Клятва Смерти (СИ) - Цезарь Юлия Skazka569

‒ Не переживай. Мы все прошли через многое, нам нужен отдых. Я пока схожу по морякам, наверняка найдутся добрые души, а вы можете каюты осмотреть. Мара, подготовь место для себя и Миры. А ты, Сайман, для нас.

Мара кивнула и поднялась, вновь выпутываясь из рук Сая, но уже аккуратно и мягко, и хотела было пойти на нижнюю палубу, пока Кон пошел к готовящимся к отплытию матросам.

‒ Ты ничем не обидела Миру, ‒ сказал Сай, который точно знал причину такой реакции. Он тоже поднялся и пошел следом за Марой. И один маленький секретик он все же решил открыть. ‒ Ты ей нравишься, она думает, что неплохо с тобой подружиться. Честно, она мне сама сказала, но я тебе ни слова не говорил.

Сайман улыбнулся Маре и показал, как закрывает рот на замочек, намекая, что это секретная информация. Но когда они дошли до лестницы вниз, Сай вдруг остановился и взял Мару за руку, прося и ее притормозить. Было кое-что, что его беспокоило, и он хотел это выяснить сразу. Правда, он уже не был зол, и поэтому не знал, как начать разговор.

‒ Мар, ты и я… Когда я напился… ‒ начал он и коснулся своих губ, припоминая помаду на них. Как же неловко было говорить с ней на эту тему, когда дело касалось его самого. ‒ Прости, я ничего не помню, а с утра… Мы же не?.. Или да? Я ведь мог.

Маре сейчас понадобилось все её самообладание, когда Сайман сказал свою последнюю фразу. Это он-то «мог»? Ну-ну. Да если бы он вообще без сознания лежал, его член был настолько же религиозен, как и сам обладатель.

А вообще, Мара из-за приключений сначала и не поняла, о чем речь-то. Точно! Она ведь оставила Сайману сладкий подарок на утро. И судя по тому, как Сайман смиренен, хоть и забавно напуган, он не был зол. По крайней мере, сейчас. Наверное, когда проснулся, и то больше со страху под стол забился и молился, чтобы этого не было.

Мара ничего не могла с собой поделать. Ей была так интересна реакция Саймана, да и желание отомстить за запертую дверь тоже сыграло сейчас свою роль. Мара повернулась к Сайману всем корпусом и, повиливая бедрами, приблизилась, а потом прижалась к нему, касаясь пальцами мест на шее, где оставляла свои следы.

‒ Как это? ‒ театрально печально спросила она. ‒ Ты… не помнишь? Обычно, меня никогда не забывают. ‒ Взяв его руку, она положила его ладонь на свою ягодицу, пока Сайман приходил в себя, а сама забралась руками под его мантию, выискивая его грудь, касаясь еще одних, уже невидимых следов. ‒ Не помнишь, как твои губы обволакивали мои соски? Как твои пальцы игрались внутри меня, и непристойные звуки от того, как твои яички бились о меня?

А Сай, как напуганный взглядом хищника ягненок, просто замер в ужасе, оставив руки там, куда Мара их положила. Ведь он правда думал, что это могло случиться. Так любил ее, что в беспамятстве мог пойти на поводу соблазнительной фейри. Он невольно представил все, о чем она говорила, как их тела могли бы сплетаться, вплоть до непристойных звуков, и у него чуть кровь из носа не пошла. Даже боги не знали, как он одновременно и хотел, чтобы это оказалось правдой, и нет. Всё-таки он приносил обеты любить и служить единственной Мигу. Правда, Грот плевала на это, и раз уж все равно его скоро ждала расплата по долгам родителей, то что ему мешало насладиться жизнью в эти последние мгновения?

‒ Я ведь серьезно спрашиваю, ‒ строго сказал Сайман, опуская голову к Маре и чуть ли не сталкиваясь с ней носом. Она так часто бывала к нему так близко, но впервые было тяжело устоять перед ней. Сай даже приоткрыл рот, тяжело вдыхая через него, и облизал губы, которые желали ощутить вкус ее помады вновь. ‒ Если это правда, то я… Я могу стать кем-то особенным для тебя, Мара? Не просто ещё один влюбленный дурак, с которым ты переспала, чтобы удовлетворить свои желания?

Сайман легко боролся со своими желаниями тела, но душа его хотела любви. Любви той, кто, он знал, разобьёт ей сердце. И она делала это каждый раз, когда ложилась с кем-то в постель. Эта насмешка была самым жестоким, что она могла с ним сделать. Может, он и заслужил это, потому что постоянно ругался и докучал ей. Теперь стал таким же проходящим персонажем в ее жизни, как и все остальные мужчины.

Мара ожидала все, что угодно. Но не этих слов и не этого взгляда… Взгляда, который она знала, но не верила, что увидит такой именно у Саймана. Это взгляд мужчины, любившего кого-то. Но также этот жрец отличался от других. Хотя бы… Потому что Мара его знала. Знала, и никогда не подозревала о его чувствах. Это не могло возникнуть вот только сейчас и здесь! Он хранил этот взгляд, прятал от неё. И тем сильнее было страшное осознание.

‒ Эй, ты чего это? ‒ Мара резко сделала шаг назад, прекращая любые контакты с Сайманом. Неужели она всё-таки охомутала его? Только её чары проникли куда глубже, чем просто тело, что не было хорошо.

Сайман был очень хорошим человеком, и как бы Мара ни хотела его, ни желала нетронутый фрукт, так с ним поступить не могла. Его сердце было ей дорого, и с ним она играться не собиралась.

‒ Я пошутила, ‒ обреченно сказала она, пряча свой взгляд. ‒ Не было ничего. Я просто хотела поиздеваться.

Поиздевалась… Если бы она только догадалась раньше о причинах тех запретов Саймана… Не запреты, а глубокая ревность, граничащая с агонией, потому что ему приходилось видеть то, как она удовлетворяла свои потребности в руках другого мужчины. Когда же у него все это началось? Как бы то ни было… Он все равно успел увидеть.

‒ Почему ты все портишь? ‒ вдруг ни с того ни с сего вскрикнула Мара, смотря ему в глаза. Хотелось плакать, реветь. ‒ Почему? Откуда это? Я к тебе даже ни разу не прикоснулась! Ты не позволял мне! Так с чего это тебе вдруг почувствовать ко мне что-то иное?

Мара просто не могла обещать то, что хотел Сайман. Она знала свою природу, и согласиться сейчас, признаться в своей привязанности к нему означало пойти на риски. Мара умела любить, умела быть верной, но… Сколько это тянется? И если ошибка будет с её стороны, заслуживал ли такой судьбы Сайман?

Нет!

Потому Мара сейчас была зла.

Им нужно было разойтись разными путями.

‒ Я не знаю, откуда это и когда началось, ‒ с глубокой печалью вздохнул Сайман. ‒ Мара, люди любят не из-за прикосновений, не из-за секса, а просто потому что. Это есть, и все. Прости, что испортил этим все.

Конечно, он и не ожидал от нее ответной любви, но в тайне надеялся, что сможет её изменить. Или хотя бы ее отношение к себе. Но он полюбил ее такой, полюбил ругаться на нее, хоть и каждый раз чувствовал нестерпимую боль. И все же в его правилах не было жалеть себя, а к лишениям он и так уже привык. Переживет и это.

‒ Ладно, ‒ взбодрившись, он поднял голову и натянул улыбку, ‒ давай забудем об этом разговоре. Ничего не было, как и тем вечером. Нужно готовить каюты для ребят.

Обойдя Мару, Сайман пошел вниз. Позже, когда он выполнит просьбу Кона, выйдет на палубу и будет медитировать. От чувств не избавится, но успокоит ураган внутри. И все станет как прежде.

‒ Ты слишком плохого обо мне мнения, если считаешь, что я могу это забыть! ‒ Это вновь получилось сказать слишком громко ‒ но первые слезы стекли по её щекам.

***

Отведя именно в женскую каюту, Мира приказала Сазгаусу сесть… Но было бы куда. Тут тоже были гамаки, но… Это были когда-то хорошие сети, а сейчас лишь дырявые куски резины. И видя, где придется девочкам спать, Сазгаус поморщился, но всё-таки сел на один из гамаков, наблюдая за тем, как Мира колдовала с растениями.

‒ Тебе не кажется, что мне надо сначала помыться?

Смешно, Саз, хорошую шутку сказал. Ему сейчас в соленую воду со своими ранами только и лезть, а другой воды здесь просто не было, если, конечно, кто-нибудь из матросов не брал с собой пару бочек пресной воды.

‒ На самом деле это лишнее, Мира, ‒ отмахнулся Саз, смотря на свою ладонь. В дыре хорошо виднелся деревянный пол каюты, и полукровка вздохнул. Такие раны на всю жизнь, и если бы он не теребил их сразу, как его сняли с креста, может, дыр бы и не было, но он то и дело, превозмогая боль, то дрался, то хватался, то еще что-то. ‒ Поболит, да перестанет. Лучше уже все равно не сделать.