Стрелецкая казна - Юрий Корчевский

— Фамилия у тебя есть?

— Терентьевы мы.

Опять неувязка. Не слыхал про такого.

— Мужик, ты часом не ошибся, точно меня искал?

— А то!

— Кто твой брат?

— Филька Ослоп.

Теперь все прояснилось, а то — Терентьевы.

— Подожди, тогда Ослоп почему?

— Кличка то, не фамилия.

— Знаешь, что брат твой единоутробный душегубствовал?

— Как не знать — меня с собой звал, только не могу я людей убивать, грешно.

— А грабить, значит, не грешно? Мужик потупился.

— Как ты узнал, что это я казну у брата отобрал и деньги стрельцам вернул? Это ведь их жалованье за два года, и сундучок с деньгами Филька забрал, убив охрану из восьми стрельцов.

— Слышал про то — на казну не претендую. А токмо как про пожар услышал, пришел на пепелище. Кости нашел, и более ничего. Я ведь знал, где братец деньги хранил, а в подвале пусто. Так и решил, что кто казну стрелецкую забрал, тот и остальные деньги унес.

— Правильно решил, башка у тебя работает. А меня как нашел?

— Чего же здесь хитрого? Кабы разбойники взяли — уж кутили бы вовсю. Я людей поспрашал — мне про подводу с бочками и рассказали. Так до Нижнего и добрался, а здесь каждый нищий на углу знает, кто стрельцам их казну возвернул. А остальные деньги себе прикарманил, — обиженно закончил мужик.

— Ошибаешься — все ценности, как есть, я в храм отдал. Неправедно собранные это деньги, кровь жертв безвинных на том злате-серебре.

Мужик слушал, открыв рот.

— Не верю.

— А мне все равно, веришь ты или нет — вот посажу тебя на кол и буду любоваться, как ты медленно подыхаешь.

— Ты же обещал в живых меня оставить.

— Это когда же — что-то я запамятовал, что обещание тебе давал. Этот — кто?

Я слегка пнул молодого парня.

— Приблуда, по дороге познакомились. В Нижний на работу наниматься шел — плотник он.

— Видишь — парня в плохое дело втянул. Ладно, не буду тебя жизни лишать.

Мужик обрадовался.

— Так ведь я и не сказал, что отпущу. Сдам тебя страже — пусть суд решает.

Митрофан сразу увял лицом. Я взял из денника ведро воды, вылил на молодого. Тот очухался, открыл глаза.

— Где это я?

— В конюшне.

— Как я сюда попал?

— А ты не помнишь? Вставай! Хватит лежать! Парень поднялся, увидел Митрофана.

— Говорил же дядько Митрофан — плохое дело.

— Так и не ходил бы — я не заставлял.

Я связал обоих веревкой, ножи взял в руки. — Пошли.

— Куды?

— В поруб, а там — как посадник решит. Мы вышли из дома, на нас глазели прохожие.

Я довел их до крепости, спросил стрельцов:

— Посадник у себя?

— Нет его, уехамши.

Вот незадача! Надо к дьяку идти, Елисею Бузе, объяснить ситуацию. На мое счастье, дьяк оказался на месте. Он внимательно меня выслушал, кликнул стражу. Обоих грабителей увели.

— Жди, думаю — недолго, как суд назначат, я пришлю за тобой. Только с видаками приди, дело серьезное.

— Приду.

Я простился с дьяком и пошел домой. Васька и Елена уже отошли, вовсю обсуждали происшедшее. Я предупредил, что им придется выступить на суде видаками. Они переглянулись.

За ужином малец непрерывно болтал:

— А он ему как даст по голове! Здорово! А ты мне потом покажешь, как драться?

— Вася, постарше будешь — покажу. А теперь никому об этом не говори.

— Даже мальчишкам на улице?

— Никому — даже мальчишкам, это наша с тобою тайна. А в полдень ко мне уже пришел посыльный.

— Собирайся на суд и видаков возьми. Чего мне собираться? Только подпоясаться.

Нет, пожалуй — оружие с собой не возьму. Не положено на суд с оружием, только ножик обеденный на поясе.

Мы пошли все — я держал за руку Василия, рядом шла Елена. На площади в крепости было уже полно народу. Шел суд над вором, укравшим у крестьянина корову. Суд быстро закончился — злоумышленника приговорили к вире и битью кнутом. Настал и наш черед. Перед посадником, восседавшим на высоком кресле, поставили Митрофана и его молодого помощника, имени которого я так и не узнал.

Дьяк Елисей, сидевший по правую руку — как здесь говорили, одесную от посадника, важно зачитал о вине обоих.

— Пострадавшая сторона здесь? Я вышел вперед, поклонился.

— Расскажи.

Я коротко и четко изложил события. Посадник тут же спросил:

— О каких еще ценностях идет речь? Насколько я помню, была доставлена только казна!

— Кроме казны мне удалось отбить у разбойников и другие ценности.

— И где же они? — Глаза посадника сверкнули алчным огнем. Над площадью повисла тишина. И вдруг от собора раздался голос:

— У меня, все ценности были пожертвованы храму.

От распахнутых дверей собора шел к суду посадник и священник.

— Свидетельствую, что четыре мешка с ценностями были жертвованы храму сим благодетельным мужем.

Посадник обмяк лицом, глаза утратили блеск. Он обратился к закованным в кандалы Митрофану и его сообщнику:

— Все так, как говорит он? Что можете сказать в свою защиту? Молодой не выдержал, упал на колени:

— Бес попутал, жизни не лишайте, помилуйте! Посадник задумался. Я ожидал, что последует смертный приговор.

— На галеры обоих, пожизненно!

Стражники подхватили под руки осужденных, поволокли в узилище. Суд закончился. Народ, переговариваясь, стал расходиться. Некоторые показывали на меня пальцем. Подошел Елисей.

— Доволен?

— Да мне все равно — повесят их или на галеры сошлют — та же смерть в итоге, только мучительная.

— Сам, значит, рук пачкать не стал?

— Зачем? Суд есть.

— Зря с посадником златом-серебром не поделился, все церкви отдал. Он теперь зло на тебя затаил.

— Я не холоп его, чего мне бояться?

— Оно верно. А ты знаешь — после возвращения казны посадник хотел тебе должность предложить.

Мне стало интересно.

— Какую же?

— Палачом в Тайном приказе.

Я остолбенел от удивления. Чего-чего, по представить себя катом я не мог даже в страшном сие. Видя мою реакцию, Елисей засмеялся:

— Вот и я сказал посаднику, что ты не пойдешь — не по тебе работа.

Я был настолько ошарашен, что невнятно пробормотал слова прощания и присоединился к ожидавшим меня Ваське и Ленке. А дома изрядно напился, чем удивил Елену. Нет, ну надо же — меня и палачом! Неужели похож?

Отношение в городе ко мне изменилось. После возвращения казны и пожертвования ценностей в храм кто-то считал меня блаженным, некоторые крутили пальцем у виска, но были и те, кто зауважал, пытался при встрече пожать руку, похлопать по плечу. Не скрою, мне это было приятно.

Жизнь снова пошла своим чередом. Но, видимо, спокойная жизнь не про меня, — не для того забросила меня судьба в эти времена.

Уже далеко за полдень, когда я пришел от купца, в ворота постучали. Над забором виднелся верховой. Делать нечего, я пошел к воротам.

— Ты, что ли, Юрий Котлов будешь? — Ну я.

— К посаднику срочно!

— А что случилось?

— Он мне не сказал.

Посыльный ускакал, подняв пыль. Я же уселся за обеденный стол. С утра не ел, пока не подкреплюсь — весь мир подождет. И так мне не хотелось идти, но надо. Опоясался саблей, пообещал вскоре вернуться и пешком отправился в кремль.

В доме посадника меня уже ждали. Прислуга открыла дверь в кабинет, я увидел посадника за столом и сделал шаг вперед. Тотчас сбоку шагнули два амбала и схватили меня за руки. Подскочил третий, мелкий человечек, шустро расстегнул пояс с саблей и зашвырнул в дальний угол комнаты.

— Так оно спокойнее будет. Не знаю, как в Нижнем, но меня предупредили, что саблей ты владеешь виртуозно.

Во как, этот плюгавый такие слова знает — интересно, кто он и откуда?

Меня подтащили к стулу с высокой спинкой, привязали к нему веревками. Плюгавый вздохнул с облегчением, махнул рукой, и амбалы вышли за дверь.

Вечер переставал быть томным — что-то будет дальше? Плюгавый потер ручонки, словно у него ладони на морозе озябли.

— Привет от князя Овчины-Телепнева-Оболенского!

Я от неожиданности вздрогнул, и это не укрылось от внимательного взгляда плюгавого. Он повернулся к посаднику.

— Знает князя — ишь, подпрыгнул аж. — Посмотрел на меня. — И чего же ты убег, коли вины за собой не чуешь?

— Так и нет никакой вины, сам в дружину к нему пришел — сам ушел, я вольный человек.

— Вольный — это да, не холоп, не раб. А только разрешения княжеского спросил ли? Да и супротив князя злоумышлял. — Плюгавый снова повернулся к посаднику. — Ключника княжеского насмерть зашиб — думается мне, хотел ключами воспользоваться, казну княжескую ограбить.

Посадник покачал головой.

— Ай-яй-яй! А мы, не знамши, ему доверили казну стрелецкую вернуть.

— В доверие втирался, чтобы, значит, поближе к другим ценностям подобраться.

Посадник злорадно ухмыльнулся.