Вампиры тут голодные (СИ) - Тони Марс

убежать от правды, убежать от реальности, начинаешь понимать, как много что-то или кто-то для тебя значит.

Степан никогда не забывал о том, как важна для него семья, но сейчас, потеряв даже простую возможность увидеть их, осознавал всю глубину тех чувств, того тепла и той бесконечной тоски, что поселились в нем.

Он любит свою семью, по-настоящему любит, но почему-то, запертый в этом мире, чувствует себя настоящим предателем. Не в силах изменить что-либо, он мог лишь пытаться спастись от разъедающего изнутри яда тоски, заваливая себя нескончаемой работой.

Степан никогда не был трудоголиком, впрочем, да и невозможно это на нелюбимой работе, но отдавал всего себя делам вампирьего клана — поднимал экономику, готовил план образовательной системы и новые рабочие места для привлечения населения. Он делал всё, что мог. Но это не вернет ему семью.

Это не вернет его назад.

Какой, к черту, второй шанс?

Он уже потерял Софию, а теперь еще и мать. Степан знал, вбил себе в голову еще в детстве — он должен быть сильным, несмотря ни на что, чтобы защитить свою семью. Но ему больше некого защищать, не о ком переживать. Он бился за свою новую жизнь так яро, так отчаянно, но…

Степан прекрасно понимал, что сломался. Пусть внешне это было не видно и, казалось, что всё в порядке, внутри остался лишь пепел — он выгорел дотла. И, возможно, это случилось гораздо раньше, чем Степан попал в этот мир.

Порой он вновь и вновь вспоминал о смерти Софии и пытался понять, что же так дерёт внутри. Были ли это примитивная вина или сожаление, желание вновь встретить ее, живой и невредимой, или тусклое, болезненное осознание, что им больше никогда не свидеться.

Он не знал.

Просто еще теперь не было и от этого становилось больно. Необъяснимо больно, и слова о том, что душа рвется на части — слишком мягкие и поверхностные, ведь не отражают почти ничего их того, что происходит у него внутри. Там, где было сердце теперь только пустота…

Веце, выросшему сиротой, не понять ни страданий, ни тяжких мук своего хозяина. Полукровка с детства не был обременен ни привязанностями, ни моралью — пожалуй, единственной его моралью оставалась привычка заботиться в первую очередь о себе. Для него это было единственным способом выжить, ведь не хозяева заботятся о слугах, а слуги о хозяевах.

От господина Кифена, будь то прошлый, настоящий, или нынешний, зависела его жизнь. И Веце особенно сильно не нравилось, когда на лице графа застывало то самое выражение “Пойти, что ли, выпить яду”. Очевидно, что хозяин вспоминал свой дом, не холодный и сырой замок и комнату в подвале, а дом… место, где всегда тепло и уютно, место, где тебя ждут и любят, место, которого никогда не будет у Веце. И эта правда вызывала зависть и глухое раздражение. Если бы ему повезло родиться в простой любящей семье, какой бы была его жизнь? Полукровка понимал — этого ему никогда не узнать.

Веце осклабился, ехидно, чтоб скрыть затаившуюся горечь, улыбнулся, и дерзко бросил графу:

— Ну, вам видимо припекло на кладбище рядом с ее могилой дом построить и жить, раз так цепляетесь за нее. — вампир прикрыл глаза. Веце просто глупый ребенок, не стоит обижаться на его слова.

— Я не цепляюсь, ясно? Не путай чувство вины и это. — но пацан был прав. Степан цеплялся за прошлое, за то, чего уж не существует, потому что не был способен жить иначе. Его ломало, выворачивало наизнанку, он задыхался в отчаянии, но не мог из этого выбраться, ведь выхода нет.

Часто говорят, мол, отпусти и забудь, но разве это легко? Разве это можно сделать по щелчку пальцев? Думаете он не пытался?

Пытался. Тысячи раз, пытался, чтобы оставаться сильным, чтобы поддержать мать, чтобы не дать их семье утонуть в боли от утраты. Но научился лишь прятать чувства так глубоко и далеко, что и сам порой забывал о том, что настоящее, а что нет. Приснилась ему эта хандра, навеяна дождем эта тоска, или это его, идущее изнутри, запертое на сотни замков, чтобы так же беззаботно улыбаться утром матери?

Степан закрыл лицо подушкой, чтобы ни Веце ни Маниэр не видели его в момент слабости. Вампир тяжело вздохнул. Вот значит, как действовало то зелье, которым поил полукровка — до этого попаданец и правда почти ничего не чувствовала, кроме злости на герцога и клан кровососов.

Неужели он так слаб, что не в силах совладать со своими эмоциями и болью без какого-то там зелья?

Вспомнились слова герцога Ибенира. Дракон был прав, но правда эта больно била по Степану. Сложно принять то, что всех тех адских усилий, которые он уже приложил, недостаточно.

— Но у вас ведь не просто чувство вины. — вновь заговорил Веце. Граф недовольно убрал подушку с лица и сел, вперившись взглядом в пацана.

— Ты так хочешь поговорить о моем прошлом? — с легкой усмешкой выдохнул вампир, в боку опять закололо.

И сколько еще он должен будет восстанавливаться после той бойни с монстрами? Неделю? Месяц?

— Да. — уверенно ответил полукровка. Вампир закатил глаза.

— И за что мне это? — тихо взвыл граф. — Веце, ты еще маленький, чтоб слушать такие истории. Отвали наконец, и иди работать. — полукровка, явно не ожидавший отказа, растерялся на мгновение, но потом снова пошел добиваться своего.

— Вы обещали мне всё рассказать! — возмущенно взвизгнул обиженный Веце.

— Как буду на смертном одре, обязательно расскажу перед тем, как испустить дух. — огрызнулся Степан, укрываясь одеялом. Он не хотел бередить старые раны, не желал вспоминать, но точно так же боялся забыть.

— Вы, господин, подлый лжец! И обманщик! — зло заголосил полукровка, но граф лишь лениво поднял на него взгляд и зевнул. Может поесть чего? Хотя нет, он еще поваляется в постели, а потом встанет. Лучше отлежаться пару дней, а потом вернуться к привычному темпу работы.

— Да, да, всё как ты и говоришь. — пробурчал Степан. — Не зря же я подчиненный герцога. Какой хозяин, такие и слуги. — Веце, услышав это, принял слова на свой счет и оскорбленно задрав нос, произнес:

— Вы настоящее наказание, а не господин. — полукровка бросил взгляд на Маниэр, словно ища у нее поддержки, мол, она полностью согласна с Веце, и в то же время чтобы показать графу, что его и вампирша до дрожи боиться, значит плохой Кифен хозяин. Некачественный.

Переселенец же добрый и простой как пять копеек, поведется на это и точно смягчится,