Парижский шлейф - Диана Машкова

– Ну? – директор встретил Настю вопросительным взглядом.

– Сердце, – коротко ответила Настя, – сейчас уже лучше. Директор тут же схватился за телефон:

– Скажу, чтобы вывозили.

Настя, поражаясь собственной решимости, подошла к нему вплотную, нажала пальцами на рычаг и сразу же ощутила, как чувство собственного достоинства наполняет ее. Хватит уже всех и вся на свете бояться! Да и чем может грозить ей стычка с этим подлецом, кроме потери паршивого места уборщицы?! А на весах лежит жизнь другого человека. Женщины.

– Нельзя никуда сейчас вывозить, – Настя говорила так твердо, что в глазах директора поселилось замешательство, – ей нужен покой.

– У меня здесь не лазарет! – прошипел он, оклемавшись от первого шока. Надо же, какая-то уборщица смеет ему перечить!

Они долго и нервно обсуждали судьбу Пановой. Настя держалась молодцом и даже успела усвоить, что командный тон действует куда эффективнее пустых уговоров. Из затянувшегося спора с директором она вышла победительницей – он разрешил мадам остаться, правда, с одной существенной оговоркой. Лидия Сергеевна могла лежать в номере сколько угодно при условии его полной оплаты. Кроме того, придется раскошелиться и на никому не нужные услуги одного из стриптизеров. Настя быстро прикинула в уме – даже за два дня получается шесть тысяч евро как минимум. Безумные деньги! А у нее даже нет возможности поинтересоваться, станет ли Лидия Сергеевна платить. В итоге Настя махнула на свои опасения рукой и решила, что в случае чего заплатит сама – теперь благодаря Эдгару денег у нее было предостаточно. Стоит только позвонить Элен.

Приглашать врача директор наотрез отказался, и Настя, выходя из его кабинета, изо всех сил саданула с досады дверью. Она решила, что в отместку все ближайшие дни будет заниматься только Лидией Сергеевной. Пошли они к черту со своими глажками и уборками. Она не отходила от Пановой ни на шаг целых два дня. Оберегала ее покой, не разрешала вставать, сама приносила еду из кухни и заставляла есть. А главное, вела себя так, будто все произошедшее – в порядке вещей и не требует ни обсуждения, ни вопросов. Ну, мало ли, стало важной даме плохо в борделе, да кому какое дело?! Кажется, именно за такой конструктивный подход Панова была ей отдельно благодарна.

Они не говорили о жизни, не обсуждали личных проблем – только бытовые вопросы. К концу вторых суток к Лидии Сергеевне вернулись силы, и она начала вставать, зато Настя просто валилась с ног от усталости. Прощались тепло, словно родные. Лидия обняла Настю и сунула ей в руки одну из тех самых визиток. На аккуратном глянцевом прямоугольнике с российским гербом размашистым почерком был приписан мобильный телефон. «Звони в любое время, если понадобится помощь, – сказала Лидия, – не стесняйся». А Настя поймала себя на мысли, что запросто обратится к новой знакомой, когда обстоятельства того потребуют. И не будет никакого «стеснения»: после открытой перепалки с директором это чувство, кажется, безвозвратно ушло. И черт с ним! Невелика потеря.

Платить за «лазарет» Насте не пришлось – Панова сама потребовала счет. Едва на него взглянула, вынула из сумки плотную пачку денег, отделила часть и, не считая, бросила на стол. «Надо же, погуляла», – усмехнулась она, взяла сумку и вышла за дверь. Настя смотрела ей вслед и устало размышляла о том, что только с женщинами и можно иметь дело: они не такие неблагодарные твари, как мужчины. Тем, сколько добра ни сделай, все равно умудрятся обмануть и предать.

Глава 5

– Настя, ты почему сама не звонишь? – голос в трубке звучал обиженно и резко. – Все время я!

– Не успеваю, – Настя тяжело вздохнула в преддверии набивших оскомину телефонных баталий, – много работы.

– А-а-а. По разочарованному, всегда одинаковому мотиву этого «а-а»

Настя безошибочно угадывала мамины мысли: «Неблагодарная дочь!» – и тут же раздражалась.

– Что нового? – заторопилась она, чтобы пресечь возможные расспросы.

– Все по-старому, – мама едва сдерживала в голосе желчь, – бумаги вот пришли, что тебя из аспирантуры отчислили!

– Давно уже пора, – усмехнулась Настя. – И так что-то долго тянули.

– Как ты относишься к жизни?! – вспылила мама. – Откуда эти безразличие и цинизм?! Я переживаю, даже отцу говорить ничего не стала, чтобы тебя не ругал…

– Он же не разговаривает со мной, – перебила Настя, – уже три года!

– Ну, значит, в этом виновата ты!

– Ну, значит, я!

Обе обиженно замолчали.

– Да, – на этот раз, как ни странно, мама взяла себя в руки первой, – тут к тебе какой-то молодой человек заходил.

– Кто? – Настя похолодела от ужаса. – Ты его знаешь?

– Нет, – глубокомысленно ответила она, – но мы познакомились и мило побеседовали.

– Он представился?! – Настя не знала, что и думать. Если это кто-то из людей Сергеича, который до сих пор не смирился с ее побегом, вряд ли человек стал бы разводить разговоры и тем более – называть свое имя. А мама после его посещения не была бы такой привычно недовольной и в то же время спокойной.

– Да, – голос звучал без малейшего волнения: значит, совершенно точно, не расспрашивали и не угрожали, – назвался Стасом, твоим давним знакомым. Почему, интересно, я его не видела раньше? – Настя печально усмехнулась в ответ, спросив про себя: «А что ты вообще, родная моя, видела, кроме своих навязчивых идей?» – Оставил для тебя письмо. Хочешь, распечатаю и прочитаю?

– Нет, не надо, – до Насти наконец дошло, кто это был, и она опять занервничала. – Стасом?! А как он выглядел? Высокий блондин?

– Точно! – непонятно чему обрадовалась мама. – И…

– Что-то на словах передавал? – нетерпеливо прервала ее Настя.

– Сказал, что тебе надо возвращаться, – вздохнула мама, – ты же знаешь, и я так считаю.

– Знаю, мама. И все?

– Да, вот еще, – она зашуршала какими-то бумажками, – оставил свой номер телефона. Просил по возможности позвонить.

– Диктуй! – Настя нашарила на столе ручку и лист бумаги.

Она битых тридцать минут вертела в руках листок с номером телефона Стаса и размышляла, как быть. Вряд ли он пришел к ее родителям по приказу хозяина: давно мог бы это еделать. Зачем было ждать несколько лет? Но что побудило так неосторожно – за ним же могли следить – раскрывать ее адрес? И если она позвонит, а его телефон прослушивается, номер в Париже тут же вычислят. Хотя за себя она не боялась – уже приняла критическую дозу страхов, которых вполне могло бы хватить на несколько жизней. Чувство это давным-давно затупилось. Да и в жестоких условиях клуба, до отказа набитого амбициозными ничтожествами в лице стриптизеров, она научилась за себя постоять. Единственное, что сейчас останавливало, – это последствия, которыми ее звонок мог обернуться для родителей.