Сфера влияния - Вячеслав Васильев

Служба закончилась, как и положено, кроплением святой водой и целованием креста. В казарму штрафники уже не вернулись. Зелёная линия повела их по заметенным снегом дорожкам прямо на плац. С тёмного ещё неба падали густые хлопья снега, красиво сверкающие в конусах света от фонарей, выстроившихся вдоль дорожки. Хозяйственные роботы, сегодня выполнявшие функции снегоуборочных машин, спешили убраться с пути строя. Чемоданы с собой никто не нёс — они уже находились на борту одного из двух стоявших на вертолётной площадке вертоджетов.

Шагая по дорожке, Егор, глядя на эту красоту и слушая мерный скрип снега под ногами, внезапно осознал, что, может быть, видит всё это в последний раз. Радостное настроение предвкушения окончания выматывающей учёбы сменилось грустью расставания. Не с родными и близкими, а с родной планетой. Разумеется, Белецкий и раньше, как любой другой военнослужащий, покидая Землю, понимал, что может никогда уже не вернуться. Но сейчас вероятность такого развития событий была намного больше. Поглядев на лица товарищей, Егор понял, что они испытывают такие же чувства. Никто не улыбался, и не пытался не то чтобы пошутить, а вообще что-то сказать. Штрафники шагали навстречу судьбе в полном молчании.

На плацу отбывающие выстроились отдельно от всех. Каждая группа образовывала одну шеренгу. "Кошатники" стояли по краям. Из вольера выбежали рыси и встали рядом. Егор автоматически погладил прижавшегося к его ноге Пантелея. Напротив стояли бойцы, ещё не закончившие обучение. Внезапно Егор понял, что он завидует им, хотя ещё вчера вечером сочувствовал. Прогнав эту мысль прочь, Белецкий попытался сосредоточиться на напутственной речи комбата. Но это у него не очень получалось. Вся речь пролетела мимо ушей, кроме заключительной фразы, запомнившейся ещё с прошлой такой же церемонии: «Помните, что ваша задача не умереть за Родину, а заставить сделать это вашего противника!». После того, как Белецкий стал свидетелем гибели нескольких человек ещё при обучении, а не в бою, эти слова показались ему лицемерными.

На этом торжественная часть закончилась, и штрафники из бывшего второго взвода, преодолевая сопротивление ветра от раскрученных винтов, двинулись сквозь образовавшийся буран к ожидающим их вертоджетам. На каждый летательный аппарат пришлось по две группы: к концу наземного обучения пятое отделение, с самого начала бывшее в неполном составе, было расформировано на пополнение групп, в которых в процессе обучения выбыли люди. Штрафники быстро загрузились в поданные машины. Дверцы вертоджетов захлопнулись, отрезая пассажиров винтокрылых машин от внешнего мира…

Когда гул турбин окончательно затих вдали, на заснеженном плацу остались стоять только командир учебной роты и командир батальона. Майор, улыбнувшись, подмигнул капитану:

— Ну, что, Пётр Дмитриевич, по такому случаю можно и по пятьдесят?

Капитан тяжело вздохнул:

— Подождём, Василий Григорьевич. Пусть сначала долетят…

Егор обратил внимание на то, что поданные вертоджеты отличаются от серийных, ещё при посадке. Дверь была значительно толще стандартной. Да и грузопассажирский отсек был несколько меньше, чем обычно, что явно указывало на дополнительное добронирование. В то же время снаружи летательные аппараты ничем не отличались от обычных транспортников.

На этот раз пилоты не стали включать для своих пассажиров внешний обзор. О том, что машины сразу после отрыва от площадки начали набор высоты, а так же о включении маршевых двигателей и переходе в "самолётный" режим можно было догадаться только по силам инерции при манёврах да по звуку этих самых двигателей. Когда вертоджеты вышли на крейсерский эшелон полёта и легли на курс, исчезли и эти скудные источники информации о полёте. Равномерный гул турбин убаюкивал, и многие штрафники поспешили воспользоваться случаем, чтобы немного подремать. Егор попытался мысленно поболтать с Пантелеем, но в ответ получил вежливое предложение потратить время полёта с пользой — поспать. Немного поразмыслив, Белецкий согласился с доводами напарника, и уже через несколько минут погрузился в чуткий сон…

Егор вынырнул из него только тогда, когда машина заложила крутой вираж и начала резко снижаться. Открыв глаза, он увидел, что большинство остальных пассажиров тоже проснулись, и, вцепившись руками в подлокотники кресел, тревожно оглядываются по сторонам. Только Ольга продолжала безмятежно дрыхнуть. Егор позавидовал её самообладанию. Чисто формально просыпаться было не обязательно — никаких команд никто не давал. Бодрствовать в данной ситуации, по сути, было бессмысленно — штрафники никак не могли повлиять на ситуацию, что бы сейчас не случилось. Поэтому командир, а точнее, командирша отделения продолжала представлять собой живое воплощение известной народной мудрости: "солдат спит — служба идёт". Между тем снижение перешло в крутое пике. Летательный аппарат охватила мелкая тряска. Ольга продолжала сидеть с закрытыми глазами. "Хорошо, что у неё грудь маленькая", — ни с того, ни с сего подумал Егор, "Была бы большая — она бы сейчас не была так спокойна. Да и остальные пассажиры тоже", — усмехнулся он, представив это зрелище.

Машина начала выходить из пике. Навалилась перегрузка. В глазах потемнело. На секунду-две Егор отключился. Но перед тем, как мир погрузился во тьму, успел заметить, что госпожа Ржевская наконец-то соизволила тоже раскрыть глаза. Чтобы тут же вырубиться, как и все остальные. Когда сознание снова вернулось, перегрузки уже закончились. Вертоджет продолжал снижаться, но теперь он именно снижался, а не пикировал. Командир корабля по внутренней связи предложил всем приготовиться к посадке. "Лучше бы про пикирование предупредил, камикадзе хренов", — недовольно подумал Белецкий, и хотел мысленно ещё немного пройтись по "этим безбашенным пилотам", но тут вспомнил, что и сам некоторым образом принадлежит к пилотской гильдии, и тоже любит вот так повыделываться. Поэтому он только смущённо заёрзал в кресле и крепче вцепился в подлокотники. Если таким был заход на посадку, то от самой посадки можно было ожидать всего, что угодно.

Но посадка прошла штатно. Машина, коснувшись бетонки колёсами шасси, пару раз подпрыгнула, опустила нос, и покатилась, постепенно снижая скорость. Второй вертоджет приземлился почти сразу за первым. Звено многоцелевых ударных атмосферников, сопровождавшее вертоджеты от самого Острова, заложило вираж над самой землёй, и удалилось куда-то на юго-запад, на прощанье покачав коллегам крыльями. Но штрафники этого не видеть не могли. Первое, что предстало их глазам, как только пассажирские дверцы остановившихся наконец вертоджетов распахнулись, был необъятный борт орбитального транспортника. Вопреки опасениям командира учебной роты, очередной выпуск учебки добрался до аэрокосмической базы без происшествий.

Пересадка с одного борта на другой прошла так быстро, что Белецкий даже не понял, находится он на той же базе, куда его доставили после вынужденной посадки "Сапсана" или на какой-то другой. Бойцы, выбравшись из вертоджета, не успевали размять мышцы после долгой неподвижности, как, подгоняемые вооружённой охраной, вынуждены были забираться по грузовой рампе в громадное чрево орбитальника. Это была отнюдь не пассажирская машина, на которой можно путешествовать со всеми удобствами. Большая часть громадного грузового отсека была занята разнообразными контейнерами необъятных размеров с непонятной непосвящённому маркировкой. И только чуть ближе к носу гиганта среди контейнеров почти затерялся стандартный пассажирский модуль на полсотни мест. Точнее, не совсем стандартный, как понял Белецкий, попав внутрь его. Часть "человеческих" ложементов была демонтирована, и вместо них были установлены "рысиные". Если в вертоджете рыси ещё могли разместиться прямо на полу (кстати, Егор поймал себя на мысли, что если бы он был разумным рысем, то, скорее всего, дико возмутился бы такой вопиющей дискриминации), то для космического путешествия такой "метод" уже не годился.

Похоже, что орбитальник ждал только штрафников: рампа начала подниматься, едва последний из них попал на борт. Люди и рыси ещё только рассаживались по местам, а буксировщик уже потащил тяжёлую машину по рулёжным дорожкам к началу взлётной полосы. Поставив транспортник на разгонную "свечу", буксировщик резво отвалил, а громадный летающий монстр, отпустив тормоза и клюнув носом, начал неторопливо разгоняться. Помогали ему в этом "свеча" — фактически линейный электродвигатель, антигравы, и твердотельные ускорители. "Свеча" работала, пока орбитальник не оторвался от полосы, ускорители отработали чуть дольше, и, после того, как они были отстрелены, подъём осуществлялся только с помощью жидкостных реактивных двигателей, антигравов, да силовых плоскостей, в рабочем режиме разворачивавшихся чуть ли не на полкилометра. Пожалуй, тяжёлые орбитальные транспортники, — фактически, те же "челноки", но раздутые до гигантских размеров, остались единственными аппаратами на планете, использующими жидкое топливо. Но они и использовались не так уж интенсивно — в основном, когда надо было доставить на орбиту негабаритные грузы. Почему вместе с грузами сегодня отправили и людей, которых гораздо проще и дешевле было поднять в космос любым из военных орбитальных лифтов — для Егора было загадкой.