Антихакер - Алексей Сабуров

Часть третья

Антихак

Глава 20

События той ночи казались ему непомерно далекими, как будто память подтерла их ластиком десятилетий. Точно мозг, который отказался нести на себе эту ношу, использовал вымышленный шредер и искромсал их на перепутанные обрывки воспоминаний. Он собирал в кучу все случайности, которые привели к страшному итогу, но вставить главный кусочек пазла просто не хватало сил. Сломавшийся автомобиль, бассейн, суперкубок УЕФА – все это были странные звенья чертовой цепи обстоятельств. Но роковой все-таки была та игра, в которую он включился. Зачем? Неужели ради благородного чувства справедливости? Или просто из-за скуки или азарта? Теперь до конца своих дней ему придется жить с навозным червем, который жрет его совесть.

А может, и не так много ему и осталось. Где-то в мышечном органе, называемом сердце, копилась субстанция, которая вдруг прокатывалась по телу волной ужаса, животного страха смерти. И он понимал, что, совершив этот мучительный размен, вряд ли ушел от опасности навсегда. Но сейчас, в это самое мгновение, Марк был жив.

После бурного июля, когда Марк вылез из раковины одинокой обыденности, занимаясь расследованием самоубийства Марины Зайцевой, жизнь начала возвращаться в привычные спокойные берега. Работа, вымышленные путешествия на Гугл карте, заплывы в бассейне. Вторник и четверг – это те дни, когда дед приезжал на своем древнем «Форд С – Макс», чтобы довезти внука до бассейна в соседнем Курганово.

В четверг двенадцатого августа он опоздал. Марк позвонил ему узнать, что случилось. Оказалось, что «Форд» отказался выдвигаться из гаража ввиду своей спеси и старости, но дедушка уже едет за Марком на такси.

После тренировки Степан Иванович отвез внука обратно домой, помог выбраться из машины и усесться в инвалидное кресло.

– Что-то ты давно не заходил, – заметил Марк. – Сегодня раз без машины, пойдем поболтаем, выпьем чего-нибудь алкогольного.

Дед отпустил такси и осторожными шагами пошел в дом. Марк покатил за ним, замечая, как сильно сдал его защитник и товарищ многих последних лет.

Они соорудили шикарный ужин, распотрошив запасы Марка, недавно привезенные Сбермаркетом. Сидели прямо на кухне, пили светлое пиво, болтали, вспоминая совместные дела и хлопоты. Вспомнили и Москву, как вдвоем боролись за чувствительность ног. Сейчас то время не казалось таким беспросветным, а даже в чем-то романтичным. Они были моложе на семнадцать лет – это что-то значит. Единственное, не вспоминали родителей. Эта рана не затягивалась, и ее нельзя было бередить без того, чтобы не уреветься и не напиться в хлам.

Время пролетело. Когда дед глянул на часы, уже было десять вечера. Он засобирался.

– Не уходи, – попросил Марк. – Хорошо с тобой. Спать есть где.

– Да, Марк, мне тоже с тобой хорошо. Смотрю на тебя и забываю о всех переживаниях.

– Ну так остаешься?

– Сегодня футбол, суперкубок УЕФА. «Челси» играет. В полночь. Ты же знаешь мою футбольную страсть, особенно к клубу Романа Аркадьевича.

– Да посмотришь у меня. Вон пиво в холодильнике стоит, чипсы еще где-то есть.

– Не, чипсы – это ваш молодежный прикол. Как вы можете эту искусственную хрень жевать? Я за настоящую жареную картошечку, с лучком, да, может, еще с грибочками. А не со вкусом лука и грибов!

– А я ваш футбол понять не могу. Раздутый спорт. Миллиарды некуда девать Абрамовичу и таким как он. Давай посидим еще часик, а потом устраивайся на диване и болей за бегающих миллионеров. Я тебе мешать не буду. А ты можешь даже кричать: бабушка дома, соседей через стенку нет. Кайфанешь!

Околдованные теплым вечером, они продолжили потягивать пиво и рассуждать о политике и спорте, как закадычные друзья. Затем Марк включил телевизор, настроил на Матч ТВ и, пожелав дедуле победы, за кого он там болеет, укатил в свою спальню. Он уснул довольный и даже счастливый таким неожиданным застольем.

Марк проснулся от оглушительного грохота. Непонимающе он открыл глаза и уставился в потолок, ожидая, когда реальность отгонит сон. Не сразу он вспомнил про деда, которого оставил в гостиной у телевизора. Привычка одиночества диктовала думать только о себе. Привычным движением он скинул одеяло и перебрался в кресло. Только сейчас тревога достигла его сознания, все еще пребывавшего в состоянии забытья. «Что, блин, там происходит? Не крыша же обвалилась», – лихорадочно соображал Озеров.

Он выкатился из спальни и проехал по короткому коридорчику мимо ванной комнаты в гостиную. В комнате привычно горел свет, телевизор транслировал мужиков в форме, бегающих по зеленому фону. Только запах серы, перемешанной с металлом, наполнял все пространство. Марк не понимал, что это могло бы значить. Да и деда не увидел.

Тогда он заехал на середину гостиной, и вот тут ему стало дурно. Дед завалился на левый бок, неестественно запрокинув голову вверх. Страшная черно-красная дыра образовалась на месте правого глаза, и от нее невозможно было оторвать взгляд, точно концентрированное зло уставилось на Марка. Ему потребовалось собрать всю силу воли, чтобы отвернуться, и тогда он и увидел то, что не заметил сразу: замызганный жуткой жидкостью светлый ламинат пола и уже начавшие тянуться вниз по экрану телевизора капельки крови.

Собравшись с силами, Марк подъехал к своему деду. Его невозможно было узнать. Даже одежда изменила свой цвет, перекрасившись оттенками багрового цвета. Марк не знал, что делать. Он протянул руку, чтобы потрогать его. Дотянуться до лица и попробовать уловить дыхание Марк не мог, сидя в своем кресле. Как понять, жив ли он? Вряд ли человек может быть жив с такой дырой в голове, вряд ли его дедуля жив.

В этот момент Марк услышал звук захлопывающегося окна со стороны кабинета. Его чувства тут же заострились. От горя и ужаса вида смерти он переключился на инстинкт выживания. Он в моменте понял, что за запах стоит в комнате и что за грохот он слышал. Выстрел! И тот, кто стрелял, возможно, еще в доме. Марк ощутил, как он беззащитен в своем инвалидном кресле посреди освещенной комнаты.

Он прислушался, ожидая услышать шаги и судорожно соображая, что делать. Какая-то сила вытолкнула его из кресла и бросила на пол. Только потом он осознал, что это были его руки, точно сами отдавшие себе команду. Марк распластался вдоль дивана, в крови деда, надеясь спрятаться и напрочь забывая о своем кресле, предательски указывающем на его убежище.

Сколько он провалялся, вслушиваясь в тишину? Марк не мог оценить время, может, десять секунд, может, десять минут. Крупные капли страха катились по лицу,