Лихо. Медь и мёд - Яна Лехчина

считали, что так приблизятся к бессмертию. Особенно любимая ученица Нимхе, Чедомила. Говорят, Чедомила и Нимхе изучали, как можно защититься от гибели частью души, заключённой в какую-нибудь вещь – пуговицу, платок… Хотя Нимхе превращалась в огромную паучиху, и её ученики воспринимали колдовство как, скажем, прядение или ткачество. Так что скорее они думали про веретено, или челнок, или иглу…

Ольжана подняла лицо.

– Только они не успели, и Драга Ложа уничтожила Двор Теней. Удивительно, правда? Как сходны мысли чародеек из северной страны и хал-азарских колдунов.

Казалось, Лале не разделял её восторга.

– Да. – Он пожал плечами. – А одни и те же сюжеты ходят из религии в религию. Люди похожи друг на друга сильнее, чем кажется.

– Дахмарзу тоже заключают свою душу в какой-нибудь предмет? Да? – Ольжана дождалась от Лале кивка. – Ух ты. Значит, если они исполнят свою миссию – или их помилуют их же собратья, – они могут вновь… вернуть себе колдовскую силу?

Лале погладил заросшую щёку.

– Могут.

– Потрясающе. – Ольжана выпустила пуговицы. – Значит, у дахмарзу получилось бы обдурить ваших братьев. И любой чародей может отслоить кусок души вместе с колдовским умением, пережить встречу с башильерами и вернуть всё на место!

Лале улыбнулся ей одними губами.

– Как всё легко, правда? – Он покачал головой. – Госпожа Ольжана, что говорит брат Бертло в «Спорах о скверне»?

Ольжана со вздохом сжала и разжала пальцы.

– Прета адерер эт.

– Отлично, – восхитился Лале. – В теории вы можете разорвать свою одежду и сшить её заново. Но будет ли она выглядеть так, как прежде? Уверен, что нет. А если снова разорвать и сшить? И ещё? Я знал дахмарзу, которые проделывали это с собой сотни раз, надеясь извести иофатскую заразу, пришедшую на их земли. Это великая жертва, которую они приносили своему народу и искусству. Но любая жертва мучительна. Дахмарзу говорят, что боль при отрезании колдовского умения равносильна боли, когда отрубают конечность.

Лале хмыкнул.

– Поверьте, это не то, что хочется пережить снова.

Ольжана слушала его не перебивая. Она решила, что хватит возиться с пуговицами: пора взять цепь.

– А ещё культя может нагноиться, – Лале сделал жест рукой, – и тогда человек сгорит от заразы. С душой… похожая история. Конечно, дело не в гное и заразе, но когда творишь такое тонкое чародейство, можно просчитаться. Грубо говоря, пробить брешь, довести до агонии и могилы. Это не страшно, если отрезаешь душу преступнику в качестве наказания. А если – самому себе? Чтобы незаметно проникнуть в стан захватчика и совершить великую месть?

Ольжана слишком сильно прижала палец к цепи и айкнула от боли.

– Осторожно, – сказал Лале. И продолжил: – Ну и последнее… Нужно быть выдающимся чародеем, чтобы отрезать кусок души – неважно, себе или кому-то другому, вместе с колдовским умением или без него, надеясь обрести бессмертие. А зачем выдающемуся чародею так себя мучить? Чтобы просто спрятаться от башильеров? Глупости. Как будто у могущественных колдунов нет иных способов обеспечить свою безопасность.

– Ну вот. – Ольжана выпустила изо рта обожжённый палец. – Снова – никакой сказки.

– Какая уж тут сказка, – произнёс Лале бесцветно. – Я знал людей, которые наживую отрывали от себя чародейскую силу. Это несчастные люди, госпожа Ольжана. Доведённые до крайней степени отчаяния. Вы бы не захотели быть среди них.

Он кивнул на цепь из корзины.

– Так что вы уж лучше так. С воском или маслом.

Дотронуться до цепи оказалось сложнее, чем до пуговиц. Ольжана хотела растопить воск, но не решилась колдовать прямо сейчас. Вдруг кто появится? Издали чары приметнее, чем попытки обмануть чёрное железо.

Лале протянул руку и обхватил трость. Скучающе постучал ей по дереву.

– А что Бриан ещё вам напел?

Ольжана подняла глаза и встретилась с Лале взглядом. Он смотрел так внимательно, что Ольжана поняла: ответ «ничего» не подойдёт.

– Про ваш плен у хал-азарцев, – призналась она. Про проблемы с женщинами решила опустить.

Лале скривился.

– Сколько вы разговаривали? По ощущениям, несколько часов. Когда он успел столько выболтать?

– Не вините его, – попросила Ольжана, отщипывая кусочек свечи. – Он думал, я знаю. Но это личное. Я не прошу, чтобы вы делились этим со мной.

Тем более, как предполагал Бриан, именно плен подорвал здоровье Лале.

Лале издал смешок, перекидывая трость из правой руки в левую.

– Обидно. В плен попадаю я, а рассказывает о нём он. Я бы предпочёл, чтобы вы узнали всё от меня.

– Но он не сказал ничего существенного. – Ольжана даже забыла, что ей нужно упражняться. – Упомянул как часть вашего прошлого, только и всего. Не расстраивайтесь. – Она счистила остатки свечи с обломанных ногтей. – Если захотите что-то рассказать, я с удовольствием вас послушаю. А нет так нет, ваше право.

Она выделила это – «с удовольствием», – чтобы Лале не было обидно.

– Спасибо. – Он скинул обратно в корзину вещи из чёрного железа, Ольжана сложила свечи. – Давайте поедем.

Заговорил снова он уже в дороге. Ольжана, распахнув передний полог – чтобы было светлее, – сидела к Лале спиной и натирала руки расплавленным воском. Кибитка катилась по дорожке между полей, под колёсами хрустела трава.

– Знаете, – произнёс Лале задумчиво, – я ведь, в сущности, одинокий человек, и мне приятно, если кому-то любопытна моя жизнь.

Пользуясь тем, что он не видит, Ольжана выразительно приподняла брови. М-да уж, задела его словоохотливость Бриана.

Ольжана обернулась через плечо.

– Если вам одиноко, – заметила она, – почему вы не живёте в прецептории башильеров, а ездите по стране?.. Хотя, наверное, это тоже личный вопрос. – Весело хмыкнула. – Мне вот одиноко, и я меняю чародейские дворы, надеясь найти место, где буду счастлива. А что-то всё не так… Пожалуй, надо пойти замуж. Если Сущность не разорвёт, обязательно пойду. Правда, меня пока не зовут, но ничего.

Лале удивился:

– Зачем вам замуж?

– Ну как же. – Ольжана перебирала звенья железной цепи и ошпарилась. – А!.. Жавора… Простите, Лале… В общем, сейчас я в глубоком раздрае и утешаю себя иллюзией: однажды у меня будет близкий человек, с которым я буду жить и растить детей в тепле и покое. Тогда я буду чувствовать себя защищённой, нужной и любимой, и – далее по списку – вся чепуха, которую рассказывают маленьким Ольжаночкам, пока они не попадают в Чернолесье. – Она прищёлкнула языком. – Всё, довольно про меня. Вы хотели рассказать про плен.

Отдохнувшая лошадка радостно цокала копытами. Лале задумчиво протянул:

– Плен… Да, занимательная история… Я около года провёл в хал-азарском зиндане. А потом мне помогли бежать – если так можно сказать о человеке с калечной ногой и грацией лани.

Ольжана снова обернулась.