Забыть всё - Тэми Хоаг

— Да. Но это еще не делает его виновным.

— И вы не помните, был ли он в тот вечер дома?

Она пристально посмотрела на него.

— Я вам сказала: был.

— Но вы не помните, выходил ли он из дома в тот вечер.

— Нет. Я уверена, что не выходил. Питер не особо любит гулять.

— Только играет в гольф и в карты с людьми, которых вы не знаете, в местах, о которых вы понятия не имеете, — сказал Винс твердым и холодным тоном. — Это кажется мне странным, миссис Крейн, потому что вы производите впечатление женщины, которая держит мужа на коротком поводке.

Ее глаза округлились.

— Прошу прощения?

— Вы любите все контролировать. Хотите быть главной. Спорим, окажись я в вашей кухне или ванной, я увижу огромную доску, на которой все будет расцвечено разной маркировкой. Я прав?

С каждой секундой она злилась все больше.

— Нет ничего плохого в том, чтобы быть организованной.

— Конечно. Только вот контролирование — это другое, — возразил он. — Контролирование — это когда вас возмущают люди, которые не следуют вашей линии поведения, вашему сценарию, которые задают вопросы, на которые вы не хотите отвечать.

Винс окончательно сбросил с себя маску Мистера Добряка.

— У вас сносит крышу, и вы считаете, что можете кричать на людей, угрожать им и поступать по-скотски с любым, кто перечит вам.

От удивления у нее отвисла челюсть.

— Прошу прощения?

— Не нужно вам мое прощение, — отрезал Винс. — Вы хотите только дать мне по яйцам, так? Потому что я не делаю того, что вы хотите, и не верю тому, во что вы хотите меня заставить поверить, потому что это ваш умысел. Я сильнее и важнее вас и не стану внимать всему вашему собачьему дерьму. Я вам не какая-нибудь учителка пятиклашек, которую вы можете третировать и запугивать.

Лицо Джанет Крейн было пунцовым, глаза едва не вылезали из орбит. Винс ждал, что ее волосы вот-вот встанут дыбом. Она указала на дверь.

— Пошел вон! Пошел вон из моего дома!

Винс засмеялся.

— А то что? Полицию вызовете? — Он указал на Мендеса. — Полиция со мной. Где ваши свидетели? Кто станет защищать вас? Ребенок, которого вы пичкаете лекарствами, чтобы он не докучал вам?

Она повернулась к Мендесу.

— Может, вы что-нибудь сделаете?

Мендес нацепил гримасу такого безразличия и полнейшего равнодушия к ее нуждам, что не сделал ничего, кроме как повел одним плечом.

— Он старше по званию.

— Я звоню мужу, — заявила она, бросаясь по коридору в красивый кабинет с двумя столами и белоснежными книжными полками, которые возвышались до потолка.

— Так вы все-таки знаете, где он, — резюмировал Винс.

Джанет метнула на него яростный взгляд и схватила трубку.

— У него в машине сотовый телефон.

— Да что вы? Зачем это? Чтобы его могли вызывать на всякие срочные чистки зубов? — осведомился Винс. — Такая дорогая игрушка…

— И что? — взвизгнула она, тыкая кнопки.

— А то, что он работает в десяти минутах от дома. Зачем ему сотовый телефон? Вы нам говорите, что он редко уходит из дома, когда не работает. Когда шестерит у вас.

— Но сейчас его нет, — заметил Мендес.

— Точно, — согласился Винс. — Только я сомневаюсь, что он с приятелями играет в карты в машине, да и зачем телефон, когда играешь в карты? Эти штуки надо таскать с собой в чемоданах.

— Бессмысленно, — сказал Мендес. — Только если он не выдрессирован до такой степени.

— В этом все дело? — спросил Винс, выдергивая вилку телефона из розетки. — Вы настолько запугали своего мужа, миссис Крейн?

Она была настолько рассерженна, что в ее глазах стояли слезы, а губы дрожали в попытке удержать колкость, которую она хотела выплеснуть на него, но издала лишь какие-то булькающие звуки.

— Ведь такое доминирующее поведение, тотальный контроль может вызвать ужасную реакцию у партнера, — сказал Винс.

— Эдмунд Кемпер, — усмехнулся Мендес.

Винс кивнул и обратился к Джанет Крейн:

— Эдмунд Кемпер столько лет подвергался давлению со стороны своей матери, что все кончилось убийством сокурсников в колледже и отрезанием их голов — он так спускал пар.

— Мой муж не убийца!

— Вы уверены? — тихо спросил Винс. — Он был последним, кто видел Карли Викерс в тот день, когда она пропала. Он был знаком с Лизой Уорвик из Томасовского центра. И был арестован в Окснарде за секс с Джули Паулсон. Это либо пропавшие, либо убитые женщины.

Джанет Крейн с грохотом водрузила трубку на место и выпрямилась во весь рост.

— Вы лжете. Мой муж — столп нашего общества. Его уважают. Им восхищаются. Он прекрасный муж и отец.

— Разве? — воскликнул Винс. — Вот в округе Вентура его считают обычным бабником, который ездит в Окснард к проституткам.

— Это неслыханно! Как вы смеете так говорить!

— А если я открою один из этих ящиков и покажу вам вырезки из газет обо всех трех случаях, что вы тогда скажете, миссис Крейн?

— Вон из моего дома! Убирайтесь, или я вызову нашего адвоката.

Винс с Мендесом переглянулись.

— Надеюсь, у вас хорошие отношения с вашим адвокатом, — сказал Винс. — Никогда не знаешь, как скоро могут понадобиться его услуги.

Он выдержал паузу. Джанет тяжело дышала, почти задыхалась. Даже сжала кулаки — у нее тряслись руки. То, что надо.

— Вы подумайте, миссис Крейн, — тихо сказал Винс. — Всякий раз, когда его нет. Всякий раз, как он не отвечает по сотовому телефону. Каждую минуту, когда он не слышит, как вы твердите без конца одно и то же. Где он? Всякий раз, когда он приносит вам новое украшение, откуда он его берет? Всякий раз, как он уходит на поиски Карли Викерс вместе с другими или руководит горячей линией. Почему он это делает?

Она ничего не ответила, только смотрела на него остекленевшими глазами, трясясь от гнева.

— И еще кое-что, — продолжил Винс, делая шаг в ее сторону. Он перешел почти на шепот: — Если я услышу, что вы собираетесь забрать сына из класса Энн Наварре, или подать на нее в суд, или что вы заговорили с ней на улице, вы будете иметь дело со мной, миссис Крейн. Мне стоит всего лишь намекнуть какому-нибудь репортеру, что вы знаете больше, чем положено, об убитой в парке или что ваш муж имеет склонность к посещению проституток, как весь ваш статус, над которым вы так трясетесь, рухнет, словно карточный домик.

— Вы мне угрожаете?

— Нет, — сказал Винс, делая еще шаги нарушая ее личное пространство; он стоял так близко, что ей пришлось задрать голову, чтобы смотреть ему в лицо. — Я говорю, что будет. Я главный в этой схватке, Джанет. Не надо метить мою территорию.

Он не стал ждать ее реакции. Он сделал все, что задумал. Как она отреагирует, было уже не важно. Винс повернулся к ней спиной и вышел.

Он и не подозревал, как был разгорячен, до того момента, пока не вышел на холодный воздух. Пот лил с него градом, он тяжело дышал, тестостерон потоком несся по его венам. Он чувствовал себя почти как первобытный человек — самец защищает свою подружку. Пульс стучал в голове, и он даже опасался, что его хватит удар.

Господи.

Когда они дошли до машины, Мендес открыл дверцу и остановился, чтобы посмотреть на него.

— Да, чтоб ты знал, — сказал он. — Я всегда буду на твоей стороне.

Винс улыбнулся.

— Как говорят в Чикаго, она сама напросилась.

Глава сорок девятая

Когда детектив Мендес и другой человек ушли от двери, Томми юркнул обратно наверх, чтобы быть подальше от глаз. Его сердце стучало так быстро, что он думал, оно вырвется и зальет кровью все вокруг.

И мать рассердится на него, что кровь испачкает ее ковер. В доме все принадлежало ей.

Не испачкай кровью мои ковры.

Не пролей сок на мой чистый пол.

Не порти обивку на моем диване.

Он почти всегда чувствовал себя так, словно они с отцом вообще не живут здесь.

Он сидел на лестнице, стараясь, чтобы его было не видно. Он дрожал, боялся и злился одновременно. В нем бурлило столько смешанных чувств, что он думал, его снова вырвет.

Это была худшая ночь в его жизни. Даже хуже той, когда он нашел мертвую женщину, хотя он не переставал думать, что если бы не нашел ее, то ничего бы не произошло.

Его мать взорвалась, когда узнала, что мисс Наварре задавала ему вопросы. Мисс Наварре ему не друг, сказала она. Она называла ее такими словами, после которых Томми хотелось бы вымыть рот с мылом.

Он тоже навлек на себя неприятности, потому что ответил мисс Наварре. Но что еще он должен был делать? Она его учительница, и она задала ему вопрос. Что плохого в том вопросе?

А то, что мисс Наварре практически обвинила его отца в том, что он серийный убийца.

Томми не поверил этому, но вдруг она права? Тогда получается, что мисс Наварре предала его. Эта мысль причинила ему такую боль, будто его резанули ножом.