Марк Твен - Морис Мендельсон

Локауты и привлечение рабочих к суду по обвинению в «заговоре» против государственной власти стали повседневным делом. Во второй половине 70-х годов правящий класс Америки, страшась растущего гнева рабочих, пустил в ход против них оружие террора. Некоторые из руководителей профсоюза шахтеров были повешены по ложному обвинению. Примерно в это же время в Питсбурге и других центрах американской промышленности против рабочих, осмелившихся бастовать, были брошены войска. Генералы, получившие известность во время Гражданской войны благодаря победам над рабовладельцами, теперь поливали свинцом американских пролетариев. Солдат, участвовавший в расстреле стачечников в Питсбурге, сказал корреспонденту одной нью-йоркской газеты: «Я служил в армии во время войны с южными мятежниками и видел жестокие схватки… Но такую ужасную ночь, как эта, я никогда не переживал, и не дай бог, чтобы мне когда-либо снова пришлось пережить ее».

На первый взгляд кризис и обострение классовой борьбы в США на Твене почти не сказывались.

Как ни досадовал писатель порою на хартфордские обычаи и нравы, он не забывал, что члены его семьи чувствуют себя хорошо в этом красивом и уютном городе с его чудесными особняками и тенистыми улицами. Да и сам Твен в 70-х годах ощущал себя счастливым и веселым чаще, чем в последующие три десятилетия жизни.

Беды, омрачившие первые годы семейной жизни писателя, уже почти позабылись. Здоровье Оливии больше не внушало особых опасений. Росли и крепли маленькие дочки, обожавшие ласкового отца, который умел рассказывать изумительные истории. К середине 70-х годов относится письмо Твена одному из его друзей, в котором он полушутливо называет себя самым счастливым человеком на свете.

В 1875 году Твену исполнилось сорок лет. Еще недавно он был окружен сверстниками, успевшими завоевать более прочное место в жизни. Теперь все это изменилось. Когда Твен пригласил к себе в гости Дэна де Квилла, чтоб помочь своему старому другу написать книгу о Неваде, то Дэн, которому Гудман предвещал больше удачи, нежели «лентяю» Твену, был потрясен роскошью дома Клеменсов.

Особняк, построенный Твеном, оказался одним из самых удобных и привлекательных в Хартфорде. Твена уже, несомненно, причисляли к виднейшим обитателям этого города. За ним охотились репортеры — они просили его суждений по любому поводу. Анекдоты Твена, подлинные или приписываемые ему, были у всех на устах.

В 70-х годах автор «Позолоченного века» написал немало произведений на бытовые темы, полных добродушного юмора. В рассказах «Мак-Вильямсы и круп», «Разговор с интервьюером», «Режьте, братцы, режьте!» и других Твен ласково посмеивается над мелкими недостатками хороших, по сути дела, людей. Многие юморески писались в один присест — ведь никто не вздумает, рассказывая анекдот, отложить его продолжение на завтра.

Могло создаться впечатление, что в те годы Твен не прочь был уйти от острых проблем современности в уютный мирок беззлобных шуток, забавных пародий, воспоминаний о давно прошедших временах.

Факт таков, что после «Позолоченного века» Твен создал ряд крупных произведений, посвященных не современной, а довоенной Америке. В «Старых временах на Миссисипи» рассказывается о годах, когда автор служил лоцманом. На материал еще более далекого прошлого опирался писатель, создавая «Приключения Тома Сойера».

В начале 80-х годов вышла в свет повесть Твена «Принц и нищий», действие которой происходит не в Америке, а в средневековой Англии.

Установить, как относился Твен к американской действительности в этот период его жизни, не так-то легко. Иным литературоведам кажется, что Твен тогда просто не задумывался над происходящим. Другие склонны видеть в Твене 70-х годов мыслителя, который превосходно, во всех деталях представлял себе, какая обстановка сложилась в США, но предпочитал держать свои истинные воззрения в тайне.

Тома произведений Твена, написанных в ту пору (а среди этих произведений есть подлинные шедевры), недвусмысленно говорят о том, что на самом деле писателя глубоко волновало все, что творилось в родной стране, что он настойчиво пытался разобраться в жизни. Но его взгляды носили сложный характер. Твен не исходил из продуманной до конца позиции, поддавался разным влияниям. На мировоззрении писателя сказывалось отношение к действительности широких слоев трудового народа Америки. Как и миллионы фермеров в США, к которым Твен чувствовал с юных лет особенную близость, как многие и многие идейно незрелые американские рабочие, он метался и кругу противоречивых чувств, настроений и идей.

По своим общественно-политическим взглядам Твен был демократ, демократ буржуазный в конечном счете. Его представления о демократии, разумеется, не были и не могли быть научными.

В своей статье «Ценные признания Питирима Сорокина» Ленин отмечает, что во всех странах веками и десятилетиями держались «вера в универсальное, всеспасающее действие «демократии» вообще»[4], а вместе с тем непонимание того, что «демократия» вообще на самом деле «является буржуазной демократией, исторически ограниченной в своей полезности, в своей необходимости»[5].

Твен тоже мечтал о некоей абстрактной демократии, которая должна каким-то образом (как именно, он себе не представлял) сделать жизнь простого человека радостной и счастливой. Он тоже, разумеется, был далек от понимания сущности той буржуазной демократии, которая существовала в Америке.

Сколько неясного, смутного и даже глубоко неверного встречалось в суждениях Твена, видно из одного малоизвестного его рассказа.

В 1875 году в журнале «Атлантик» появилось небольшое произведение под названием «Удивительная республика Гондур». В этом рассказе-памфлете речь идет о том, каким образом некая фантастическая республика Гондур добилась благополучия.

Оказывается, что в Гондуре установлен хороший избирательный закон. По этому закону каждый обитатель страны, как бы беден и невежествен он ни был, пользуется правом голоса. Но некоторые люди имеют на выборах не один голос, а гораздо больше. По новому закону низшее образование дает право на два голоса, среднее — на четыре, высшее — на целых девять. Наиболее широкие возможности открываются перед богатыми людьми. Владелец имущества, оцениваемого в три тысячи сакос, получает право на дополнительный голос; каждые пятьдесят тысяч сакос дают богачу еще один голос.

Твен и сам ощущал, что в этом рассказе есть что-то чуждое всему складу его жизненной философии. Он опубликовал рассказ анонимно и не перепечатывал его.