Уродливая любовь - Ольга Которова

– И долго мне привыкать нужно? – саркастично отозвалась Ира.

– Теперь навсегда. – Разозлённый муж отвернулся и подошёл уже к двери, чтобы выйти из комнаты, как очередной вопрос его снова остановил.

– Дима, а дочь? Где моя дочь?

– Забудь про неё, – не оборачиваясь, проговорил он. Одна ладонь легла на ручку двери, сжимая её с такой силой, что его костяшки побелели. – И ещё, – теперь он уже обернулся, смотря пронзительным взглядом в лицо Иры. – Даже не думай бежать отсюда. Дом охраняется, и за каждым твоим шагом наблюдают. Даже если ты и сбежишь, то территория огорожена забором. Его ты точно не сможешь перелезть. Если только не прыгаешь в высоту на четыре метра и сможешь плыть в ледяной воде, переплывая море.

После всего сказанного его губы расплылись в довольной победоносной улыбке, и он сделал ещё несколько шагов, с грохотом закрывая за собой дверь.

Ира же лежала полуживая на кровати и боялась пошевелиться. Боялась, что всё это окажется реальностью, а не просто очередным кошмарным сновидением. А в голове, словно набатом, звучали слова мужа: «Забудь про неё!»

И если раньше ей казалось, что выход ещё есть и есть помощь, которая непременно придёт, то сейчас хотелось только одного. Это броситься со скалы, которая так её манила через толщу оконного стекла. Она несколько раз подходила к окну и всматривалась в даль. Ногтем пыталась поддеть старый, в засохшей краске замок на раме, чтобы открыть его и хоть немного вдохнуть свежего воздуха, но тот не поддавался.

Подойдя к кровати, она упала на неё тяжёлым мешком и, кажется, в таком состоянии пролежала несколько дней. Ира просто не двигаясь, лежала на кровати и смотрела в окно. Наблюдала, как день сменяется ночью. Иногда она проваливалась в глубокий сон, где тоже была лишь темнота. Какой-то мужчина два раза в день приносил ей поднос с едой. Один раз заходил муж, который что-то говорил о том, чтобы она уже наконец-то пришла в себя и не делала из себя великомученицу, или он сам поможет ей прийти в нормальное состояние. Но его слова были далеки от её сознания. Ира, словно на репите, раз за разом прокручивала в голове образ своего Лисёнка, её звонкий смех, чувствовала на пальцах, как между них проскальзывают белокурые волосы дочери. Её аромат детского тела, от которого пахло мёдом и молоком. Именно так Ире казалось, что пахла кожа её дочери. А потом на смену образа Олеси приходил Демид. Он улыбался ей, стоя перед её лицом, нежно гладил шершавыми пальцами её кожу и что-то тихое и нежное шептал на ушко. Самое больное было осознавать, что рано или поздно все эти воспоминания сотрутся из её памяти, и на их место придёт только боль, которая будет душить её изо дня в день, пока наконец-то всё это не закончится.

Снова кто-то вошёл в комнату, и она почувствовала спёртый запах пота и мужского дешёвого одеколона. Это был тот самый мужчина, который приносил ей еду. Мужчин было двое. Они менялись каждые сутки. И Ира могла их различить по аромату одеколона.

– Снова ничего не съела, – чуть слышно пробурчал мужчина у самой двери, а Ира усмехнулась про себя. Он ещё и заботится о ней. И смешно, и грустно одновременно.

Всё-таки взяв себя в руки и устав уже просто вот так вот лежать на кровати и не двигаться, она, поднявшись, села. Ира оглянулась на поднос с какой-то кашей и поморщилась. Она протянула ладонь к стакану с водой, выпила его залпом и на подрагивающих ногах пошла в сторону ванной комнаты.

Горячие струи воды обволакивали её тело, но она практически не чувствовала, как они её обжигают. Тело словно одеревенело. Нашарив рукой на верхней полке мочалку и гель для душа, она вылила на неё щедрую порцию геля и намылила себя. Аромат цитруса резанул по её обонянию, и Ира ещё сильнее втянула этот запах. В комнате, несмотря на то что ремонт был свежий, пахло сыростью и плесенью. А ещё безумно хотелось на свежий воздух, хотелось вдохнуть морскую прохладу. Может, она сможет привести хоть на немного её в чувства? Тут же вспомнились слова бабушки, которые она говорила, когда у Иры что-то не получалось, и она опускала руки. «Из любой ситуации есть выход, пока на тебя не опустилась крышка гроба». И эти слова почему-то сейчас были как никогда нужные. Бабуля была права. Опускать руки было последним делом.

Завернувшись в махровый халат, Ира вышла в свою комнату и, подойдя к платяному шкафу, открыла дверцы. На полках лежала одежда. Она стянула самые первые попавшиеся джинсы, свитер с высоким горлом, тёплые вязаные носки и взглядом нашла стопку с нижним бельём. Дима ни о чём не забыл. Позаботился о ней и даже цвета одежды выбрал свои любимые. Быстро надев на себя всю одежду, Ира поёжилась. В комнате было прохладно, а она ещё после горячего душа. Живот тут же заурчал, говоря о том, что его вообще-то нужно покормить.

Каша, принесённая охранником, или кто он там был, оказалась и не такой уж и невкусной. Холодная только. Но сейчас и это было хорошо. За эти дни, пока она лежала в кровати и пялилась на улицу, пейзаж за окном порядком поднадоел, и Ира решила испробовать телевизор. А ещё было огромное желание с кем-нибудь поговорить. Она безумно желала общения. Хотя бы просто кого-нибудь слышать.

Ира щёлкнула пультом, и телевизор включился, наполняя тишину комнаты приятным женским голосом. Это был канал с новостями. Ира пощёлкала по кнопкам, но оказалось, что работает только один канал. На нём-то она и остановилась. Забравшись с ногами на кровать и всматриваясь в лицо диктора, который говорил о каких-то происшествиях в Европе и о наводнении, она просто наслаждалась голосом, который слышала. А потом картинка изменилась, и она услышала знакомое название. Тут же напряглась, прибавляя звук на телевизоре.

«Вчера ночью произошёл пожар в частном пансионате для девочек. Как нам стало известно, пострадало десять человек, половина из них – рабочий персонал. Все находятся в больнице. Погибших нет. Пожар охватил центральный корпус уже поздно ночью. Со слов работников полиции, стало известно, что пансионат спонсировали местные органы власти и известные предприниматели. А самое страшное, это то, что в этом месте растили девочек на продажу. Когда наступало совершеннолетие, проходил аукцион, где за них выплачивали начальству пансионата крупные суммы. В сгоревшем