Злые дети - Грунюшкин Дмитрий Сергеевич

Ольга не отвечала долго, секунд пятнадцать, пристально глядя на Макарова с непроницаемым лицом, а потом сказала:

– Я – Механик.

Не то чтобы это признание шокировало Макарова. Он внутренне был готов услышать что-то подобное. Но все же ему понадобилась минута, чтобы это знание уложилось в его голове, не вызывая отторжения своей нереальностью.

– Ты… Механик? Тот киллер, в лаборатории… Он сказал, что так называли человека, который давал ему задания.

– Не только ему. «КамАЗ» на маршруте сегодня очень удачно притер легковушку. Не находишь?

– А запасной маршрут…

– … я тоже знала, – договорила за него Ольга. – В Комитете много бюрократии. Это облегчает работу.

– Кто ты? – повторил вопрос Макаров. – Зачем я тебе?

– Это очень непростой вопрос. Его стоит обсудить в другом месте и в другой обстановке. Хорошо бы без пистолета у моего лба.

– Мы обсудим его здесь и сейчас, – отрезал Макаров. – И пистолет мне совершенно не мешает.

– Что ты хочешь знать? – устало вздохнула Ольга.

– Все! Для начала – кто ты такая, какое отношение ты имеешь к проекту ЗД и что тебе от меня нужно.

Ольга на некоторое время ушла в себя, собираясь с мыслями. Даже лицо осунулось.

– Ты знаешь про интернат номер сорок семь, – сказала она, глядя куда-то в сторону. – Ты сам там учился.

Ствол в руке Макарова дрогнул.

– Ты тоже?

– Да.

– И… – Макаров непроизвольно сглотнул. – Ты меня знала? Там? Тогда?

Ольга отрицательно покачала головой.

– Я очень плохо помню, что там происходило. И почти не помню людей. Они копались в моих мозгах, они сделали из меня чудовище!

– Чудовище?

– Я обучалась по программе Механик. Профессор любил старые фильмы, а с фантазией у него было плохо.

– Кино про наемного убийцу?

– Да, с Бронсоном. Потом еще пересняли и сделали какую-то дичь.

– Так ты наемный убийца?

– Это слишком простая формулировка. Я – специалист по силовому решению проблем. Я могу пойти на базу ОМОНа и перебить всю дежурную смену карандашом. Я могу украсть то, что спрятано за семью замками. Что-то подслушать. Отравить. Запугать. Вырвать информацию из любого фанатика. Угнать машину. Уйти от погони или, наоборот, догнать кого-нибудь. Найти кого угодно и что угодно.

– Ниндзя.

– Ну, пусть так. А главное, Витя, – Ольга остро посмотрела на Макарова, – они выжгли мне сердце.

Макаров недоуменно поднял бровь.

– Я, Витя, могу убить котенка, сломать руку маленькой девочке, чтобы разговорить ее отца. Могу украсть последние деньги у старика. Я могу сделать все, чтобы достичь цели. Вообще все. Они сломали во мне все барьеры. Они выжгли мне сердце! Я не чувствую ничего. Ничего!

– Но сейчас ты в ярости. Значит, что-то ты чувствуешь?

Ольга замолчала. Она на секунду вышла из себя. Вряд ли это ей понравилось.

– В интернате готовили детей-убийц? – спросил Виктор, чувствуя, как холод растекается в груди.

Ольга помотала головой.

– Нет. Там было много разных программ. Тебе же Данишевич это говорил. Механик – только одна из них. Ты явно по ней не проходил.

– Расскажи мне про интернат.

Ольга горько усмехнулась.

– Я почти ничего не помню. Какие-то смутные обрывки. Они здорово покопались в моей голове. Четкие воспоминания начинаются с того времени, когда мне было уже семнадцать лет.

В противоположном конце аллеи появилась машина, остановилась у обочины. Из нее никто не вышел. Ольга сидела спиной к лобовому стеклу и не видела ее. Виктор чуть напрягся, но ничего не происходило. Возможно, влюбленная парочка нашла тихое место, чтобы нацеловаться всласть.

– И в семнадцать у тебя был выпускной экзамен по убийству людей?

– Очень смешно. Нет, в семнадцать я поступила в аспирантуру наемных убийц. Углубленное изучение предметов и защита кандидатской.

– Ну ладно, ты стала сама по себе живым оружием. Но на тебя работали киллеры серьезного уровня. Этот, на стройке, уверял, что его сам Солоник обучал.

– У людей на проекте очень серьезный ресурс. Я просто им воспользовалась, – усмехнулась Ольга.

Макаров понял, что начинает терять нить, и постарался ее вернуть.

– У тебя какие-то счеты с проектом?

– Они украли мою жизнь. Теперь я заберу их жизни. И верну брата.

– Брата?

– Мой младший брат. Он тоже учился в интернате. Нас разлучили, чтобы держать меня на поводке. В моем случае у них что-то пошло не так. Я была лучшим Механиком. Но они не могли меня приручить. Сделать из меня послушного пса. Поэтому им понадобился для меня строгий ошейник. И они совершили самый глупый поступок в своей жизни. Они решили, что меня можно держать на цепи, если я буду бояться за единственное, что оставалось в моей жизни. За брата.

– Он заложник?

– Он у них. Я сбежала. И теперь я должна найти их и брата. Я должна его освободить.

– А зачем тебе все эти ученые? Если ты оттуда сбежала, то могла бы туда же и прийти.

– Но ты же сам там был, – терпеливо, как недоумку, объяснила Ольга. – Там никого нет. И в тех местах, которые использовал проект, и где я бывала – тоже никого нет.

– Они спрятались? От тебя? – не поверил Макаров.

– Не от меня. Меня они сами хотят найти. Но я могла бы их засветить. А им нельзя светиться. Поэтому они спрятали концы так надежно, что даже мне, Механику, понадобилось почти два года, чтобы по этой длинной цепочке добраться до людей, которые могут вывести на них.

– Но зачем тебе понадобился я?

Ольга посмотрела на Макарова, как на идиота.

– Витя! Ты еще не понял? Ты мне не нужен. Мне нужны они. А ты… Ты – приманка. Козлик, за которым придет тигр.

– Черт, но им-то зачем я?

– Витя, ты «спящий». Ты прошел нужный курс, но тебя зачем-то блокировали. Но они ничего не делают просто так. Видимо, на тебя имеется какой-то план. Какой – я не знаю. Да мне и плевать на самом деле. Когда я найду их, им уже не понадобятся никакие планы.

Макаров чувствовал, что медленно погружается в пучину какого-то кошмара. Внезапно все эти ночные приступы ужаса и три голоса в голове начали приобретать форму не собственного безумия, а чьего-то дьявольского плана. Он еще не был готов принять мысль, что он – марионетка. Что его действия подчинялись чужой идее, были запрограммированы. Но реальность, в которой он до сих пор жил, дала трещину.

– Как ты вышла именно на меня? – Слова с трудом выползали из горла, будто Макаров неожиданно заболел тяжелой формой ангины. – И какова моя роль в твоей игре?

– Это оказалось долго и трудно. У меня имелась кое-какая информация. Но когда я ушла, первое время мне было не до поисков. Мне для начала нужно было исчезнуть самой. Пластика, новые документы, новая жизнь. Меня всему этому обучили в совершенстве, но даже мне потребовалось приличное количество времени. Так что, когда я вышла на след, он оказался уже ледяным. Мне удалось ухватить самый кончик нитки. И я начала ее разматывать.

– Вытряхивая информацию из тех, кто когда-то имел доступ к проекту, а потом их ликвидируя.

– Да. Это единственный путь. О наличии блокированных и «спящих» я знала и раньше. Но не знала ни способов, как их такими делают, ни того, как их вывести из этого состояния, ни кто эти люди. Один из «языков» рассказал о выводе из блока. Но он сам знал лишь часть. Другой сообщил, что кто-то из «спящих» – за ними ведется пристальное наблюдение – работает в центральном офисе Следственного комитета и вроде бы он следователь по особо важным. Остальное дело техники.

– Какой техники?

– Психотехники. Программа снятия блока – это сочетание визуальных и слуховых импульсов. Что-то вроде гипноза, только в более глубоком виде.

– Плакат в парке с какими-то кракозябрами и «Полет валькирий», – выдохнул Макаров.

– Да. Мне нужно было только подкидывать вам трупы, а когда прибывает группа – «играть музыку». А потом следить, кто из приехавших после этого начнет себя вести не так, как раньше. А потом подойти ближе к этому человеку и смотреть, кто попытается на него выйти из Проекта. Они же должны следить за «спящим» и увидят, что он пробудился.