Так начиналась война - Иван Баграмян

Тяжелое положение, в котором оказались некоторые соединения 6-й армии, резкое отставание частей 26-й и 12-й армий, а также опасение, что дальнейший отход остальных сил фронта вызовет еще большие трудности в управлении войсками, вынудили генерала Кирпоноса 3 июля принять решение попытаться закрепиться на рубеже река Случь, Славута, Ямполь, Гржималов, Чортков, Снятын. Командующий фронтом понимал, что нелегко будет удержаться на этом не подготовленном к обороне рубеже под натиском превосходящих сил противника. Поэтому в этой же директиве войскам разрешалось при осложнении обстановки отойти на линию укрепленных районов, лишь бы не допустить захвата их противником. При этом 5-я армия должна была отойти в Коростенский укрепрайон (Руднице, Белокоровичи, Сербы), 6-я армия — в Новоград-Волынский (Катериновка, Коростки), 26-я армия — в Остропольский, 12-я армия — в Летичевский (Новая Синява, Комаровцы).

С отходом армий на эти рубежи в резерв фронтового командования должны были перейти остатки соединений 6-го стрелкового, а также 4-го и 8-го механизированных корпусов. Все они должны были сосредоточиться вокруг Житомира. Мы рассчитывали таким образом поставить щит на дальних подступах к Киеву, правда, слишком слабый — все эти соединения были очень малочисленны. Однако ничего другого командующий фронтом взять в резерв не мог.

Когда директива была уже отпечатана и представлена генералу Кирпоносу на подпись, он дополнил ее категорическим требованием к командующим армиями: добиться четкого и непрерывного управления своими войсками. (К сожалению, эта сторона в деятельности штабов всех степеней будет еще долгое время нашей ахиллесовой пятой. И дело было не только в сложности создавшейся обстановки и в острой нехватке технических средств связи, но и в отсутствии должного опыта у штабов в управлении войсками в боевых условиях).

Разведчики доносили: враг приближается. Дальше оставаться в Проскурове штабу было нельзя. В Киеве готовился новый фронтовой командный пункт. Но переехать туда значило бы еще более оторваться от армий, с которыми и так связь держалась, как говорят, на ниточке.

После долгих колебаний было решено перенести КП пока в Житомир. Для налаживания связи с войсками туда немедленно выехала оперативная группа, а ночью снялся и весь штаб. Мне с группой командиров опять пришлось уходить последним. Мы держали связь с армиями, пока не получили сигнала о том, что штаб развернулся в Житомире. В эти часы мне и решения доводилось принимать от имени штаба фронта. Начальник штаба 5-й армии генерал Д. С. Писаревский запросил, как быть с 7-м стрелковым и 19-м механизированным корпусами. Формально они переданы в состав 6-й армии, но связи с ней не имеют.

— Поэтому они обращаются к нам, — сообщил Писаревский, — и спрашивают, что делать. Можем мы им ставить задачи?

Я ответил, что до тех пор, пока Музыченко не возьмет эти корпуса в свои руки, пусть ими командует Потапов, руководствуясь теми целями, которые указаны армиям последней директивой. А мы всю ночь пытались разыскать командующего 6-й армией, чтобы сообщить ему о положении его правофланговых корпусов, но так и не сумели. Штаб Музыченко словно в воду канул. Был послан на его розыски майор Ф. С. Афанасьев. Он добрался до Волочиска, где стоял штаб, но там шел ожесточенный бой. Помчался в Антонины — следующий пункт, куда по плану должен был переместиться штаб армии. Но и там его не оказалось.

Поиски прервало распоряжение из Житомира: выезжать в штаб фронта.

На этот раз дорога была без особых происшествий. На окраину Житомира мы въехали, когда забрезжил рассвет. В этом городе я знал почти каждую улочку: жил здесь три года, когда был начальником штаба 5-й кавалерийской дивизии.

Житомир стоит на крутых берегах небольшой речки Тетерев. Как и большинство украинских городов, он весь утопал в зелени. Сейчас она скрывала разрушения, которые потерпели жилые кварталы от варварских бомбардировок. Я без труда разыскал штаб фронта, доложил генералу Пуркаеву последние сведения, полученные нами из войск, рассказал про тщетные попытки разыскать штаб 6-й армии. Уж не попал ли он под удар немецких танков в Волочиске? Начальника штаба это предположение встревожило не меньше меня.

— Надо продолжать поиски.

В отделе меня удивила необычная тишина. Оставив телефоны, офицеры обступили моего заместителя по политической части. Батальонный комиссар читал им какой-то документ. Я прислушался. «..Дело идет о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов Советского Союза…» Тревожно и взволнованно звучали чеканные фразы о тяжелом положении на полях сражений, о том, что должны делать наши люди в тылу и на фронте, об их задачах в священной войне с фашистскими захватчиками.

Глубина и смелость мыслей не оставляли сомнений: так мог сказать только Сталин.

— Что это? — не удержался я.

— Выступление товарища Сталина, — ответил комиссар, бережно отложив прочитанный лист.

Жадно пробегаю глазами текст: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!»

В ушах, словно наяву, звучал памятный глуховатый с заметным акцентом голос. Сколько раз, затаив дыхание, мы слушали его по радио. И сейчас мы понимали, что в лице Сталина к нам, к народу и армии, обращается сама партия великого Ленина.

С первых же слов обращение захватывало. Моральное воздействие его было огромно. Каждый из нас еще глубже осознал свою ответственность за судьбы Родины и народа.

Когда чтение было закончено, всем захотелось излить свою душу. Недолго продолжался этот своеобразный митинг, но сколько чувств и переживаний было высказано на нем! Люди взволнованно говорили о том, что мы можем и должны сделать для Отчизны в эту тяжелую для нее пору.

Едва офицеры успели вернуться на свои рабочие места, как пришел генерал Пуркаев и приказал послать двух командиров на розыски штаба 6-й армии. Они пропадали весь день и только к вечеру нашли его в Староконстантинове. Узнав об этом, Пуркаев в распоряжении от имени Военного совета в резких тонах отчитал командарма и потребовал представить с делегатом штаба фронта подробное донесение об обстановке в полосе действий армии.

Уже ночью из штаба Музыченко возвратился наш офицер связи. Он привез неутешительные сведения. Часть сил 36-го корпуса по-прежнему ведет бой в окружении, остальные — с серьезными потерями пробиваются в Изяславский укрепленный район, куда с севера уже прорвались отряды фашистских войск. 49-му стрелковому корпусу пока удалось отбить атаки вражеских передовых частей, а 24-й мехкорпус под натиском превосходящих сил противника, к сожалению, вынужден был оставить Волочиск.