Продолжение следует - Павел Комарницкий

— Скажу. Тебе не кажутся странными твои так называемые «кошмары»?

— Не знаю… — я растерян. — Ну а что такого? У людей подобные сны бывают не так редко…

— То у людей. У обычных людей. А ты уже давно не совсем обычный человек, если выражаться предельно мягко. Вот что, Рома. Придётся тебя показать кое-кому.

Я понуро молчу. В голове моей проплывает вереница мыслеобразов. Вот я стою голышом на низеньком постаменте перед консилиумом в зелёных одеяниях, и какой-то тип тычет в меня указкой. Вот мне зачем-то делают клизму, и опять при всём честном народе. А вот и персональная палата в клинике, стены и потолок обиты мягким, и ни одного острого предмета…

Обвальный хохот прерывает мрачный ход моих мыслей. Вся группа собралась. Когда успели?

— Ну что, Биан, я тебе говорила, что ход мыслей человека невозможно понять в принципе? Клизма… — Аина снова хохочет.

— Да, ты права, признаю своё поражение, — шеф вытирает слезы. — Нет, Рома. Боюсь, клизмой ты не отделаешься. Ладно, это чуть позже. А сейчас расскажи, что ты понял из домашнего задания. И особенно, чего не понял!

— … Всё так, Победивший бурю. Именно так. Любое разумное существо должно быть свободным от рождения до смерти. Любой рабовладелец — преступник, подлежащий безусловному физическому уничтожению. Пока эта мысль не станет в обществе аксиомой, не подлежащей обсуждению, общество является дикарским, даже если пользуется гравилётами и телепортацией. Ты заметил, что все без исключения государства, поражённые болезнью, погибли? Они гибли под ударами так называемых «дикарей», которых презирали и считали ниже себя по уровню развития, на том основании, что у тех не было дворцов и храмов. Как будто уровень цивилизации определяется количеством и размерами храмов! На самом деле уровень развития любой цивилизации определяется уровнем присущего ей гуманизма, если использовать земной термин. А всё остальное малосущественно или вообще неважно.

Да только пять тысячелетий аномального развития не прошли для землян даром. И рецидивы болезни вспыхивали то тут, то там, принимая порой очень опасные формы. Уот! Ты скинул ему следующую подборку?

— Нет, шеф, — Уот тоже сегодня серьёзен. — Он уже большой мальчик, и я хотел бы, чтобы он нашёл все материалы сам. Сможешь? — это уже мне.

— Я сделаю, — серьёзно отвечаю я. Никаких «попробую». Я сделаю.

— Ну, тогда садись и делай, — это Биан.

— Шеф, у них в семье завтра свадьба, — встревает Уот. Я бросаю ему благодарный взгляд. Сам бы я не решился просить.

— Да-а? Точно, — Биан смотрит на меня, смеётся. — Скромность, как известно, украшает. Ладно, лети домой, боец-надомник.

— Спасибо! — я искренне обрадован.

— Но работу чтобы сделал!

— … Ты что, собираешься идти на свадьбу голым? — Ирочка вертится перед стеной, превращённой в сплошное зеркало, примеряет прозрачный комбинезон, радужно переливающийся, как мыльный пузырь. Блин горелый, а я-то и забыл про костюм…

Ирочка вздыхает, делает огорчённое лицо, но глаза её смеются.

— Нет, Рома, не скоро ещё ты станешь сильным звеном в нашей маленькой семье. Всё всегда ложится на мои хрупкие плечи. Держи!

Она бросает мне тугой серебристый свёрток, я ловлю его на лету, разворачиваю. Надо же, парадный костюм. Когда успела?

Она смеётся, переходит на русский язык.

— Я шила-вышивала, глаз ночами не смыкала… Ну что стоило мне заказать два костюма вместо одного?

— Спасибо, родная, — я обнимаю её, целую. — Размером не ошиблась?

— Надень, увидишь.

Я натягиваю гладкую, прохладную ткань, и сразу запутываюсь крыльями. Ирочка фыркает, и в моей голове всплывает мыслеобраз — кот, барахтающийся в мешке.

— Чем смеяться, помогла бы лучше!

— Давай-давай, овладевай навыками. Помнишь, как ты смеялся, когда я мучилась с тем дурацким чехлом? Любая планета круглая, Рома, и Рай не исключение.

— Ух ты и злопамятная.

— Ни в коем случае. Только справедливая.

Свадебный костюм, как я уже успел уяснить — отголосок эпохи Немеряной Жадности, когда одежда приобрела было функции «общественно-статусной» вещи. Подобно средневековым английским джентльменам, парящихся в нелепых одеяниях и париках где-нибудь в тропиках, местные купчины напяливали дорогущие прозрачные комбинезоны, дабы похвастать перед соотечественниками собственным богатством. Давно уже канули в Лету те купцы, и одежда в массовом сознании так и не укоренилась, но реликтовый обычай одеваться к свадьбе остался…

Я наконец-то попадаю нужными конечностями в нужные отверстия костюма. Застёгиваю «липучку», смотрюсь в зеркальную стену. Костюмчик сидит как влитой. И отливает радугой, в тон крыльям.

— Я уж и забывать стал, какая она, одежда. Слушай, а как же подарок? Мы что, отправимся на свадьбу без подарка?

Ирочка смотрит на меня внимательно. Переходит на мысль.

«Разве ты жених? Почему ты полагаешь, что Иуна примет твой подарок? И вообще, о каком подарке идёт речь?»

«Не обращай внимания, я просто ляпнул для разминки. Всерьёз ляпать буду уже на свадьбе»

Да, всё здесь другое, и обычаи тоже. У нас на Земле традиция дарить подарки осталась с того не такого уж далёкого прошлого, когда вещи стоили дорого, часто намного дороже живых людей. Здесь подарки просто так никто не дарит, потому что у всех всё есть, и дарить какую-либо вешь — всё равно, что у нас на Земле притащить в подарок ведро картошки. Тут дарят только подарки «со значением», и только самым близким. Ну вот как я тогда подарил Ирочке обручальное кольцо своей матери.

Ирочка озабоченно смотрит во входной проём.

«Ну что такое? Где этот кокон, сколько можно ждать? Скоро четверть часа, как я заказала!»

Да, и тут, в Раю, иногда случаются досадные сбои в налаженных, работающих как часы службах, в транспортной например. Кстати, о часах — с момента прибытия сюда я видел часы только на том реликтовом пароходе. Загадка объясняется просто: у всех ангелов, в том числе и у биоморфов вроде меня, очень точное внутреннее чувство времени, этакие биологические часы с секундомером и таймером, корректируемые к тому же извне специальными сигналами — маленький подарок здешних генетиков. Весьма удобно, между прочим.

«Здесь транспортный кокон. Прибыл по заявке. Жду приказа» — раздаётся в голове бесплотный шелестящий голос.

«Наконец-то» — Ирочка стоит на самом краю проёма. — «Бери нас обоих»

Воздух перед ней уже дрожит, как раскалённый. О-оп! Ирочка делает шаг вперёд и исчезает. Нет, как хотите — к этому не так просто привыкнуть…

«Рома, не тяни, мы опаздываем!»