Княгиня Ольга. Святая воительница - Андрей Богданов

Увы, и этого внука у Ольги отняла дружинная среда. Добрыня Малкович, брат Малуши, стал дядькой Владимира и воспитал его как сурового воина. А юноше так понравились приключения с буйными викингами, убийства, грабежи и насилия, что он, заняв "стол" великого князя в Киеве, стал истово бороться за обновление и укрепление язычества. Лишь на склоне лет, порядком утомившись от бесконечных войн, пяти жён и восьмисот наложниц, Владимир вспомнил заветы бабашки: заключил мир с Византией, женился на ромейской принцессе Анне (с которой в своё время обедала Ольга), сам принял крещение и крестил Русь.

Все эти тонкости отношений в семье великого князя не занимали умы дружинников, сидевших во главе с Претичем на левой стороне Днепра, против Киева, когда они получили весть о неизбежной сдаче города. Выслушав гонца, воевода сказал: "Пойдем завтра в ладьях и, захватив княгиню и княжичей, умчим на этот берег. Если же не сделаем этого, то погубит нас Святослав!" Как видим, грозного князя дружина боялась больше, чем всего сонма печенегов.

Дружинники "на следующее утро, близко к рассвету, сели в ладьи и громко затрубили, а люди в городе закричали. Печенеги же решили, что пришел князь, и побежали от города врассыпную. И вышла Ольга с внуками своими и людьми к ладьям". Княжеская семья готова была бежать за Днепр. Но стольный град спасло чудо.

Увидев бегство своих войск, печенежский князь "возвратился один к воеводе Претичу и спросил: "Кто это пришел?". А тот ответил ему: "Люди той стороны (Днепра. — А.Б.)". Печенежский князь спросил: "А ты не князь ли?" Претич же ответил: "Я муж его, пришёл с передовым отрядом, а за мною идет войско с самим князем: бесчисленное их множество". Так сказал он, чтобы их припугнуть. Князь же печенежский сказал Претичу: "Будь мне другом". Тот ответил: "Так и сделаю". И подали они друг другу руки, и дал печенежский князь Претичу коня, саблю и стрелы. Тот же дал ему кольчугу, щит и меч. И отступили печенеги от города".

Однако кочевники были не столь уж наивны. Они далеко не ушли и встали рядом с Киевом, на реке Лыбеди, так близко, "что нельзя было и коня напоить". Однако послать гонца на Дунай оказалось можно. "И послали киевляне к Святославу со словами: "Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул, а нас чуть было не взяли печенеги, и мать твою, и детей твоих. Если не придёшь и не защитишь нас, то возьмут-таки нас. Неужели не жать тебе своей отчины, старой матери, детей своих?" Услышав это, Святослав с дружиною быстро сел на коней и вернулся в Киев: приветствовал мать свою и детей и сокрушался о перенесённом от печенегов. И собрал воинов, и прогнал печенегов в степь, и наступил мир".

Прискакав к Киеву, Святослав, очевидно, оставил значительную часть войска на Дунае, иначе ему не пришлось бы для войны с печенегами "собирать воинов" на Руси. Князь отнёсся в происшедшему легкомысленно, но Ольга оценила силу ответного удара Византии за его действия на Дунае. В этот момент история Руси могла закончиться, едва начавшись. Страну объединяли авторитет великой княгини и страх перед Святославом. Не вернись Святослав с Дуная, погибни Ольга и наследники престола, — собирать земли Руси воедино пришлось бы заново. Но второго шанса могло не быть.

К счастью, великий князь прискакал на конях вовремя. Но уже на следующий год стал рваться назад, на Дунай, будто не понимая, как много ставит на карту. "В год 969/970 сказал Святослав матери своей и боярам своим: "Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае — ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли — золото, шелка, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии — серебро и кони, из Руси же — меха и воск, мёд и рабы".

Взглянув на карту, мы убедимся, что Переяславец на Дунае отнюдь не был "серединой земли" великого князя Русского. Это была прекрасная ставка для князя-разбойника, какими были его предки: центр для набегов на соседей и грабежа торговых путей. Серединой Русской земли был Киев, уже один раз оставленный Святославом без защиты и тут же подвергшийся удару печенегов.

Не понимая значения государства, которое строила Ольга, великий князь рвался от административных и политических забот на волю, на Дунай. Для дружинника на Дунае было раздолье! Значительно большая даже в торговом отношении ценность Руси Святослава не волновала. Ольга понимала, что закрепления её сына на Дунае Византия не может допустить, но ничего поделать не могла.

У Ольги не было никаких сомнений в том, что, если сын вновь отправится воевать на Дунай, ромеи непременно изыщут врагов, которые нападут на Русь, — хотя бы венгров. В отличие от сына, она прекрасно понимала превосходство Восточной Римской империи над Русью в ресурсах и войсках. Святослав пока не сталкивался даже с фемным, содержащимся каждым военным округом ромейским войском, не говоря уже об отборных императорских полках, — в том числе о восстановленной Никифором Фокой регулярной пехоте и о тяжёлой коннице катафрактов, — воюющих вдали от Болгарии. Сражаться с империей на Дунае означало одновременно подвергнуть Русь нашествиям нанятых ромеями соседей и потерять войско сына в земле болгар, когда на неё вступят имперские легионы.

Споры с сыном, не склонным думать о судьбе Руси и предпочитавшим геройскую смерть жизни у юбки матери, лишили княгиню последних жизненных сил. "Видишь, я больна, куда хочешь уйти от меня?" — говорила мать. Ольга, сообщает Древнейшее сказание, действительно разболелась. Перед смертью единственное, чего добивалась княгиня, — это чтобы Святослав не бросил страну без управления и войск. Что сын уйдёт на Дунай, она не сомневалась.

"Погреби меня и иди, куда захочешь", — перед смертью сказала сыну княгиня. Святослав не унимался. Ольге становилось всё хуже. Она "скончалась три дня спустя (11 июля 969/970 г. — А.Б.), и плакали по ней плачем великим сын её, и внуки её, и все люди, и понесли, и похоронили её на выбранном месте". Княгиня "заповедала не творить над собой тризны, имела ведь священника втайне, и тот похоронил её, блаженную Ольгу". — гласит Древнейшее сказание (согласно Начальной летописи Никона Великого). Составитель "Повести временных лет" опустил слово "втайне", так как считал, что первая княгиня-христианка должна была исповедовать свою веру открыто.

Другие летописи уточняют, что "Ольга призвала своего сына Святослава и заповедала ему: с землёю ровно погрести её, а могилы не насыпать, ни тризны не творить, ни бдына делать". По мнению Б.А. Рыбакова, княгиня опасалась, что сын-язычник "похоронит её по торжественному языческому обряду под высоким холмом кургана с тризной и устройством бдына" — обозначающего могилу столба[114].