Если бы я был вампиром - Алекс Кош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кельнмиир пожал плечами:
— Слабый он, с одного кубка унесло.
Это меня-то унесло? Да я… гм… о чём это я?
— Ты смотри, с утра уже напившись. Хорошо хоть не буянит. Хотя подожди-ка… — Лицо Кея выплыло откуда-то сзади и уставилось на меня. Выглядело оно, должен сказать, весьма расплывчато.
— Э-э-э, да он бы, может, и побуянил, вот только какие-либо мыслительные процессы в этой голове, — он постучал меня по лбу, — по всей видимости, отсутствуют.
Это у меня-то отсутствуют? На себя бы посмотрел!
— Ик! — обиженно ответил я вслух.
— Ты чем его споил? — озабоченно спросил Ромиус.
— «Сладостью жизни», — ответствовал Кельнмиир.
— Врёшь, с этого напитка даже детей не развозит…
— Потому что детям его не дают пить, — перебил Кея Ромиус. — Только «Сладость жизни» и больше ничего?
Кельнмиир возмутился:
— Ты за кого меня принимаешь? Я же честный вампир.
Кей расхохотался в ответ:
— Ага, а Зикер и вовсе скромняга парень.
О чём они говорят-то? Я не ула… э-э… не понимаю чего-то.
Ромиус наконец показался в поле моего зрения и сел в кресло. Лицо его выглядело более чем озабоченным.
— В общем, так, ребята, — он посмотрел мне в глаза, ища в них спрятавшийся разум, — у нас серьёзные проблемы. Хотя я и не доверял Ассамблее, такого решения я не ожидал даже от них.
— Совсем плохо? — посерьёзнел Кельнмиир.
— Ещё хуже. По предписанию Ассамблеи Вельхеор, именно Вельхеор, должен быть отконвоирован в Императорский дворец и взят под надзор до Императорского суда.
Кей присвистнул:
— Это же высшая мера.
Ромиус кивнул:
— Помилование уже не рассматривается. Решается мера пресечения…
— Жизни, — вставил Кельнмиир.
— Вряд ли, но вот усыпить навсегда — это запросто.
О чём они говорят? Я что-то не очень вник. За что меня убивать-то?
— За… что? — еле выговорил я.
— О! Очнулся наконец-то, — обрадовался Кей. — Не за что, а почему. Потому, что не понимают того, что с тобой произошло…
Э, да он в точности слова Кельнмиира повторяет, видать, всё действительно плохо.
— …и боятся возвращения Вельхеора. Он и так всем крови попортил, а уж с новыми знаниями… чего он тут натворит.
— То есть ты с ними согласен? — удивился Кельнмиир.
— Боже упаси! — замахал руками Кей. — И в мыслях не было. Человека ни за что ни про что усыплять — это… плохо. Тем более если это мой друг.
Это, безусловно, важный довод.
— Ну, раз друг, то конечно, — словно прочитав мои мысли, поддел Кельнмиир.
Ромиус неожиданно резко стукнул кулаком по столу.
— Что вы тут устраиваете?! Неужели не понимаете, что у нас совершенно нет времени? А вы тут балаган устраиваете!
— А что мы-то? — начал было Кельнмиир.
— Ну Кей-то понятно, он ещё молодой, но ты-то! Старый, как сама Империя, а туда же!
Мне показалось, что Кельнмиир смутился.
— Дурак, признаю.
— Вы хоть понимаете, что они могут прийти сюда в любой момент? Неприкосновенность Школы их не остановит, как и стены Академии. Императорский суд — это вам не хухры-мухры.
Эх, как же всё-таки удивительно слышать наши родные выражения из уст Ремесленника. Как же это работает-то? И вообще, довольно странно, что мысли у меня почти что трезвые. Хотя… и раньше в пьяном виде мысли были довольно трезвые… только глупые и, как правило, наутро я не помнил ни того, что думал, ни того, что делал. Сейчас со мной происходило что-то похожее, только говорить почему-то не получалось, язык не слушался.
— В мою Школу? — Кельнмиир улыбнулся и с гордостью продемонстрировал все свои клыки. — Да я их по стенкам размажу, а потом ещё и на могилах станцую.
— Надеюсь, — пробормотал Ромиус. — Если я не ошибаюсь, то они уже близко.
— Не смеши. Почему тогда я ничего не чувствую? — покачал головой Кельнмиир.
— И я, — подозрительно посмотрел по сторонам Кей.
— Потому что ты и не сможешь ощутить Ремесленника, если он закроется защитой шестой степени, а ты, — он грозно взглянул на Кея, — прогулял весь предмет «защиты от внешних и внутренних сканирований». Чего уж говорить о дисциплине «заклинания отражения».
— Я тогда был болен, — покраснел Кей.
— Кем на этот раз? — с сарказмом спросил Ромиус.
— Вы же сами сказали, что нам некогда отвлекаться, раз уж нас окружают.
— Я сказал окружают? Уже давно окружили. Уже поздно что-либо делать, а уж быть выгнанным из Академии и вовсе нежелательно. Знаете ли, я уже не одну сотню лет в ней состою, и не хотелось бы потерять своё место в Ассамблее. Тем более, действуя так, мы точно не сможем помочь Виктору.
Помочь мне? Зачем? То есть он хочет сказать, что меня отдадут в руки этим… этим, а они меня усыпят?
Я попытался встать с кресла, но, едва поднявшись на десяток сантиметров, рухнул обратно.
— Сиди уж, поздно рыпаться, — сочувственно вздохнул Кей.
— Я тебе дам поздно! — рявкнул Кельнмиир. — Ещё никто не смел безнаказанно врываться в Школу Искусств по указанию Императора или без него. Тем более в мою Школу!
Неожиданно Кельнмиир разительно преобразился. Из добродушного и насмешливого низенького паренька он превратился в злого, проворного и ловкого хищника с горящими красными глазами и огромными клыками.
Я наконец-то сумел оторваться от кресла и попытался хотя бы встать и гордо встретить своих тюремщиков. Ничего не получилось, и я, ударившись о кресло, свалился на пол.
— Совсем упился, — не к месту заметил откуда-то сверху Кей.
Перед моими глазами была входная стена, и именно в момент окончания фразы Кея она исчезла, в зал вошли три Ремесленника в красных одеждах. Среди них был и Зикер.
— Я смотрю, вы тут не скучаете, — как никогда высокомерно заметил он.
Где-то сзади послышался возглас Кельнмиира, а затем какой-то щелчок, и всё стихло.
— Ты правильно сделал, что успокоил своего дружка. А то мало ли что могло случиться.
— Ах ты… — начал было Кей.
— Что я? — с любопытством спросил Зикер.
— Тварь двуличная, — со смаком закончил Кей.
— Оскорбление лица, исполняющего волю Императора. Выношу предупреждение. Ещё одно оскорбление и вам назначат арест и рассмотрение вашего отчисления на Ассамблее. Тем более, помнится, ваша кандидатура уже рассматривалась… раза три или четыре.
Послышалось злое сопение Кея.
— Не обращай внимания, он ещё молод, — тихо сказал Ромиус. — А ответь-ка мне. Не ты ли, случаем, провёл просветительную работу в Ассамблее, пока меня не было? Больно легко они согласились на Императорский суд.
Зикер пожал плечами:
— Всё может быть. В любом случае, не верю я этой сказочке о сущности из другого мира. Вельхеор и не на такое способен. А если и так, нужно ещё решить, достоин ли этот человек жить в нашем славном городе.
Мне оставалось лишь молча (говорить я до сих пор не мог) слушать и притворяться табуреткой.
— А что это вы лежите на полу, сэр Вельхеор, или вас называть Виктор? — неожиданно обратился ко мне Зикер.
Что тут сказать?
Послышалось чертыхание Кея.
— Это он после тренировки в Школе. С непривычки, — он подчеркнул последнее слово, — он очень устал.
— Устал, говорите? — Зикер подошёл поближе. — А судя по запаху, он просто нажрался.
Он махнул рукой, и двое его сопровождающих подбежали и подняли меня, взяв под руки с двух сторон. Я попытался стоять самостоятельно, но у меня не очень получилось. Зато я смог сфокусировать свой взгляд как раз в тот момент, когда Зикер взял меня за подбородок и посмотрел в глаза.
— Да он вусмерть пьян! — удивился он. — Этот пьяница и есть ваш пришелец из другого мира?
От удивления я даже твёрдо встал на ноги.
Это я-то пьяница?! Да я даже по праздникам только стаканчик вина выпиваю… и водки ещё стаканчик.
— Да уж, и ради этого пугала мы собирали Ассамблею.
Ну всё.
Я просто чудом не то чтобы вырвался, а скорее вывалился, из рук подручных Зикера и неожиданно ловко не только для меня пьяного, но и для трезвого ударил Зикера в ухо.
Тот просто-таки осел на пол, а его помощники остались стоять, решая, что им делать сначала: то ли хватать меня, то ли поднимать Зикера.
Я упростил им их задачу, опять осев на пол. В голове забили колокола, но то, что происходило вокруг, я ещё улавливал. Прежде всего я услышал радостные вопли Кея. Тот просто верещал от счастья и выражал Зикеру такие соболезнования, что даже у меня сложилось впечатление, будто ему искренне жаль высокомерного Ремесленника. Ромиус же продолжал сидеть в кресле и что-то тихо втолковывать Кельнмииру, стоящему рядом со своим креслом в довольно неестественной позе: на одной ноге и со странно поднятыми над головой руками.
— Вот теперь посмотрим, что на это скажет Ассамблея, — зло сказал Зикер, наконец придя в себя. — Теперь увидим…