Проклятье на последнем вздохе или Underground - Елена Гладышева

Затаив дыхание Рита прошмыгнула в свою калитку. На пороге дома стояла мать, закутанная в платок, как матрешка.

— Мам, это что? — прошептала Рита, боясь, что её может услышать кто — то ещё кроме матери.

— Не смотри, дочка, это постели наши дезинфицируют. У папки нашего — зараза, — деревянным голосом сообщила Анна.

Рита ошеломлённо моргнула — как можно было не смотреть, когда в ледяном, нетопленном, тёмном доме глаза сами инстинктивно искали светлое пятно — окно, а в нём ясно вырисовывался чёрный силуэт адской машины, которая уничтожала не только заразу, но и выжигала душу.

Рита чувствовала, что она вот — вот разрыдается.

И эту машину видели и Рита с Анной, и их ближайшие соседи, которые и так их особо за людей не считали, а теперь и вовсе поставили на них соответствующее клеймо.

Замёрзшая до трясучки Рита, в первый раз сама выгребла из печи золу, настрогала, как это обычно делала мать, с сухого полена лучинки, заложила их и поленья в топку и затопила печь. Она сидела на табурете, слушая потрескивание разгоравшихся дров и глядя на потерянную мать, потом закрыла глаза и, прислонившись к потеплевшей печи, задремала.

Сидевшая на кухне Анна безучастно смотрела на два выпавших из поддувала красных уголька и почерневшую под ними доску.

Запахло горелым деревом. Анна машинально перевела помутневший взгляд на дремавшую у печи дочь и разрыдалась, выйдя, наконец, из страшного оцепенения. Она старалась не всхлипывать, чтобы не разбудить Риту, понимая, что это было ещё не самое страшное испытание в жизни её дочери.

А ведь сегодня «прощёное воскресенье», — вспомнила Анна, глянув на посветлевшие окна. — Надо бы Бориса простить?

Она бессознательно смотрела в окно на слабо пробивавшийся, поздний зимний рассвет.

— Бог простит!

Какая — то вторая Анна взяла веник, замела угольки в совок и бросила их обратно в поддувало печки.

58

Вернувшись из очередного отпуска, Анна познакомилась с новой сотрудницей Мариной, импозантной, но довольно вертлявой и развязанной особой.

Анну поражала и раздражала способность Марины повернуть всё вокруг себя к своей выгоде. Будучи женой нового начальника отделения железной дороги, Марина вытребовала для себя не существовавшую тогда на заводе должность бухгалтера — ревизора и личный кабинет, который так же использовался больше в личных целях. Имея неплохую квартиру в соседнем городе, откуда на работу ей добираться было далековато, на завод она ездила, не как все на автобусе, а на служебной машине мужа, что бы в прибывшей автобусом толпе в узкой проходной не пострадали её дорогие кофты из «ангорки» и лаковые сапоги.

Не обременённая ни детьми, ни житейскими заботами, Марина быстро вошла в курс личных жизней работников заводоуправления и не только и вторгалась в них довольно бесцеремонно.

— Аня, почему ты такая эффектная и одинока? — доставала она Анну, подавая ей на обработку акт ревизионной проверки склада.

— Я не одна, у меня дочь есть, — раздражалась Анна, проверяя акт с надеждой найти ошибки, что бы осадить наглость Марины. Но документ был составлен грамотно и это обстоятельство злило Анну ещё больше.

— Дочь твоя скоро вырастет и выпорхнет из гнезда. А тебе в старости и чай не с кем будет попить и поругаться не с кем, — приставала Марина, кривя свои полные, напомаженные губы. — Да и до старости тебе ещё далеко. Не понимаю, как может здоровая баба прожить без мужика?

Эти бестактные заявления Марины видимо обидели разведённую Надежду Филипповну, раздражённо стукнувшую косточками конторских счётов. Её глаз нервно задёргался.

— Вот только давайте без ханжества! — повысила голос Марина. — Мы здесь одни женщины и можем спокойно говорить о наших бабьих проблемах!

Но её никто не поддержал.

— Хочешь, я тебя познакомлю со своим братом? — опять повернулась она к Анне. — Он, правда, в Москве живёт, но не за тридевять же земель?

— А что ему тоже поругаться не с кем? — не хотела сдаваться Анна.

— Ну что ты? Он добрейшей души человек, интеллигент, — Марина, как заправская сваха продолжала расхваливать своего брата.

— И за это его бросила жена! — постаралась поставить точку в уже изрядно надоевшем ей разговоре Анна.

— Жена! Да она с жиру бесится, который раз уже уходит! А есть — то библиотекарша очкастая, ни рожи, ни кожи. А он умница. Начальником отдела в НИИ работает. Так, что ты подумай, — резюмировала Марина.

Устав от однообразия, она решительно поменяла тему разговора.

— Девочки, — обратилась она к молоденьким сотрудницам. — Организуйте — ка чайку. А то я в обед отварной осетринки поела, теперь жуть, как пить хочется.

— А где же вы, Марина Геннадиевна, осетрину покупаете? В специализированном магазине? В розничной продаже её не — бывает, — поинтересовалась сильно недолюбливавшая Марину рядовой бухгалтер.

— А я, Надежда Филипповна, по магазинам не хожу. Всё, что нужно нам Мишаня — шофер начальника ОРСа домой привозит, — обронила Марина, в душе наслаждаясь залившимися от злости краской щёками Надежды Филипповны, которая ей по возрасту в матери годилась.

— Не нами придумано, — ни к кому не обращаясь, философствовала Марина. — Кому — то апельсины, а кому — то ящики из — под них!

Попив чайку и никого за это не поблагодарив, Марина повертелась перед зеркалом и, наконец, удалилась.

— И чего у тебя может быть общего с этой стервой, Ань? — прорвало Надежду Филипповну, как только за Мариной закрылась дверь. — Вы же разного поля ягоды. Гляди, подставит она тебя!

— Да она для меня только сотрудник, — оправдывалась Анна, обирая катышки со своей застиранной юбки, которая рядом с шикарным джерсовым костюмом Марины выглядела половой тряпкой. И, конечно же, где — то на самом краешке сознания Анне хотелось иметь такую же одежду, как у Марины, только более приглушённых тонов.

На какое — то время Марина со сватовством отстала. Даже реже стала заходить в бухгалтерию. Возможно, нашла себе другую компанию для приятного времяпровождения на работе. И Анну это радовало.

59

Дружно начавшаяся весна быстро согнала побуревший снег. Мелкие уличные ручейки, становясь в оврагах маленькими бурлящими речками, с шумом стекали в реку, подтачивая на ней подтаявший лёд. Он потемнел, покоробился и треснул. Огромные льдины поплыли по реке, наползая друг на друга, образуя мощные заторы, едва не снёсшие опоры железнодорожного моста.

Днём тёплое солнышко кропотливо подсушивало Подмосковную глинистую почву, а ночные заморозки вымораживали последнюю сырость. Вот вроде бы показалась зелёная травка, но опять налетела двухдневная, знойкая метель и всё снова засыпала недолгими сугробами. Потом им на смену пришла грязь.