С тобой моя тревога - Константин Волков

— Скоро вернусь, Лида.

— Голодный, наверное, Сережа?

— Изжога замучила. От ресторанной пищи, наверное. — Дорофеев взял у шофера тяжелый чемодан, донес его до двери. Лидия Федоровна отперла дверь, он чмокнул ее в щеку. — Вернусь, будем собирать вещи. Рада, поди?.. А чему, спрашивается? Вся история человечества утверждает, что женщина более оседла, чем мужчина, а ты — рада… Ну, да ладно. Хорошо, хоть ты довольна… — Дорофеев спустился с крыльца и крупными шагами направился к машине.

— А чай твой любимый я привез, Камал. — Дорофеев положил сверток на колени Каюмову. — Держи! На Кировской не было, нашел в Столешниковом.

— Спасибо, Сергей Петрович.

— Ну, рассказывайте, Сергей Петрович. — Каюмов положил связку ключей — от сейфа, ящиков стола, от кабинета — перед Дорофеевым, расположившимся в кресле, и сел тоже в кресло напротив него.

Дорофеев придвинул связку к Каюмову.

— Что рассказывать?.. В Москве утвердили. Ездил смотреть строительную площадку. Городок небольшой. На окраине деревянные тротуары сохранились кое-где. Ты видел тротуары из досок?

— Дувалы из досок видел, а тротуары — нет.

— Занозы из них торчат. Босиком, мальчишкой был, ногу себе сбрушил такой занозой…

Дорофеев умолк, задумался.

— О чем я? Да, железнодорожную ветку тянуть надо в первую очередь. И шоссе. Жить придется до лета в городе… А там вроде жилья и не строят. Да и кому строить?! Ремонтный завод сельхозтехники, молочный завод — вся промышленность… Еще комбинат добрых услуг… Зато рабочих рук — не занимать!.. Да, послушай, Камал Каюмович, что скажу. Как директор — директору. Хочу пару человек с собой увезти с завода. Уступишь?

— Вы серьезно, Сергей Петрович?.. Кого вы хотите переманить?

— Ну вот, сразу и ощетинился! Мне ведь новое огромное дело начинать. На голом месте. Посочувствуй.

— Моя воля, так я бы и вас не отпустил, — Каюмов рассмеялся. — Знаю, что трудно вам будет. Так кого?

— Бучму… Заместителем по снабжению.

— Та-а-ак… Второй кто?

— Отдаешь Бучму?

— Допустим. Хотя жалко.

— И Медведовского… Может быть…

— Медведовского! — не поверил Каюмов. — Да он…

— Что он?! Изленился? Кроссворды решает? Это я виноват. Он чуть сдал, а я его груз на себя, он растерялся, а я осерчал и совсем отстранил от забот.

— Может, лучше пусть у нас до пенсии дотянет?

— Не надо. Понижать его не следует. Это его подрежет. А новое назначение взбодрит. Я его так загружу, что забудет про шарады и кроссворды, да и болеть некогда будет.

— Кем же вы его?

— Главным! Вот так! Отдашь?

— Больше никого! — уточнил Каюмов.

— Я бы больше забрал. Всех бы увез, да бодливой корове бог рогов не дал.

— Да, — грустно произнес Каюмов. — Теперь я вижу, что вы уже мыслями не здесь. Вы уже не наш директор. Когда провожать-то вас? Где вы остановитесь?

— Сам не знаю. Лидию Федоровну к дочери отправлю, пока с жильем устроюсь… Да, забыл совсем. Об этих двоих рассказали вы мне. А третья как?.. Лихова? Вернулась с учебы?

— Работает… Одну машину отрегулировала.

— Двое из троих… Много это или мало? Какая там норма рецидива положена по уголовной статистике? Наверное, кем-то учитывается, а? Ну, я зайду к Медведовскому…

— У себя Медведовский?

— В кабинете.

Дорофеев положил на стол перед Ниной коробку конфет.

— Это вам, Ниночка. Из Москвы.

Нина зарделась:

— Ну зачем вы тратились?!. Вам письмо, Сергей Петрович.

— Если служебное — Каюмову.

— Личное. — Она вынула из стола конверт. — От Одинцовой. Мать, наверное, нашего…

Дорофеев поглядел конверт на свет, надорвал один конец. Письмо было длинное — на четырех листах ученической тетради. Дорофеев улыбнулся, покачал сокрушенно головой.

Он дочитал письмо, заботливо сложил листки и вздохнул:

— Трудная штука жизнь, Нина… Мать Одинцова приехать хочет сюда. На каникулы… Когда в школах зимние каникулы?

— Сразу после Нового года, Сергей Петрович… Дней десять, помнится.

— Вы помните… А я уже нет…

Дорофеев открыл дверь в кабинет к главному.

— Здравствуйте, Анатолий Леонтьевич. — Дорофеев протянул руку для приветствия. — Только из Москвы. Уезжаю. Переводят меня. Уже утвердили…

Медведовский тяжело опустился в кресло, переплел пальцы и похрустел ими.

— Большому кораблю — большое плавание.

— Оставлять завод жалко… Немыслимо как жалко!.. Но там размах! Объем работ почти втрое больше, чем нам с вами здесь пришлось перелопатить.

— Значит, уезжаете? Вы, с вашей работоспособностью, справитесь…

— Верите?

— Я… При чем здесь моя вера?! Уж если вас из Москвы заметили…

— В министерстве и вас помнят, — схитрил Дорофеев. Медведовский пожал в ответ плечами. — Помнят, как очень дельного инженера.

— Был конь, изъездился, Сергей Петрович.

— Дорогой Анатолий Леонтьевич! Бросьте прибедняться!

— Чего мне прибедняться? И перед кем? Вы же первый так считаете. И по-своему правы… — Бледные пальцы Медведовского непроизвольно разминали тугую сигарету.

— «По-своему, по-моему». А вот и не считаю! Вы слишком много курите. И не проветриваете кабинета. Это вдвойне вредно.

— И даже для посетителей, не так ли? — Хозяин кабинета раскурил сигарету. — И, как доказано наукой, рак легких у курильщиков наблюдается значительно чаще, чем у…

— Перестаньте, Анатолий Леонтьевич, — попросил Дорофеев. — Не надо!.. А то разговора у нас не получится… Откройте лучше окно. Не кабинет, а коптильня.

Медведовский подчеркнуто послушно распахнул окно и, зябко потирая руки, вернулся к столу:

— Так, о чем мы будем говорить?

— О том, что вам рано идти на пенсию, Анатолий Леонтьевич… О том, что вы еще можете поработать.

— Я… работаю, — вяло возразил Медведовский и покраснел.

Дорофеев на какую-то долю секунды почувствовал жалость к старому сослуживцу и, чтобы дать ему время побороть замешательство, отвернулся. И тут же рассердился на себя за эту жалость, произнес жестко:

— Здесь вам делать нечего! Вы это и сами понимаете. Отсюда и подготовка к переходу на гособеспечение. Надо уметь критически оценивать свое поведение. И исправлять ошибки. Скажите, вы всерьез решили остаток дней коптить небо? Не поверю!

— Чего вы от меня хотите? — сдерживая голос, спросил Медведовский. — Что вам надо?

— Я хочу пригласить вас на работу…

— Кем? Куда?

— На строительство, конечно… Главным инженером… Поедете?

— Вы шутите?

— Скажите, после того, как решится вопрос с пенсией, вы намереваетесь работать? Или думаете сидеть дома?

— Я об этом не думал…

— У вас было достаточно времени подумать… Я вполне серьезно думал об этом за вас и пришел к убеждению, что вам надо встряхнуться, и тогда у вас опять появится вкус и потребность к работе…

Помолчали.

— Когда мы построили этот завод, я полагал, что здесь и дождусь старости. Ведь я, как и вы, не молод и тешил себя такой мыслью, — признался Дорофеев.

— Это от тщеславия у вас…

— Может, и от него, не думал! Но вот сказали, что надо строить новый завод. Даже не знаю, с чем сравнить это состояние. К примеру, вырастил землепашец урожай, убирать бы самое время, а ему сказали: «Ты иди, сей на другом поле, здесь без тебя урожай соберут…» Каково, а?

— Мда-а, — неопределенно буркнул Медведовский.

— Не хочется уезжать… Но ведь засеять еще одно поле, ну, завод еще один поднять — интересно, а? Так вот, один завод мы с вами построили. Поедете — построим еще один! Лучше этого… Согласны? Какого черта?!

— Слишком неожиданно, право…

— Думайте! Я здесь задержусь несколько дней.

— Там и жить-то, наверное, негде. На постой к людям!..

— Плохо с жильем, — согласился Дорофеев. — Так подумайте. Времени на это достаточно. А с жильем там плохо. Да, если заинтересуетесь, — просмотрите план и документацию строительства, мне они пока не нужны.

Часом позже он сидел в столовой на диване и молча наблюдал, как жена обстоятельно заворачивала чашки, тарелки, вазы в тряпье и плотно укладывала в фанерные, из-под чая или спичек, громоздкие ящики.

— Откуда у тебя эти ящики? — Он знал точно, что ящиков в доме никаких не было.

— Купила в магазине… Телевизор и приемник, Сережа, ты сам упакуешь… Одного контейнера будет мало, пожалуй.

Сергей Петрович оглядел столовую. Хозяйственная Лидия Федоровна собрала в ней все, что смогла сама перенести, даже вешалку из прихожей. На подоконниках высились разнокалиберные банки, баллоны с соленьями и маринадами.

— Это… тоже повезешь? — он кивнул на подоконники.

— А как же! — Она даже всплеснула руками. — Неужто бросить. Ты только, пожалуйста, не мешай мне. Пойди пройдись лучше… Сходи в хозмаг, купи тонких веревок… нет, лучше шнур для белья. Без веревок эти ящики рассыплются.