Гвардейские залпы - Владимир Фланкин

Круглое добродушное лицо командира орудия Меринкова вдруг посерьезнело.

- Странные какие-то танки! - проговорил он, всматриваясь в смутные очертания проходивших машин.

Уже по самой конфигурации было очевидно, что это не наши танки. Таких угловатых и больших у нас не было. Да и громадных грузовиков, кажется, тоже. Но если фашисты, то откуда без единого выстрела они могли появиться?!

- Пойдем-ка поближе!

От позиции батареи до дороги было метров сто, и мы пошли, напряженно всматриваясь в колонну.

Солдаты сидели на танковой броне, бежали рядом с машинами. Теперь уже не оставалось никакого сомнения.

- Фашисты! - сдавленно вырвалось у меня. - Фашисты уходят на запад. Тихо поднять батарею. Занять круговую оборону!

Меринков, пригибаясь, кинулся обратно к установкам, а я осторожно пошел вперед. "Тигры" с белыми крестами на башнях, окрашенные в светло-желтый цвет, шестиствольные минометы на гусеничном ходу, громадные грузовики. Фашистские солдаты, среди которых было много раненых, проходили в десяти метрах от дома, за которым я стоял. Тихо, без света, без единого лишнего звука, а потому очень грузно. Слышался только приглушенный шум моторов и стук гусениц об асфальт. Было что-то отчаянно-роковое в этом безмолвном движении.

В поселке полно наших солдат, и никто не подозревал о близости врага, не поднял тревоги.

А как поступить? Мысль, что вот сейчас враги развернутся и начнут прочесывать деревню, перебьют, подавят гусеницами все, и в том числе батарею, на мгновение привела в замешательство. Как быть? Отъехать километра на полтора-два, да и дать прямо по деревне? Но ведь задену своих. Подождать, пока вся колонна не выйдет из поселка? Но она растянется по дороге и эффект будет уже не тот. И все-таки надо было ударить вслед - но прежде всего по голове колонны, чтобы затормозить движение...

Я помчался к батарее.

С карабинами, автоматами, двумя ручными пулеметами, гранатами, устроившись, кто прямо за установками, кто за деревьями, а кто и в поле, огневики заняли круговую оборону.

Штаб дивизиона вместе с батареей Комарова находился в стороне, километрах в трех. С ними были и все машины с боеприпасами, за исключением одной, находившейся в батарее. Снарядов всего два залпа.

- Свяжись с Бурундуковым, передай ему обстановку! - я быстро объяснил Кобзеву, что следует сообщить.

А танки и пехота шли и шли через деревню. Первые машины уже находились далеко в поле, а колонне, казалось, не было конца и края. Наконец показался и арьергард.

Установки нацелились вдоль дороги. Снаряды должны были пройти низко над поселком, даже могли зацепить за ближайшие деревья. Но сейчас было не до этого. Теперь я давал колонне уйти подальше, чтобы стрелять, не опасаясь, что танки незамедлительно налетят и раздавят батарею.

- Огонь!..

Прочерчивая почти над землей длинные трассы огня, снаряды понеслись над домами. Длинной вереницей огненных разрывов залп накрыл голову и середину колонны.

- Заряжай!..

Движение на дороге застопорилось. Запылали автомобили и танки. Видно было, как суетились уцелевшие солдаты вокруг своей разбитой техники, преградившей им дорогу на запад. Разразилась беспорядочная стрельба. Залп уже поднял тревогу среди находившихся вокруг подразделений. По отходящей колонне начали стрелять из всех видов оружия. Начинался серьезный бой. В свою очередь, увидев, что пройти незаметно не удалось, гитлеровцы тоже открыли ожесточенный огонь. Танки в хвосте колонны, развернув башни, открыли беглый огонь по району огневой.

В исключительных случаях возле боевых машин находится весь личный состав батареи. Сейчас подносили снаряды санинструктор, химинструктор, сапожник все!.. Подхватив из ящика тяжелый снаряд, я потащил его к установкам.

- Снять колпачки!.. Огонь!..

Новый залп обрушился на вражескую колонну. Теперь уже пылало больше половины машин и танков. По сгрудившемуся на дороге врагу беглым огнем били артиллерийские батареи. Уцелевшие танки прямо по полю ринулись на юг, к лесу. Рядом с ними бежали солдаты. И снова залп! Это уже ударила батарея Комарова. Опять среди поспешно бегущих немцев встали огненные смерчи.

Поудобнее устроив раненых, - их оказалось шестеро, - батарея налегке пошла заряжаться.

Остатки колонны скрылись в лесу, так и не пробившись на запад.

Пройдя многокилометровый массив леса, дивизион вышел на открытую равнину. Кое-где были разбросаны угловатые мрачные здания.

Еще в училище, изучая новые боевые установки, я не раз задумывался: а можно ли из них вести пристрелку? Насколько точно стреляет боевая машина одиночными снарядами? Но удобного случая как-то не представлялось. То вечная спешка с открытием огня, то недостаточная видимость. А здесь на равнине и видимость была отличной, и разрывы снарядов можно было увидеть с любого места. Нашлись и снаряды - одиннадцать штук, не сошедшие по разным причинам при залпах.

Оставалось только получить разрешение. Недолго думая, я отправился к Васильеву.

Уже взобравшись в штабную машину, я понял, что заявился, кажется, не вовремя. Васильев и Бурундуков были чем-то встревожены, подавлены. Я все же изложил свою просьбу и, конечно, с ходу получил взбучку от Бурундукова.

- Опять всякие выдумки! - он даже горестно взмахнул руками. - Да знаешь ли ты, где мы сейчас находимся?!

Откуда мне было знать?

- Потом, - сказал Васильев, - проверишь обязательно. А сейчас собирай батарею. Надо людям кое-что показать.

Вскоре гвардии подполковник Крюков повел всех к одному из ближайших строений, которые виднелись на этой унылой безжизненной равнине.

Огромное, несуразное здание было обнесено высоким деревянным забором, опутанным колючей проволокой. За воротами вдоль забора тянулись собачьи вольеры. Единственная дверь, обитая железом, вела внутрь помещения.

Сразу, как только мы подошли к этой двери, появилось ощущение, что предстоит увидеть что-то необычное, тягостное.

Окон барак не имел. Тусклая электрическая лампочка еле освещала середину помещения. Вдоль стен тянулись двухэтажные дощатые нары. В центре барака стоял длинный деревянный стол, по бокам две скамьи. Другой мебели, какой-либо хозяйственной утвари не было. Только на нарах валялись какие-то жалкие лохмотья, служившие, очевидно, постелями. Все выглядело осклизлым, сгнившим. В довершение ко всему, такой устоявшийся зловонный запах, что уже через минуту стало трудно дышать, лица покрылись липким потом.

Мы смятенно озирались по сторонам. Кто-то осторожно концом карабина начал перебирать тряпье на нарах. Некоторые, включив фонарики, принялись рассматривать многочисленные надписи на нарах, стенах, скамьях, столе. Почти сразу раздались изумленные, гневные возгласы.