Полицейский - Эдуард Хруцкий

— Вот это дежурный околоточный пусть передаст в сыскную. Понял? Дело секретное и срочное. — Так точно.

Городовой пулей вылетел из дворницкой. Кузьма оглядел стол, взял чистый стакан, налил из бутылки мутноватую жидкость. — Ханжа? — спросил он дворника.

— Никак нет, ваше благородие, домашняя, сват из деревни привез.

Кузьма выпил, закусил луковицей. Самогонка и впрямь была неплохой. По телу разлилась приятная теплота. — Ты, братец, черный ход запереть сможешь? — Так точно.

— Я прошу запереть так, чтобы никто из жильцов не открыл. — Могу снаружи навесной замок подвесить.

— Действуй. Я, если что, на третьем этаже буду.

Минут через сорок Баулин услышал шаги и мелодичное позвякивание шпор. Он спустился и увидел Бахтина, Косоверьева и ротмистра Гейде.

— Молодец, Баулин, — сказал Бахтин, — представлю к награде. — Рад стараться, господин начальник. — Где он? — На квартире своей сожительницы Абрамовой. — Эта дверь? — Так точно. — Зови дворника.

И пока Баулин бегал за дворником, Бахтин думал о том, как не хватает ему Литвина, Сомова, Воронкова, опытных петербургских сыщиков, к которым он так привык. Он поглядел в окно. Во дворе ветер крутил над землей снежные буранчики. Закончилась затяжная осень, наступила длинная московская зима. Вон как разошлась погода. Прямо буран. Дворник поднялся, залепленный снегом, как дед Мороз. — Звони, — приказал Бахтин. Дворник повернул рукоятку звонка. Тишина. Он еще раз повернул. — Кто? — женский голос из-за двери. — Мария Петровна, это я, дворник Акимыч. — Чего тебе?

— На черный ход пройти надобно, замок в дверях сломался. — Ты один? — Со слесарем мы. — Подожди.

Еще несколько минут ожидания, и дверь отворилась на ширину цепочки. — Да я это, Мария Петровна.

Звякнула цепочка, и дверь открылась. Первым в квартиру ворвался Бахтин, он схватил хозяйку и зажал ей рот.

— Где? — пугающим шепотом спросил он.

Перепуганная женщина кивнула на закрытую дверь комнаты. Бахтин толкнул ее. В спальне на огромной металлической кровати с никелированными шарами лежал мужчина лет тридцати.

— Вставай, Чиновник. — Бахтин сел, закурил папиросу. — По какому праву…

Бахтин вздохнул тяжело, аккуратно положил папиросу в пепельницу у кровати и сдернул с Мишки одеяло. — Вставай. Одевайся. — А вы, господин, кто будете?

— Я помощник начальника сыскной полиции Бахтин. — Это каждый сказать может. В комнату, позвякивая шпорами, вошел Гейде. — Позвольте-ка, Александр Петрович.

Он отстранил Бахтина и врезал Мишке в ухо. Рука у ротмистра была тяжелой. Сбивая тумбочки, Чиновник отлетел к стене.

— Ну, — Бахтин опять взял папиросу и сел, — понял, кто мы?

— Нет на мне ничего, господин начальник, — плаксиво выдавил Мишка.

— Я знаю, только вот видишь, братец, — Бахтин достал из кармана бумажник и положил его на кровать, — мы с понятыми его сейчас на обыске найдем, и загремел ты в арестантские роты.

— Понял, — опытным взглядом Мишка сразу же определил сдернутый в кафе лопатник, — что надо? — Вот это другой разговор. Одевайся. Чиновник быстро оделся и стоял перед Бахтиным, ожидая. — Что еще было в бумажнике?

— Документы какие-то, вроде как счета от портного. Они в лужу упали, а я их поднимать не стал. — Не врешь? — Как можно, господин начальник. — Ладно.

Конечно, можно было повезти Мишку на место и постараться найти обрывки документов. Но время прошло, и размели дворники лужу. Бахтин почему-то сразу поверил Мишке. — Слушай меня, Лазарев, так твоя фамилия? — Так точно. — Ротмистр, оставьте нас одних. — Слушаюсь. — Гейде звякнул шпорами. Бахтин достал из кармана бумагу и вечную ручку, подарок Кузьмина. — Садись пиши. — Что? — испуганно спросил Мишка.

— Вот сам посуди, что тебе выгодно. Обыск, суд, арестантские роты — одна перспектива. Есть вторая. Ты пишешь мне бумажку и становишься моим агентом. — На своих, значит, стучать.

— А как ты думаешь. Посмотри-ка за окно, по такой погоде в холодном «Столыпине» в Сибирь ехать мало удовольствия.

Мишка взял папиросу, но прикурить никак не мог, дрожали руки. Бахтин поднес ему зажженную спичку. Этот точно станет агентом. Уж больно комфортно устроился он на кровати покойного портного. Уж больно уютная и приятная во всех отношения была вдова Мария Петровна. Не променяет Михаил Иванович Лазарев теплую квартиру, в которой так вкусно пахнет ванилью и сдобным тестом, на нары в Таганской тюрьме. — Ну, что думаешь, Михаил, садись пиши. — А как с армией быть?

— Об этом забудь, мне хорошие агенты нужны больше, чем генералу Алексееву солдаты. Да успокой ты руки. Пиши. Агентурный псевдоним твой будет Воронец. Бахтин взял бумажку, спрятал ее в карман. — Теперь пиши расписку. — Какую? — Что получил сто целковых. Бахтин достал ассигнацию и положил на кровать.

— Даю тебе, Лазарев, деньги вперед, а о деле узнаешь завтра. В два пополудни ждут тебя по адресу Банковский переулок, дом два, седьмая квартира. А пока живи. Бахтин встал, хлопнул Мишку по плечу и вышел.

Помощник градоначальника полковник Назанский пошел в сыскную полицию пешком. Да и чего идти, от Тверского бульвара до Гнездниковского переулка ходьбы-то всего ничего. Вчера была метель, а нынче снежок плотно прилег к земле, скрипел под сапогами, напоминая о близком Рождестве. Не повезло ему — старший помощник, действительный статский советник Тимофеев, заболел, и кляузное дело поручили ему. Все это было тем более неприятным, что он оканчивал курс Александровского училища вместе с Бахтиным и теперь ему предстояло вставлять фитиль своему бывшему взводному портупей-юнкеру. Делами полиции занимался Тимофеев, хотя всячески старался перекинуть их Назанскому. Полковник, в общем-то, был не против, полицейская служба более напоминала ему армейские порядки, но с сыскной полицией случались скандалы. Слишком уж круто затягивал гайки Маршалк, не считаясь ни с чинами, ни с положением в обществе некоторых нынешних скоробогатеев. А вот теперь на помощь ему и Бахтин из столицы прибыл. Назанский точно знал, что на Пасху следующего года ему присвоят генеральский чин, и тогда у него открывался шанс стать начальником Александровского военного училища. А это почетная и спокойная служба. Вполне в отставку можно выйти полным генералом. Приятные мысли о шитых золотом генеральских погонах сопровождали полковника до самых дверей сыскной полиции.

Войдя, Назанский придал своему лицу некоторую начальственную строгость и мимо ошалевших городовых и юрких людей в штатском начал подниматься на второй этаж. Видимо, дежурный чиновник успел упредить Маршалка, и Карл Петрович встретил начальство у лестницы. — Здравия желаю, Александр Николаевич. — Доброго здоровья, Карл Петрович. — Пришли нам сирым фитиль вставлять? — К сожалению. — Тогда прошу ко мне.

Назанский впервые видел Маршалка в форме и подумал, что мундир, даже полицейский, мужчину весьма украшает. Они вошли в кабинет начальника, и с дивана поднялся высокий человек в мундире с погонами коллежского советника. Назанский несколько минут разглядывал Бахтина. Хорош, черт. Мундир с особым александровским шиком сидит, погоны ручной работы, чистым серебром отливают и красив по-прежнему, правда, виски да английские усики поседели малость. Как здороваться с однокашником, у Назанского сомнений не было ни на минуту. Они обнялись.

— Ну ты, тезка, — засмеялся Бахтин, — в чины вышел.

— Ты на себя, Саша, посмотри. И Владимир, и орден французский, звезда «Льва и Солнца», а это что?

— Бухарская звезда — орден «Благородной Бухары», его в столице все дворники получили.

— Не преуменьшай. Кто бы ни получил, а у тебя на груди две звезды. Не у всякого генерала такое есть.

— Александр Николаевич, золотой вы наш, как беседовать будем, официально или с чайком?

— Давайте, Карл Петрович, с чайком, за ним и поговорим. — Тогда прошу.

Маршалк открыл дверь в углу кабинета, и они пошли в небольшую комнату, которую почти полностью занимал сервированный на три персоны стол. Сели. Тихо выпили по первой.

— Господа сыщики, — Назанский со вздохом поставил рюмку. — По невеселому делу я пришел к вам. Климович приказал мне дело против Коншина прикрыть.

— Ты, Саша, — засмеялся Бахтин, — нынче в прикупе взял одни тузы. — Это как же?

— А очень просто, никакого дела против Коншина мы не ведем. Он вообще вне сферы наших интересов. Тем более что тайный советник Белецкий перед моим отъездом в Москву приказал мне оградить Коншина от любых неприятностей.

— Так это меняет дело. Но ваши чиновники больно уж шуруют в его отделе.

— Понимаешь, Саша, там сидят матерые казнокрады. Они поставляют в действующую армию гниль. Подожди.

Бахтин вышел и вернулся через несколько минут с шинелью, папахой и сапогами.

— Вот, смотри сам. Это то, что Дергаусов с компанией пытался спалить на пресненских складах.