Дом Леви - Наоми Френкель

– Повтори точно, что сказал тебе отец.

– Ясно, что Бога нет.

– Глупец! У отца есть книга на языке Бога, книга бабушки, и если есть язык Бога, значит, и есть Бог.

Эдит и Гейнц слушают и смеются. Кетхен забирает посуду, выходит и закрывает дверь. Голоса детей исчезают.

– Если у тебя есть желание поужинать с отцом, ты должна побеспокоиться о наряде.

Эдит встает и начинает расплетать косы. Волосы ее рассыпаются золотыми волнами. Гейнц встает с места, подходит к Эдит, гладит ее волосы.

– До чего ты красива, Эдит.

Эдит возвращает ему обворожительную улыбку.

– Может, пойдешь со мной к отцу, Гейнц? Вместе спустимся к нему в кабинет. Он будет очень рад.

– Нет, нет, – отметает Гейнц решительным жестом это предложение. – Вечером я хочу выйти. Целыми вечерами я сидел здесь один.

– А-а, – смеется Эдит, – забыла, что сегодняшний день предназначен для радостей. И куда же ты?

Эдит шаловливо подмигивает Гейнцу, но он остается серьезным.

– Помнишь ли ты моего друга студенческих лет – Эрвина Копена?

– Конечно, помню. Был таким веселым парнем.

– Сын у него родился, у моего веселого друга. И я иду его поздравить.

– Если так, то до свидания, Гейнц.

– До свидания, маленькая сестренка.

Гейнц берет ее голову в ладони и целует ее. Она его маленькая сестра, и у него сильное желание спуститься с ней в сад, и играть на осеннем ветру, как в детстве. Ему тогда было семь лет, а ей – пять. Игрались они между грядок клубники, а по саду гуляли мать и отец. Высокий отец нагнулся и подал матери созревшие ягоды. Мать улыбалась отцу. В тот год случился у Гейнца первый кризис в его молодой жизни: неожиданно понял, что не он занимает первое место в сердце матери. Он увидел гуляющих между грядками клубники мать и отца. Непонятно почему, он выхватил мяч из рук Эдит. Эдит боролась с ним. Он ударил ее, а она его укусила. Плач Эдит испугал родителей. Мать обняла плачущую дочь.

– Ты ударил ее, Гейнц?

– Да, – ответил он и показал на своей руке ее укус.

– Гейнц, как ты смог это сделать? Она же женщина, Гейнц, а женщинам не причиняют боли. Оберегай ее, Гейнц!

– Я рад, что ты вернулась домой, Эдит, я очень рад.

– Да, Гейнц, хорошо быть дома.

Они поднимают головы и с легкой грустью улыбаются друг другу.

Глава одиннадцатая

Солнце сияет во всю силу, дома белеют на глазах от его усиливающегося сияния, сверкают красными крышами на радость прохожим. Послеполуденный час. В своей комнате стоит Белла, прижимаясь лбом к стеклу окна и глядя на маленькую церквушку напротив. «Доктор Блум еще спит, ему звонить нельзя. Может, через час-два. Подожду».

Белла отходит от окна, садится на белый стул у белого стола, оглядывает белую комнату, и не знает, куда поплывут ее мысли. Филипп… нет! Молодежное Движение… И все их подозрения в отношении ее?..

Испуганно она встает и выходит из комнаты. В квартире тишина. Отец и мать погружены в полуденный сон. Белла осторожно открывает дверь в столовую. Здесь царит сумрак. Занавеси опущены. На диване спит отец. Лицо его закрыто утренней газетой, свистящее дыхание приподымает газетный лист. Белла прикрывает дверь и переходит в гостиную, роскошно обставленную, являющуюся гордостью матери. Здесь тоже опущены занавеси, и слабый свет просачивается в щели. На красной софе возлегает мать, на щеке ее узор от цветка на подушке, на которой покоится голова матери.

– Ты почему не спишь? – с упреком говорит ей мать. – К твоей зеленой физиономии нет лучшего лекарства, чем сон.

Белла бросает быстрый взгляд на бронзовые часы в виде красивой девушки, стоящие на пианино. Часы, кажется ей, стучат в ее пупке. «Еще рано звонить. Доктор еще спит». Рассеянно смотрит на стену, украшенную большим портретом: мужчина с пышными усами, в широкополой шляпе, с весьма довольным видом улыбается Белле. Она бесшумно ступает в кухню. Служанка оставила на столе корзину с покупками. Рыба прыгает в ней, выбиваясь из последних сил. Белла бежит к кухонному окну, прижимает горячий лоб к стеклу, чтобы его охладить.

Белла трется лбом о стекло. За ее спиной рыба бьется об стол. Белла затыкает уши и бежит в свою комнату. Снова садится на белый стул у белого стола, оглядываясь по сторонам, как мышь в ловушке, пытающаяся сбежать. Нет в комнате ничего, чтобы, хотя бы немного обрадовать ее. Давно она унесла дорогие ей вещи в Дом Движения. И оттуда ничего не взяла с собой сюда. Даже любимые ее книги и альбом фотографий оставила там. Теперь одиноко и отчужденно сидит она в белой комнате. Глаза ее блуждают в поисках чего-то, что может отвлечь ее от самой себя. «Чемодан! », мелькает мысль, «Еще не разобрала чемодан». Бежит в угол, к огромному чемодану. Он почти пуст. Всего-то немного одежды. Смешон был тогда Джульетта, предложивший ей понести чемодан, боясь, что для нее он будет тяжел. Не знал, что в нем почти ничего нет. Она постеснялась попросить у товарищей чемодан поменьше, или рюкзак. Утром тайком покинула Дом Движения, дождавшись, пока все разойдутся по своим делам.

Белла развешивает одежду в шкафу, бесцельно крутится по комнате, возвращается к окну. Люди прогуливаются по улице. Вокруг церквушки играют дети. Алая полоса в небе. Знак, что приближается закат. «Еще немного, и можно будет позвонить доктору Блуму. Может, даже сейчас? Нет. Еще рано. Надо подождать». Две женщины стоят у церкви и беседуют. «Когда они закончат свою беседу, пойду, позвоню доктору. Это будет мне как знак». Но женщины не прекращают беседу, явно наслаждаясь болтовней, и глаза Беллы потрошат их, как рыб. К двум присоединяется еще третья женщина. Терпение Беллы лопается. Она переходит в салон, тут на маленьком столике, стоит телефон. Поднимает трубку, и именно в этот момент выходит мать из роскошной гостиной, и на щеке ее еще отпечатан рисунок цветка.

– Кому ты звонишь?

– Подруге.

– А доктору Ласкеру ты уже позвонила? Звони немедленно. Это человек, с которым следует сохранять хорошие отношения.

– Нет у меня свободного времени, мама.

– Свободное время! А где ты болталась все утро? Может, оденешься и пойдешь со мной в город за покупками? За стенами уже зима, и тебе необходимо теплое пальто. И обувь… Стыд и срам, что девушка, как ты, так одета. Что скажут люди?

– Нет у меня свободного времени, мама.

– Свободное время, снова свободное время! Нет времени одеться, нет времени спать, нет времени поесть, нет времени дышать. Из-за отсутствия свободного времени лицо твое зеленое, как огурец.

Госпожа Коэн повышает голос, который раздражает господина Коэна, собирающегося в ванной побриться. Лицо его наполовину в мыле, и бритва в руке.

– Что уже здесь случилось?

– Тебя это так трогает? Ты вообще когда-нибудь обращал внимание на то, что творится в доме?

Белла оставляет родителей переругиваться и уходит к себе в комнату, пока не слышит два удара – один, решительный, в дверь спальни, другой, более умеренный в стену ванной, – обозначающие конец семейной ссоры. Белла осторожно открывает дверь, на цыпочках приближается к телефону, поднимает трубку и набирает номер доктора Блума.

«Мне надо поторопиться, – пугается Белла, – он даже не напомнил, что я должна принести деньги».

–Ты все же должна пойти со мной, – говорит госпожа Коэн, выходящая из спальни. – И не разочаровывай своих родителей.

– Мама, – улыбается Белла с явно подхалимским выражением лица, – мне надо немедленно вернуться в Дом Движения. Дело срочное и серьезное, мама, – Белла краснеет, – дело важное и требует денег.

Белла совсем сбилась с толку: краснеет, в глазах жалобное выражение, обращенное к матери, которую охватывает гнев.

– Что? Вернешься в Дом халуцианского движения? С твоим зеленым лицом ты там выроешь себе могилу. И пфеннига не дам на эти фортели. Для меня твое движение не существует.

– Хватит! – Белла кричит в ответ. – Хватит, мать, хватит! – Она открывает дверь в свою комнату и с силой захлопывает ее. От силы удара в салоне сотрясаются все вещи, и госпожа Коэн с испугом и удивлением смотрит вслед дочери, пожимает плечами и выходит из дому.

Белла вскакивает с места, наспех смахивает слезы, и почти в последнюю минуту ловит отца, стоящего перед зеркалом в спальне и одевающего пальто.

– Папа…

– Белла, что ты в так волнуешься? Ты что, не знаешь свою мать? Легко сердится и легко мирится.

– Папа, я должна немедленно вернуться в Дом Движения. Срочные дела. Сообщу по телефону…

– Ой, дети, дети! – вздыхает господин Коэн в явно веселом настроении. – Уверены они, что мир во всем мире зависит от их скороспелых обсуждений. Значит, ты решила снова оставить родителей? Детка, когда ты уже поумнеешь?

– Не сейчас, отец, не сейчас. Я тороплюсь, – и вдруг, как бы приказным голосом, – ты должен пожертвовать нам сумму денег, несколько десятков марок.

Что-то в облике Беллы беспокоит господина Коэна: «Очень бледна!»

– Ну, Белла, не так быстро, – смеется господин Коэн, стараясь не показывать свое беспокойство, – еще тратить впустую деньги на вашу суету. Ладно, чего я только не сделаю для тебя. Пятьдесят марок так и быть пожертвую, и хватит мне пудрить мозги.