Чудеса и диковины - Грегори Норминтон

– У нас есть кое-что, – сказал Бреннер.

– Автомат?

– Нет. Мы нашли это… то есть я это купил это… в Падуе. – Негритенок у меня за спиной тяжело вздохнул. – Я хранил их на крайний случай.

– Почему?

– Ну, всякое в жизни бывает.

Меня разозлил эгоизм Адольфа Бреннера. Я распоряжался всеми его фокусами.

– Сейчас как раз такой случай, – заявил я тоном, не терпящим возражений. – Мы должны отвлечь герцога от его меланхолии. Что бы вы там ни купили в Падуе, оно нужно сейчас.

Бреннер грустно кивнул. Я намекнул, что ему могут прибавить плату и перевести его в комнату получше, и добился своего. У настоящего игрока всегда должна быть припрятана в рукаве парочка козырей. Моим козырем стал его козырь.

– Астрономические линзы Галилео Галилея…

Бреннер приложил линзы к глазам, так что они сделались совсем круглыми; должно быть, он видел герцога в образе раздувшегося, расплывчатого силуэта, который тянулся к нему своими осьминожьими щупальцами.

– Я купил их в астрономической лавке в Падуе, ваша светлость.

Альбрехт Рудольфус потерял интерес еще до того, как его пальцы коснулись стекол.

– Я что-нибудь слышал об этом изобретателе, Томмазо?

– Галилео, ваша светлость, – повторил Адольф Бреннер, баюкая линзы, словно жалостливый ребенок, спасший ручную мышь от кошачьей охоты, – знаменитейший автор «Звездного вестника». А это части инструмента, который он назвал телескопом. Изобретение, которое герр Галилей представил, в частности, в Венецианской Республике.

– А они для чего? Для масок?

– Через телескоп, ваша светлость, можно разглядеть в море корабль за два часа до того, как он станет виден невооруженным глазом. – Адольф Бреннер выжидающе посмотрел на герцога. Догадавшись, что возгласов удивления не предвидится, он обернулся ко мне за подмогой. – Венецианцам, – пошутил он, – нововведения нравятся только в том случае, если они помогают выигрывать морские сражения.

– У вас есть эта шутка? – спросил герцог.

– Простите?

– Телескоп.

– Боюсь, только линзы. – Бреннер посмотрел на другой конец Риттерштубе, где стоял его подавленный негритенок. – Галилео опроверг мнение об идеальной шарообразности Луны. Как и в Фельсенгрюнде, ваша светлость, на Луне есть горы.

Герцог рассеянно смотрел в окно, не проявляя особого интереса и ко второму техническому новшеству, «геометрическому и военному компасу». Он привстал на троне, но лишь для того, чтобы облегчить выход ветров. Адольф Бреннер вынул из орехового футляра полую колбу с трубкой, при помощи которой можно было измерять температуру. Как и прецизионное устройство для математических расчетов, как и линзы для телескопа, она не смогла возбудить любопытство герцога.

– Может быть. – предложил я, – его светлость пожелает приобрести один из таких телескопов?

– Господи, для чего?

– Чтобы наблюдать за ходом светил по небесной тверди. В черепной коробке герцога шевельнулась какая-то мысль.

Он оживился: его взгляд не то чтобы вспыхнул живым интересом, но хотя бы стал менее тусклым.

– Продолжай, – тихо сказал он.

– Галилей, наблюдавший небесные сферы, называл их «медицейскими планетами». С таким телескопом, ваша светлость, слава Фельсенгрюнде дойдет до звезд.

Глаза моего патрона широко распахнулись.

– Правда?

Адольф Бреннер деликатно кивнул.

– Почему бы и нет, милорд.

Но даже такая масштабная перспектива не смогла захватить воображение герцога. Адольф Бреннер зря растратил свои немногие новинки – у него не осталось уже ничего, чем можно было бы удивить нашего приунывшего господина. Однако он заслужил благосклонность придворного библиотекаря, который, в свою очередь, добыв себе столь интересного собеседника, примирился с мрачностью и апатией герцога. Как плотный туман, они рассеются сами собой под лучами солнца некоего стимула, неизвестного до поры.

С самого начала все было скверно. В тот день пошел дождь, сильный не по сезону, и вместо того, чтобы любоваться величественной роскошью букового вестибюля, аттическим фризом с танцорами и потолочным рокайлем с летящими херувимами, гости шептались в полутемном гроте, сдувая капли с носов и выжимая воду из одежды. Дамы беспрестанно поправляли прически, подобные пышной жимолости, спутанной ветром. Мужчины размахивали широкополыми шляпами, плюмажи на которых превратились в мокрые волокнистые комки. Герцог Альбрехт Рудольфус стоял чуть поодаль, в стороне от гостей, облокотившись о доску декоративного камина и увлеченно поглощая овсяные бисквиты. Я подошел к нему, кланяясь и улыбаясь, и отметил, как превосходно сегодня выглядит орден святого Варфоломея.

– От них пахнет мокрой псиной, – ответил герцог.

– Может быть, стоит распорядиться, чтобы прислуге раздали факелы? – прошептал я. – Это прибавит таинственности.

Таким образом (после нескольких унизительных просьб соблюдать тишину) я возвысился в воображении присутствующих до уровня маленького Вергилия, таинственного проводника в подземелье. Гости смеялись, кокетничали и пихали друг друга локтями, эти неустрашимые исследователи, что брели по моим следам. По стенам Камергалери метались тени, сливаясь в зыбкие узоры, но гости могли насладиться моими эскизами к «Книге добродетелей» и уделить внимание скорбным персонажам с портретов Теодора Альтманна, которые висели там временно – в ожидании, пока их не заменят работы его преемника. Хотя от Длинного коридора, где был накрыт стол, нас отделяла лишь перегородка из полированного дуба, я не собирался показывать им секретную панель, открывавшую проход.

– Осторожнее, – крикнул я. – Берегите головы.

Чтобы войти в соседнее помещение, нужно было подняться на пять ступеней. Дамы ахали, когда им наступали на шлейфы, мужчины поддерживали мечи и суетились, подхватывая съезжающие набок шляпы. Третья комната располагалась еще выше, за ней был узкий коридор, в котором всем пришлось выстроиться в цепочку. Секундную панику вызвал задымившийся театральный занавес, задетый факелом неосторожного лакея. Я слышал зычные распоряжения Максимилиана фон Винкельбаха и нервный смех, прокатившийся по коридору, когда пожар потушили. Устланный коврами пол круто пошел вниз: мы спускались, прижимая груди к лопаткам, лобки к крестцам, отчего герцог издал неожиданно веселый смешок. (Я прикрыл свою свечу рукой и сказал патрону, чтобы тот покрепче держался за мой ворот.) Коридор привел нас в большой, обитый синей тканью овальный зал. Кто-то у меня за спиной пробормотал, что он похож на древнюю гробницу. Низкий потолок внезапно исчез, открыв пещерный свод конюшни, где под убаюкивающий шепот ветра с дождем колыхались знамена. Когда замешкавшиеся копуши догнали авангард и толпа разбрелась по залу, со сдавленными охами разглядывая фальшивую мозаику, нарисованную на полу, я еще раз убедился, что герцог по-прежнему держит меня за воротник. Пришло время дурачить этих лизоблюдов: запускать их в лабиринт.

–  Пора,– сказал я.

Я выскочил через одну из пяти потайных дверей, увлекая за собой Альбрехта Рудольфуса. Свеча у меня в руке мигнула и погасла, оставив нас в темноте. Я обернулся и запер дверь. С той стороны раздались крики удивления и стук холеных ладоней, барабанивших по филенке. Ободряюще улыбнувшись герцогу, я крикнул оставшимся гостям, что им следует воспользоваться другими выходами. Нам было слышно, как они вбежали в бутафорское подземелье, где бумажные скелеты играли в карты с собственными тенями; как они уперлись в темный пруд, где с потолка свешивались резные щуки и осетры; как они вошли в укромную спальню, где механизм Бреннера приступил к братским объятиям. Мы уже не могли слышать, как четвертая группа недоуменных первооткрывателей влетела в застекленное продолжение Длинного коридора, где их вторжение удивило кухонную прислугу не меньше, чем самих гостей. Альбрехт Рудольфус сжал мое плечо. Его придворные рассмеялись, взрывы их смеха служили лучшей наградой за герцогскую шутку. Единственное, что его расстроило: он попал в помещение для прислуги вместо какой-нибудь алхимической кельи. Он брезгливо переступал через остовы сгнивших соломенных матрасов, глиняные черепки и разбросанные шахматные фигурки, аккуратно вырезанные из дерева.

Вернувшись к гостям в Длинный коридор, я обнаружил подле себя братьев Винкельбах, которые язвительно заметили, что моя библиотека практически пуста.

– Это только пока, – сказал я.

– Значит ли это, – спросил Мориц фон Винкельбах, – что вскоре мы будем иметь удовольствие лицезреть ее лучшие экспонаты?

– Именно так, мой обергофмейстер. И если вы мне не верите…

Обиженный их кислыми лицами, я устроил для братьев небольшой частный тур по менее доступным частям библиотеки. Все причины, побудившие меня скрывать эти комнаты, были принесены в жертву моей уязвленной гордости. Я попросил братьев, слово своих сообщников, чтобы они постояли на страже, не дав шумному застолью заметить, как я отодвигаю гобелен и открываю потайную дверь в герцогский кабинет. (Оставшийся выход предполагалось потом перекрыть – из-за пристройки, которая должна была соединить бывшую конюшню с моей башней.) Зайдя внутрь, Винкельбахи лишь фыркнули при виде полупустых полок. Я сказал, что внутри есть еще помещения, которые, увы, пока не готовы.