Вчерашний скандал - Лоретта Чейз

У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у…

Оливия вскочила:

— Господь всемогущий!

Она услышала тихие шаги.

— Мисс, что это за шум?

— Не знаю наверняка, — Оливия слезла с кровати. В свете угасающего огня в камине она заметила кочергу и схватила её. — Но кто бы его не производил, он очень об этом пожалеет.

О-о-у-у-о-о-оу-у-у-о-о-у-у-о-о-оу-уууууууууууу-оооооооо.

Лайл проснулся и вскочил с кровати одним движением, выхватив нож из-под подушки.

— Сэр? Что это?

— Это кошмар. Самый жуткий звук на земле. Это звук смерти, пыток и агонии в пылающем аду, — сказал Лайл. — Будь они прокляты. Это волынки.

— Быстро, — говорил Рой. — Сюда идут.

Они с Джоком пробежали по длинной комнате на втором этаже, через двери на лестницу северной башни и поспешили вниз. Лестница была тёмной как дымоход, но они здесь ходили вверх и вниз сотни раз, и ночь для них не отличался от дня.

Спустившись на первый этаж и, через большой зал, выйдя к другой лестнице, они вернулись в южную башню. И помчались вниз по каменным ступеням. Там Рой остановился и сказал:

— Теперь ещё разок, для старых леди.

Оливия и Бэйли ворвались в гостиную второго этажа одновременно с Лайлом и Николсом.

— Ты видела их? — спросил Лайл.

— Только слышала. Это…

— Волынки, — угрюмо подтвердил Лайл.

— Действительно? Это было ужасно.

— А разве волынки звучат иначе?

Приглушённые крики донеслись с лестницы южной башни. Оливия бросилась в том направлении. Лайл оказался в дверях первым.

— Стой, — сказал он, отодвигая её с пути и сбегая вниз по ступенькам.

Оливия локтем толкнула Николса в сторону и последовала за графом.

— Я не боюсь волынок, — сказала она.

— Те, кто их используют, чтобы будить людей среди ночи, способны на всё, — ответил Перегрин.

— Лайл, в самом деле, они вовсе не так ужасны.

— Нет, ужасны. Это самый отвратительный звук на свете. Звук десяти тысяч смертей.

Они дошли до открытых дверей комнаты леди Уайткоут. Она подошла к выходу, её камеристка всё ещё пыталась завязать ленты её халата.

— Простите, мои дорогие. Но эти жуткие вопли меня напугали. Я почти взлетела в воздух с кровати. Не припоминаю, когда такое случалось в последний раз. Кажется, что-то связанное с холодными ногами лорда Уайкрофта, я думаю.

Видя, что она жива и невредима, Лайл вернулся на лестницу, Оливия шла за ним.

Они нашли леди Купер стоящей в шаге от её спальни. Она смотрела в тёмный колодец лестницы.

— Звук шёл оттуда, — она указала вниз. — Ты ничего не говорила о призраках-волынщиках, — добавила леди Купер укоризненно. — Если бы я знала, что они идут, то ждала бы их. Ты когда-нибудь видела мужчину, дующего в трубки? Для этого требуются хорошие лёгкие, как тебе известно, и мощные плечи, и ноги…

— Хорошо, я рад, что вам не причинили вреда, — сказал Лайл.

Он вошёл в маленький коридор, ведущий в большой зал, Оливия на цыпочках двигалась за ним.

— Я пойду первым, — шепнул Перегрин. — Дай мне время. Нужно прислушаться, а ты понятия не имеешь, как сильно шуршит твоя сорочка, когда ты двигаешься.

— Это не сорочка, а ночная рубашка.

— Чем бы она ни была, держи её крепче, чтобы было тихо, — сказал он. — И будь осторожна с кочергой.

В главном зале царила абсолютная темнота. Поскольку Лайл не мог видеть, он прислушался. Но услышал одну лишь тишину. Кто бы ни был там, они хорошо знали дорогу. И сбежали.

Через минуту Оливия появилась в дверях. Ему не нужно было видеть девушку. Он мог её слышать. Тихий шорох ночной одежды звучал оглушительно в огромном тёмном помещении.

Она подошла ближе, и Перегрин ощутил её запах, нежный аромат, исходящий от её сорочки, запах кожи и волос, слабый… некий… слишком неопределенный, чтобы быть запахом, намёк на сон и ещё тёплые простыни. Иные образы возникли у него перед глазами: жемчужная кожа в лунном свете, грудной смех, быстрая дрожь её оргазма…

Лайл стиснул кулаки и понял, что всё ещё крепко сжимает нож. Он ослабил хватку. И прогнал незваные воспоминания.

— Они ушли, — проговорил он.

На балконе для музыкантов забрезжил свет. Там стоял Хэррик, в халате, со свечой в руке.

— Я успокоил слуг, ваше лордство, — произнёс он. — По крайней мере, тех, кто слышал шум. Очевидно, звуки не дошли до верхних этажей.

— Им повезло, — пробормотал Лайл.

— Мне послать людей, чтобы обыскали замок и окрестности, ваше лордство?

— Наши призрачные музыканты уже далеко отсюда, — ответил граф. — Скажи всем, чтобы возвращались в постели.

Хэррик тихо удалился.

Лайл обернулся к Оливии. Его глаза уже привыкли к темноте, и лунного света было достаточно, чтобы разглядеть её полупрозрачную ночную рубашку, сплошь покрытую кружевами и лентами. Он перевёл взгляд на ближайшую нишу в стене.

— Мы не можем гоняться за ними среди ночи, — пояснил Перегрин.

— Разумеется, не можем, — согласилась девушка. — Они хорошо знают местность, в то время как наши лондонские слуги переломают в темноте руки и ноги.

— Они, должно быть, были там, в гостиной второго этажа, — сказал он.

Меньше фута от её спальни.

— Дразнили нас.

Ему страстно хотелось что-нибудь ударить.

— Должна заметить, это было неприятно, — согласилась Оливия. — Никто не ожидает услышать волынки среди ночи. К тому же, они играли плохо.

— Откуда ты знаешь?

— Будь оно сыграно хорошо или плохо, эти звуки трудно забыть.

— Жаль, что мы их не поймали, — проговорил Лайл. — Я бы с удовольствием взглянул, как ты кочергой врежешь по этому кожаному мешку. Это так похоже на шотландцев, изобрести столь дьявольские устройства. Волынки. Гольф.

Оливия рассмеялась. Этот звук скользнул по его затылку, оставляя жаркий след.

— Оливия, иди спать.

— Но ты, конечно, хочешь…

Ещё как хочу.

— Мы сейчас не можем разговаривать, — сказал Лайл. — Подумай сама. На тебе почти ничего нет. Кому-то из нас нужно проявить благоразумие, и мы оба знаем, что это будешь не ты. Иди спать, и будь осторожна с кочергой.

Глава 14

Солнце садилось за холмами. Рой и Джок стояли в тени разрушенной церкви, глядя, как мужчины шагают по дороге из замка в деревню после своего первого рабочего дня в замке. Одни несли на плечах рабочие инструменты, другие толкали тележки, третьи правили повозками.

— Ещё неделя, и они задраят всё наглухо, как барабан, — сказал Джок.

— Как будто мы не сможем его открыть, — возразил Рой.