.

   — Он в налёте участвовал? В посёлке вместе с вами был?

По лицу китайца пробежала тень, он поморщился, потрогал пальцами голову. Китаец этот был хорошим актёром — несмотря на звон в голове, актёрствовал довольно точно, дал понять, что намерен жаловаться — русские покалечили его, — в следующий миг он произнёс знакомую фразу:

   — Моя твоя не понимай!

Это была коронная фраза, которой при случае пользовались все китайцы на КВЖД.

   — Не понимай, ага. — Созинов усмехнулся, потом проговорил решительно, не спуская глаз с китайца: — Поехали на пост, там ты живо всё поймёшь!

Во взгляде китайца появилась испуганная тень, губы задёргались сами по себе, и он произнёс отчётливо и очень чисто:

   — Янтайский Лао был здесь.

   — Куда он ушёл?

   — Не знаю.

   — Когда ты видел его в последний раз?

   — Три часа назад.

   — Где?

   — Здесь же. Вон там. — Китаец повёл головой в сторону склада Скидельского.

Созинов переглянулся с Подголовым. Тот понимающе наклонил голову.

   — А ведь он не мог далеко уйти, Иван Васильевич!

   — Не мог, — согласился с младшим урядником Под голов, — только найти его мы всё равно не найдём.

   — Жалко, хотелось бы встретиться с этим мастером кайла на узкой тропке.

   — Бог даст, Вася, и встретимся, — рассудительно произнёс Подголов и, погрозив пальцем китайцу, будто несмышлёному гимназисту, добавил убеждённо: — Обязательно встретимся.

Убитых хунхузов стащили в центр посёлка, примыкавшего к складам — девять плохо одетых, в дырявых кофтах из облезлой синей бумазеи — похоже, ткань эта была у Янтайского Лао форменной, — испачканных кровью и грязью тел. Трое хунхузов были сильно изрублены шашками.

   — Потери у нас есть? — запоздало поинтересовался Созинов.

Убитых у стражников не было, а вот раненые имелись: одному, забайкальскому казаку по фамилии Гурьев, хунхуз навылет прострелил плечо, второй пострадал от ржавого кривого ножа.

   — Ах, ребята, ребята, — страдальчески поморщился Подголов, — как же вас угораздило? С этим народом надо вести себя аккуратнее, не себя под нож подставлять, а шашку или приклад винтовки.

Один из убитых хунхузов обликом походил на русского.

   — Это гуран, — осмотрев его и глянув в остановившиеся глаза, сделал заключение Подголов, — наполовину русский, наполовину барга. Бурят-баргинец. Возможно, сбежал с нашей каторги, из Нерчинска или с Шилки... Такой народец здесь встречается часто.

Рабочие, убитые хунхузами, были китайцы, все до единого, все девять.

   — Свои своих порешили, — болезненно морщась, пробормотал Подголов, покачал головой — ему было жаль этих людей, жалко убитых китайских рабочих, у которых наверняка остались детишки, жалко желтолицых хунхузов, порубленных шашками, жалко самого себя, вообще жаль жизни такой, в которой люди вместо того, чтобы ходить друг к другу в гости, гонять зелёные чаи до упаду — чем больше чая, тем крепче здоровье, зелёные чаи эти и приятны и полезны, пить хану, тёплую забористую водку, и есть рыбу с молодым папоротником, — хватаются за пистолеты и ножи.

Не дело это, ой не дело.

   — Да. Свои своих. — Созинов пошмыгал носом, поднял голову, прислушался — не раздастся ли какой-нибудь подозрительный шум в тайге, не затрещат ли выстрелы, ничего не услышал и вновь пошмыгал носом. — Может, Иван Васильевич, всё-таки попробуем пошуровать в тайге — вдруг Янтайского Лао накроем?

   — Нет. — Подголов, как старший по званию среди стражников, был твёрд. — Только лошадей да людей уморим... Бесполезно, Вася.

   — Тьфу! — Созинов сплюнул себе под ноги. — Но всё-таки, дядя Ваня, я этого старого проходимца изловлю.

   — Дай Бог, Вася, нашему теляти волка скушать, — рассудительно проговорил Подголов. — А пока у нас другая задача, более важная — раненых отправить в больницу, пленных — в штаб отряда, к господину Корнилову.

   — Мой земляк, — не преминул похвастаться Созинов.

   — Я знаю.

Не было дня на огромном участке корниловского отряда, чтобы хунхузы не нападали на железнодорожных рабочих, на фанзы строителей, на посёлки; они даже пытались останавливать составы, но охрана выстрелами из винтовок отгоняла «краснобородых» от вагонов; не зафиксировано ещё случая, чтобы хунхузы одолели поезд, а вот железнодорожных рабочих щипали здорово.

По прикидкам Корнилова выходило, что нужна ещё одна бригада — или, по пограничной терминологии, отряд, — чтобы навести на дороге порядок.

Он вычертил схему, на нитке дороги обозначил крупные станции — Шаньчжи, Ачен, Вэйхэ, Муданьцзян, Суйфыньхэ, на которых хунхузы стараются не появляться, обозначил посёлки, находящиеся в тайге, красным карандашом обвёл те точки, где разбойники появляются чаще всего, и невольно зажмурился: в глазах рябило от красного цвета.

Но и среди красного густотья у хунхузов имелись свои, наиболее любимые точки, Корнилов обвёл их посильнее. Ряби стало больше.

Пограничные посты Корнилов обвёл синим карандашом, около каждого поставил число, на сколько бы человек он увеличил пост, чтобы местность можно было постоянно прочёсывать, как гребёнкой. Плюс неплохо бы иметь подвижные группы, которые можно на конях либо дрезинах перебрасывать из одного горячего места в другое, плюс лечебные команды в живописных местах, куда можно было бы отводить людей на отдых, учёбу, восстановление, ежели человек здорово пострадал в схватках с хунхузами и в глазах у несчастного начали прыгать проворные кровавые чёртики... В общем, выходило, что отряд надо увеличивать как минимум в полтора раза.