Изобретение театра - Марк Розовский

Сегодня это в театре делают многие. Зрители очень любят такой театр. Театр, где мысль облечена в какую-то метафору, в какой-то поэтический мир. Соединяйтесь с этим поэтическим миром. Если этим увлечься, то может получиться и забавно, и озорно, и очень зрелищно, и самое главное, почувствовать еще темпоритм будущего спектакля. Он должен быть очень стремительным. Но вместе с тем должны быть очень точные акценты, остановки смысловые, которые подчеркивают мысль. Вот тогда, мне кажется, будет настоящий гротеск.

Это всегда трудно играть. Если удастся, чтобы все работали в едином стиле, на одном театральном языке, в ансамбле. Надо договориться, во что мы играем, на каком языке. Как мы балуемся, как мы живем вот в этом баловстве. И это баловство, и озорство, конечно же, зиждется здесь на слове Достоевского, на извивах его речи. Мы должны эту речь постичь.

Сейчас мы очень далеки от результата. Но когда начнем делать, мне кажется, мы займемся постижением, и благодаря этому постижению образ будет объемный, выразительный, заразительный. О каждом персонаже можно сказать отдельно.

Вы почувствовали, что такое Иван Матвеевич – прекраснодушный милый человек, который закончил работу. Он идет в отпуск. Вот обстоятельства. Я иду в отпуск! Как мне хорошо! А тут предложение – идем посмотрим крокодила. Товарищ есть. Собираемся. Идем, посмотрим диковинку. Начало должно быть абсолютно блаженно идиллическим во всех отношениях и взаимоотношениях. Любовь мужа и жены. Безмерное количество поцелуйчиков, поглаживаний, ухаживаний друг за другом, любви и дружбы с товарищем. Это семья втроем живущая, но без всякой пошлости, без всякой гадости. Мы друзья. А потом начинаются эротические катаклизмы, понимаете? Взрыв происходит. Вдруг все оказывается враньем! Тут же. Муж в животе сидит, а я, друг, к ней, к жене его лезу, и она вместо того, чтобы дать ему пощечину… ей это приятно! И она флиртует! Но надо же бороться за жизнь своего мужа! Да, она поборолась немного, потом тут же стала говорить о деньгах, о пенсии, о том, что сделайте мне то, это, а вообще-то я пошла тут же налево! Натура, конечно, чисто женская… надо очень ярко сыграть сию Елену Ивановну. Замечательные эпизодические роли Муттер и Немца. Это должен быть каскад, фейерверк такого темпового текстового, если хотите эстрадного блестящего извержения эмоционального. Такие роли, если они получаются, доставляют радость зрителям и самому артисту. Это фонтан. Абсолютно ритмически организованный, интонационно, и пластически, конечно. Далее вся компания этой бюрократии, кажется крохотные эпизодики, но мы их проведем тоже через весь спектакль. Это система. Это стена. Ну, ничего не тоскуйте по этому поводу! Выразительно все будет и очень театрально.

Ну, вот то, что я вкратце предполагаю в этой работе.

– Как вы нашли?

– Я Достоевского читаю. У него много есть еще так называемого «второстепенного» – «Сон смешного человека», «Записки из подполья», есть «Чужая жена и муж под кроватью». Есть вот такого рода малые произведения. Но без них Достоевский неполный, Достоевский без Достоевского. Кстати, пьесу «Крокодил» сделал много лет тому назад, кто б вы думали? – Сергей Владимирович Михалков. Сергей Михалков. Ужасная пьеса! Полное непонимание, что такое Достоевский. Как будто Игнатий Пафнутьевич написал пьесу по Достоевскому. Пьеса без осмысления Достоевского. Даже дело не в пьесе, а дело в никаком прочтении. Не то, что мы должны «осовременивать», но в этой игре, мне кажется, все очень будет живое и будет ассоциироваться с сегодняшним днем. Тема карьеры и самоутверждения себя в этих странных обстоятельствах, мне кажется, злободневна. Тема России, ее безбожия, ее ответственности за свое безбожие…

…Музыка Олега Кострова, мне она очень нравится. Она очень эксцентрична, очень живая. Очень энергична, гротескна и она уже полностью подобрана. Я просил бы включиться в эту работу режиссера ассистента. Слушаться его, потому что его устами буду говорить я.

Завтра мы читаем второй акт.

Марк Розовский

Дуэт из Москонцерта

Музыкальный спектакль

Использованы воспоминания Бориса Сичкина

Постановка и сценография Марка Розовского

Премьера – май 2005 г.

Эту работу я посвящаю любимым и уважаемым мною людям-артистам советской эстрады. О-оо, среди них практически не было бесталанных людей!.. Каждый – личность, индивидуальность, исключительно интересный человеческий тип, характер… От трубача в каком-нибудь джазике до звезд первой величины – все с юмором, с сумасшедшинкой, со своими представлениями об искусстве и жизни.

Конечно, попадались и прожженные пройдохи, но с каким темпераментом, с каким искрометным умом…

Бывали и завзятые пошляки, чье дурновкусие соответствовало эпохе, менее всего ценившей в личности личность, жившей по спущенным сверху идеологемам и догмам.

И все-таки эстрадники были свободными людьми, часто шедшими вопреки и поперек общепринятого. Их способ жить и творить не укладывался в нормы советизма даже тогда, когда они восхваляли режим – это был своеобразный китч, это было просто смешно.

В свое время я ставил номера самому Аркадию Райкину, делал программы Ильченко и Карцеву, снимал на тогдашнем телевидении всякие веселые передачи, режиссировал первую советскую рок-оперу и первую московскую «Юморину»… Мне приходилось бывать в должности Главного режиссера Московского Мюзик-холла, постановщиком спектаклей в Театре миниатюр и Театре «Фитиль» – э, да что говорить, вся моя жизнь начиналась в Эстрадной Студии МГУ «Наш дом», из которой вышли Геннадий Хазанов, Александр Филиппенко, Михаил Филиппов, Максим Дунаевский, Виктор Славкин, Семен Фарада, Александр Карпов и др. Под «др.» подразумевается и движение КВН в нашей стране.

Говорю это для того, чтобы подчеркнуть не только свою СВЯЗЬ с жанром, но еще и пропеть ему дифирамб, ибо до сих пор помню фантастические лица и характеры, зажигавшие огни праздника в человеческих душах. Мне вспоминаются дружеские отношения с Женей Кравинским, Борисом Сичкиным, Эдиком Смольным… Сегодня их нет среди нас, однако их голоса и жизнелюбие остаются со мной и во мне.

На основе этих воспоминаний и впечатлений я написал пьесу «Дуэт из Москонцерта», постановка которой приурочена ко Дню Театра, случайно совпавшему с Днем рождения Театра «У Никитских ворот». Мне хочется, чтобы зритель этого спектакля полюбил его героев – немного вздорных, шелапутных, но таких по сути своей чистых и искренних. Фейерверк страстей во времена клинического застоя.

На самом деле эта пьеса – пьеса о Любви. О том, как талантливые люди выходят окрепшими в своих чувствах друг к другу после жутких испытаний, посланных им судьбой. Это значит, что этот спектакль – не только спектакль о Любви, но о Любви всепобеждающей, Любви высокой. И это несмотря на то, что спектакль – камерный, скромный на вид и притом требующий от двух актеров-исполнителей незаурядного мастерства (психологическая точность, энергетика, юмор, музыкальность, пластика, эксцентричность, искусство трансформации) – Ирина Морозова и Игорь Старосельцев, уверен, удивят вас.

Мне хотелось возвратить зрителя в шестидесятые годы с их наивом, иллюзиями и азартом чувств, погрузив спектакль в атмосферу песен и песенок тех лет, о которых кто-то (наверное, это я) сказал: можно порвать со своим прошлым, но нельзя прошлое порвать.

Август Стриндберг

Пеликан

Семейная драма

Постановка Марка Розовского

Сценография и костюмы Серена Брунеса (Швеция)

Премьера – июнь 2006 г.

Запись с репетиции

РОЗОВСКИЙ. Он – женоненавистник. Легендарный. Как и Чехов. Прочитайте рассказ «Душечка» и согласитесь со мной: более беспощадного портрета женщины в мировой литературе нет!.. Еще у Чехова есть «Попрыгунья» – снова убийственный образ. Другие – тоже хороши!..

Но это вовсе не значит, что и Чехов, и Стриндберг были действительно «необъективными» по отношению к женскому полу. Скорее наоборот, им хотелось идеала, в котором переплетались бы в гармонии женственное и духовное, ум и красота, смирение и энергия самоутверждения. Стриндберг был скандинавским предтечей Чехова, утверждая «новую драму» в конце XIX – начале XX веков через преодоление однолинейности характеров, – во множественности мотивов поведения человек воплощался в сценическом пространстве сначала как загадочное, полное таинственных, глубинно спрятанных патологий существо, затем происходило весьма прозрачное преображение – и все «непонятное» делалось понятным, мистическое и фантасмагорическое получало вполне логичные обоснования. Вот почему из Стриндберга в ХХ веке вырос другой шведский великан – Ингмар Бергман, взявший от своего культурного предка то миросознание в творчестве, которое органично, я бы сказал, монолитно выражало фрейдистский психологизм в сочетании с чувственной ирреальностью сна, мечты, воспоминания, мифа, любой аномалии…