Перепутья Александры (СИ) - Анна Бахтиярова

   - Но это неправильно! - простонала я, присаживаясь на краешек Кондратьевского стола. - Ты себя слышишь, Свет? Жить в Потоке? Он - подделка, помнишь?

   - Для тебя, - сердито засопела она. - Потому что ты живешь полноценной жизнью. А у меня есть только темная комната, из которой никогда не выйти. Помнишь мой Страх? Он оказался реальностью. Его не победить.

   - А Дмитрий? - рубанула я с плеча. - Как он вписывается в твою картину мира?

   - Он - мой! Это всё, что тебе следует помнить. Не смей на него зариться! - мягкие черты лица исказила гримаса ярости.

   - Это безумие, не находишь? - я продолжила попытку переговоров со стеной. - Он даже не знает о твоем существовании.

   - Зачем? - плаксиво поинтересовалась Света, задрожав. Злость молниеносно сменилась выражением смертельного отчаянья. - Зачем ты это делаешь? Неужели, не понимаешь? Он - моё чудо. Моё! Тебе столько дала судьба, Саша. Но ты хочешь забрать то единственное, что необходимо мне, сильнее воздуха. Пытаешься убить мою мечту.

   - Света! - возмутилась я, негодуя от того, сколько злодеяний мне пытаются приписать.

   - Я говорю, как есть. Я видела тебя с ним. Ты хочешь его забрать. Но ведь я первая его встретила. До того, как ты вернулась в Поток. Это моё чудо, не твоё! Ты же хороший человек, Саша. Ты рискуешь жизнью, чтобы помогать людям. Зачем же пытаешься причинить боль другу?

   - Это нечестно, - прошептала я, понимая, что мои бастионы рушатся под натиском чужого горя.

   - Не отнимай его, Саша, - Света заплакала. Неловко. Но надрывно. - Пообещай, что не сделаешь этого. Дай слово!

   И я подчинилась. Не смогла дальше терпеть эту пытку. Ведь, наверное, Света права. Своим вмешательством я беспощадно разрушаю ее сказку. Пусть и нереальную. Тем более, с моей стороны глупо всерьез рассчитывать на отношения с призраком, который в нашем мире может оказаться, совсем не таким, каким демонстрировал Поток. А Света готова принимать ситуация, как есть, не смея надеяться на большее. Все правильно. Но тогда почему на душе такая горечь? Отчего невыносимо хочется кинуться обратно к слепой девушке и крикнуть ей в лицо, что я передумала?

   Остаток дня прошел в тумане. Очнулась я лишь ночью, шагнув в закольцованный мир через Вову. Постаралась не задерживать взгляд на лице сводного брата, чтобы снова не начать думать о Ритиных утренних словах.

   Пляж встретил ярким светом и свежестью. Кожу лизнуло не обременяющее мягкое тепло.

   - Рыжик, - я уткнулась в лошадиную шею, внезапно почувствовав неимоверную усталость. Захотелось расплакаться, пожаловаться на всех обидчиков. Но слезы не пришли. Я просто стояла, не шевелясь, и молчала. Не пытался шелохнуться и конь. Ждал. Момента, когда я буду готова работать. Успокоившись и собравшись с мыслями, я заглянула в черные блестящие глаза. - Поможешь найти Борю?

   Рыжик кивнул и дунул в лицо. Мол, какие печали, подруга? Помогу, чем смогу.

   Отчего-то полет не доставил привычных неудобств. Хотя и длился невероятно долго. Словно после грохота пресловутой пушки мы летели сквозь время и пространство. В поисках нужной эпохи. Рыжик парил легко, напоминая зависшего в небесах орла. Я сидела спокойно, позабыв о высоте и опасности. Появилось чувство, что крылатый конь никогда не позволит мне разбиться.

   Впрочем, и падать было некуда. Под нами распласталась бесконечность. С серебряными звездами на фиолетовом фоне. Никакой земли под копытами. Ни травы. Ни надоедливых Поточных полей всевозможных форм и раскрасок. Только необъятный космос. Не пугающий, нет. Величественный. Конь несся внутри него, как древнее мифическое божество, неизменный спутник седой вечности.

   Нужный слой появился в тот миг, когда я перестала ждать и просто наслаждалась полетом, представляя себя со стороны - рыжеволосую девушку на почти такого же цвета крылатой лошади. Истерзанная горячим солнцем пустыня вырвалась из чрева небытия и бросил Рыжику под копыта. Те стремительно ударились в песок и скрылись в нем, вынудив коня пошатнуться. Я поспешила спуститься, чтобы облегчить крылатому другу задачу, но стрелой сиганула обратно - босые ноги обожгло огнем.

   - Рыжик, ты уверен, что мальчик здесь? - вопрос прозвучал до омерзения плаксиво. Нет, вообще-то я очень люблю жаркую погоду. Но не пекло же! - Какой смысл ему торчать на раскаленном песке?

   - В любой пустыне есть оазисы, - разочарованно протянул детский голосок позади. - Просто вы почему-то не хотите замечать очевидных вещей.

   Он действительно оказался на этом адском слое. Странный молчаливый мальчик Боря. С блеклыми светлыми волосами и завораживающими серыми глазами. Стоял в белой длинной рубахе и, щурясь, разглядывал моё лицо. Я невольно перевела взгляд на его ноги и с ужасом обнаружила, что и он без обуви. Неужели жар от песка не причиняет боли?

   - Нет, - ответил Боря на немой вопрос. - Это вы в пустыне, Александра Викторовна. Я внутри оазиса. Здесь свежо и легко. Дайте руку и спускайтесь с лошади. Не бойтесь, горячо не будет.

   - Я попаду в твой оазис? - я постаралась придать голосу шутливую интонацию, потому что стало вдруг не по себе. Сегодня мальчик, которому на вид было от силы лет двенадцать, показался значительно старше. В красивых глазах я увидела жизненный опыт. Как шесть лет назад в Варвариных. Может, и этот юный пленник Потока сумел вспомнить, кем является в реальном мире?

   - Не попадете, - мотнул он головой и спрятал глаза, едва я заглянула в них. - Вы пока не хотите видеть полутона. Мы перейдем на другой Слой. Особенный. Тот, что показывает детали, которые мы игнорируем. И параллельное время.

   Что-то в его голосе подсказало, что сейчас не стоит переспрашивать. Хотя последняя фраза заставила подпрыгнуть и перекувыркнуться сердце. Было в этих двух словах нечто совершенно неправильное и крайне опасное. Приготовившись вновь испытать боль от пережаренного песка, я подала руку Боре и слезла с лошади. Удивительно, но ступни и почти не почувствовали жара, зато кое-что ощутила ладонь - трепет мальчишеских пальцев. Несмотря на уверенную речь, он явно нервничал. Впрочем, ребенок собирался показать нечто запрещенное. Кто знает, чем аукнется затея? Наверное, я бы и сама могла испугаться. Однако Поток перестал вызывать страх, лишь раздражение и злость.

   - Закройте глаза, - попросил мальчик мягко. - Иначе комната с экранами не придет. Она является не часто. И только тем, кому ее подсказки действительно необходимы. Думаю, вы первая на очереди.

   - Определенно, - пробормотала я под нос, крепко сжимая веки. Что ж, я получила еще одно доказательство, что Боря не столь юн, как кажется на вид.

   Для перехода на таинственный слой не потребовалось грохота пушки. Он втянул нас в себя в полной тишине. Или же просто просочился под ногами - точно не знаю. Но когда я открыла глаза, упомянутые мальчиком экраны находились перед нами. Вернее, вокруг нас. Всего четыре. По одному на каждой стене. Большие - от белого пола до небесного потолка.

   Вдоль позвоночника прошел ток, на миг задержался в области затылка и растворился, оставив ощущение абсолютной пустоты в голове. Словно оттуда выкачали все мысли, все светлые воспоминания, сохранив лишь глубокую печаль. Точно такую же, что не покидала меня на протяжении первой зимы после выхода из комы. Когда я бесконечно думала о Варе.

   Почему те ощущения вернулись сейчас - на этом странном зеркальном слое? Да потому что со всех четырех экранов на меня смотрела она - хрупка юная балерина, несправедливо лишенная возможности делать то, что умела лучше всего в жизни. Зеркала показали даже сразу четыре Варвары - из разных эпизодов нашего совместного путешествия шесть лет назад. И каждая из них была столь реальной, что на глаза навернулись слезы.

   Одна стояла на туманном поле в голубом до колен платье и загибала пальцы на правой руке, что-то перечисляя нараспев. Впрочем, я знала что именно - события утра, из которого (как считала Варя) она попала в Поток. Сейчас я бы не смогла назвать все пункты, но точно помнила, что там фигурировала соседская болонка. Вторая Варвара сидела на полу в комнате с жуткими обшарпанными стенами - будто не краску содрали или обои, а настоящую живую кожу. Слипшиеся ресницы девушки дрожали, как намокшие крылья бабочки, щеки раскрасили черные дорожки. Она боялась. Не хотела знать, что скрывает шестая комната. Предчувствовала беду. Третья балерина сосредоточенно вчитывалась в длинный пергамент, машинально отмахиваясь от упитанного гнома в синей рубаке, настойчиво тянущего ее за подол. Четвертая... Нет! Я не стала смотреть на четвертую. Ибо там был лебедь. Прекрасный. Величественный. Но несущий в прощальном танце столько трагизма и горечи, что отчаянно хотелось кричать.