Блеск и будни - Фред Стюарт

— Слушаю!

— Проводи его светлость в резиденцию.

— Слушаюсь!

Один из конных солдат отдал честь и, дернув уздечку, тронул свою лошадь.

— Прошу следовать за мной, милорд, — любезно произнес Садбури и въехал в ворота. Эмилия опять прикрыла свои волосы тюрбаном и вместе с Адамом поехала вслед за Садбури через ворота в город. За воротами шла обычная жизнь, но Эмилия заметила, что местные жители бросали па Садбури злобные взгляды. Из своего закутка вышел лавочник и что-то прокричал на хинди.

— Что он сказал? — спросил Адам.

— Он крикнул солдату, что тот подохнет через неделю, — ответила Эмилия.

— Находиться здесь противно, — мрачно заметил Садбури. — В этом можно не сомневаться. Они говорят, что если Нана Саиб захватит военный городок в Каунпуре, то двинется сюда.

— Нана Саиб? — переспросил Адам. — Он уже в Каунпуре?

— Говорят, милорд. Этот мерзкий побирушка — прошу прощения, мисс, — этот побирушка предал генерала Уилера и перешел на сторону мятежников. Теперь он и его бадмашес осадили военный городок, где нашли укрытие подданные английской королевы. Говорят, что их положение отчаянное при такой жаре, отсутствии воды и небольших запасах продовольствия. Наши соотечественники гибнут там, как мухи, а трупы сбрасывают в колодцы, поскольку нет места для их захоронения. Трупы начинают мгновенно разлагаться в этом дьявольском климате. Опять прошу вашего прощения, мисс.

Адам подумал, что Нана Саиб создает себе репутацию самого большого злодея в истории Англии. Но не мог не понимать, что одновременно Нана Саиб выглядит героем в глазах индийцев.

Они проехали мимо великолепной усыпальницы Бара Имамбара, возведенной в восемнадцатом столетии королем Оудха Навабом Асафуд-Даулой. Миновали красивый королевский дворец, называвшийся Сердечная Отрада, или, по-местному, Дил Куша, в котором величаво расхаживали павлины. По мере продвижения к резиденции путешественникам встречались только местные жители.

— Куда подевались европейцы? — спросил Адам Садбури.

— Прячутся, — услышал он краткий ответ.

Резиденция, построенная в 1780 году, представляла впечатляющее здание с видом на реку Гунди, окруженное банкетным залом для британских официальных лиц и солдат, церковью, учреждениями, магазинами, конюшнями и частными домами. В этот анклав — а на деле целый город внутри города — можно было попасть только через сводчатые ворота и караульную, известные под названием Сторожевые ворота Бейли. При подъезде к воротам Адам увидел дюжину закованных в кандалы заключенных, рывших траншею вокруг стен резиденции, которые просто ощетинились пушками. Адаму не было необходимости спрашивать, зачем рыли траншею.

За стенами резиденции картина была прямо противоположной по сравнению с Лакнау: Адам видел только белые лица, если не считать иногда мелькавших слуг. Более того, если отбросить в сторону невыносимую жару, можно было подумать, что находишься в Англии, потому что все выглядело, как в Европе: горшки с цветами, опрятно расставленные на верандах, кружевные занавески на окнах небольших домиков. Садбури проводил их до центрального здания и передал там лейтенанту. Молодой офицер провел их через залы с высокими потолками, в которых находилось много чиновников. Они с любопытством и враждебностью посматривали на «индусов». Наконец они пришли в приемную комиссара, где их приветствовал полковник Перкинс. Перкинс, на минутку заглянув в кабинет своего начальника, тут же возвратился и знаком предложил им войти.

— Сэр Генри, — объявил он, — граф Понтефракт и мисс Эмилия Макнер.

Сэр Генри поднялся из-за своего огромного письменного стола, над которым висел портрет королевы Виктории в полный рост, обошел стол, чтобы за руку поздороваться с Адамом. Хотя офицеру, получившему недавно ранг бригадного генерала, был всего пятьдесят один год, он выглядел значительно старше: его суровое лицо, изрытое морщинами и покрытое темным загаром, было окаймлено длинной черной, почти патриархальной бородой.

— Добро пожаловать, милорд, — приветствовал он Адама. Потом с любопытством посмотрел на Эмилию. — А это, значит, дочка моего друга сэра Карлтона? — протянул он. — Знает ли он о том, что вы разъезжаете по Индии переодетой в костюм туземки?

— Нет, не знает. А если бы узнал, то его бы хватил апоплексический удар. Но, видите ли, лорд Понтефракт не говорит на хинди, а я говорю. А когда вы узнаете, зачем мы приехали в Лакнау, то, думаю, согласитесь с тем, что для меня было важно помочь ему.

Через некоторое время сэр Генри неотрывно смотрел на огромный бриллиант, который Адам достал из своего пояса.

— «Глаз идола», — прошептал он, взяв драгоценный камень. — Конечно, я знаю историю о вашем прадеде — кто ее не знает? И вы возвращаете его в храм?

— Совершенно верно. Хотя, может быть, во время мятежа это и не совсем своевременно.

— Наоборот. Это принесет нам большую пропагандистскую выгоду. Конечно, как христианин я с сожалением отношусь к этим языческим конфессиям. Но несомненно, новость о том, что англичанин возвратил драгоценную реликвию Индии, может изменить антианглийские настроения, которые сейчас очень усилились. Если вы позволите, милорд, то я телеграфом попрошу лорда Каннинга распространить эту новость по всей Индии. А пока что я выставлю особую охрану у храма для защиты драгоценного камня, хотя мало кто из индусов рискнет навлечь на себя гнев Кали осквернением храма. Это просто невероятно! Не согласитесь ли вы и мисс Макнер быть моими гостями?

— Спасибо. И если это возможно, я хотел бы лично возвратить этот бриллиант в храм. Таким образом я до конца исполню волю моего деда.

— Это вполне понятно. Во избежание неприятностей мы отправимся в храм в полночь, когда большинство туземцев спят.

Потом Адам будет вспоминать об этом как об одной из самых ярких страниц своей полной приключений жизни, где соединились вся прелесть, таинственность и зловещее величие Индии. Сначала по темным улицам Лакнау быстро проехала процессия: карета с Адамом, Эмилией и комиссаром сэром Генри, окруженная дюжиной офицеров на конях из тридцать второго полка, единственного европейского соединения, расквартированного в Лакнау (Адам узнал, что «надежный» полк по какой-то таинственной причине был размещен в полутора милях от стен города, а менее «надежные» национальные полки сосредоточены ближе к резиденции). Потом прибытие в темный храм Кали, который освещался только четырьмя факелами в руках английских офицеров в красных мундирах и фонарями от кареты сэра Генри. Они все вышли из кареты. Адам взглянул на темные стены храма, на его башни. В прыгающем свете факелов многие изваяния фигур на фасаде храма, казалось, двигались, нагоняя жуть.