«Если», 2009 № 08 - Мэтью Джонсон

Вечерело. Старая реклама «Доктора Пеппера» почти растворилась во мгле, но еще видны были дырочки, оставленные дробью. Подрастающее поколение хлебом не корми, дай пострелять.

Ночная рыбалка, признаться, пустая затея, но над мерцающим заливом всходил месяц, похожий на желтую кошачью улыбку, а согласно поверью луна привлекала рыбу. Заря-обманка — растолковал ему в незапамятные времена один старый рыбак и, возможно, не погрешил против истины. Вообще же Маккенне просто требовался предлог, поэтому он сидел и ждал. В багажнике Маккенна постоянно держал червей в запотевшей глиняной бадейке. Так, может быть, сегодня ночью оправдает себя хотя бы это, если не наружка?

Команда «Пшика» вытаскивала на причал снаряжение для ночного рейса. На судне всегда найдется работа, знал Маккенна, в юные годы не раз выходивший в море, но эти парни колупались что-то долгонько.

Маккенна давно оценил достоинства засады. Он устроился примерно в ста метрах от причала, и обычный бинокль доложил ему обо всем, что требовалось знать, а на случай, если понадобятся подробности, прилагался ИК-фильтр. Отблескивали в янтарном свете луны, убегая на юг вдоль излучины бухты, жестяные крыши садовых домишек. Благоухали во мраке ночные цветы, поодаль сухо шуршал бамбук, словно что-то нашептывал Маккенне.

Потом, ревя мотором, подъехал большой фургон. Вылезли двое мужчин, за ними — женщина. Одетые в черное, они сноровисто взялись выгружать из кузова какие-то причиндалы. Неувязочка!

Группа направилась к причалу, Мерв Питском порысил им навстречу. Капитана «Пшика» Маккенна узнал благодаря факсу из Центральной городской библиотеки Мобила, принятому прямо в машине после ухода из ресторана. В последнее время машина успешно заменяла Маккенне отведенный ему в конторе письменный стол: спасибо кудеснице-электронике.

Троица вместе с Питскомом, о чем-то переговариваясь, вернулась к фургону. Питском отодвинул боковую дверь, и все попятились. Показался темный силуэт — крупный, медлительный. Федералы встретили его молчанием, очень напоминавшим почтительное.

Маккенна замер. Он сразу понял: перед ним центаврий. Руки пришельца едва заметно качались, словно под тяжестью мускулатуры. Диковинно причлененные предплечья свободно пробалтывались в локтях назад, как маятник. В воде это наверняка полезно, сообразил Маккенна. Предплечье конически суживалось книзу, переходя в плоскую четырехпалую кисть, способную, насколько понял детектив, менять форму, превращаясь в подобие лопасти весла.

Амфибии с Центавра были грузны и неповоротливы. Тяжело ступая, центаврий двинулся следом за образовавшими заслон мужчинами в черном: несомненно, это офицеры федеральной службы. Без разговоров. Нёбо центавриев не позволяло внятно воспроизводить звуки человеческой речи, и общение велось посредством переписки.

Переваливаясь на толстых ногах с большими округлыми ступнями, центаврий добрел до «Пшика». Федералы поддержали его под локти, и он взошел по трапу. Маккенна впервые видел центаврия живьем, не по телевизору, и его поразило, что пришелец не столько шагает, сколько шлепает по-утиному. В условиях чуть более высокой земной гравитации пришелец двигался неуклюже. Предки центавриев ходили по песку, камень видели редко и уютнее всего чувствовали себя в теплых водах планеты, занятой преимущественно морями.

Когда инопланетянин добрался до баркаса, Маккенна вдруг хватился, что сидит, затаив дыхание. В чужаке была некая не поддающаяся определению странность. Ветер дул в сторону детектива. Маккенна принюхался: незнакомый едкий душок. От пришельца?

Инопланетянин ступил на палубу, федералы шныряли глазами по сторонам. Засечь Маккенну под кипарисом было затруднительно, и его проморгали. Интересно, подумал он, почему они не используют приборы ночного видения.

Громко застучал двигатель, «Пшик» ожил, отошел от причала и направился прямиком в залив. Маккенна проводил судно взглядом, но пришельца не увидел. На специальных высоких кронштейнах покачивались сети для лова креветок, «Пшик» ничем не отличался от любого другого траулера, вышедшего «в ночное». Так и было задумано, решил Маккенна.

Он наконец подъехал по засыпанной устричной скорлупой аллее к дому, оставил машину под низкими соснами и вышел на свой причал полюбоваться звездами над заливом. Это всегда помогало. Ему не хотелось сразу заходить в комнаты, где они столько лет прожили с покойной женой. Маккенна переехал бы… но прикипел к этому дому и месту, и, пусть Линды здесь больше не было, воспоминания остались.

Он дал себе проникнуться покоем, а тогда забрал из машины увесистый портфель, поднялся по ступенькам и вставил ключ в замочную скважину. Что-то скрипнуло. Он обернулся к крыльцу, к качелям, на которых в прошлом столько раз качался счастливый: оттуда кто-то вставал. Маккенне внезапно вонзился под сердце острый шип тревоги, верной спутницы каждого, кто расследует тяжкие преступления… а потом он разглядел женщину в соломенно-желтом платье. Блондинка, в волосах, тоже соломенно-желтых, лента. В прошлый раз лента была красная.

— Джон! Ты же грозился позвонить!

Он щелкнул выключателем, зажег лампочку на крыльце, и свет мгновенно выхватил из темноты ее лицо.

— Дениза?

— Ну а кто? Что, уже забыл меня?

Шутливый попрек, кокетливый и чуть принужденный.

Она качнулась к нему, волосы упруго колыхнулись, словно она недавно вымыла голову. Маккенна приуныл. Среднестатистическая женщина предпочитает делать ставку на красоту, а не на ум — оттого что у среднего мужчины лучше с глазами, чем с мозгами. Убежденная в этом Дениза нагрянула, расфуфыренная еще отчаяннее, чем на их первое свидание. Оно же последнее.

— Я вычислила, где ты живешь, и заехала. — Широкая улыбка, дерзкая, зазывная. — Ты ведь не звонил… — Звуки текли с ее языка, как мед, и Маккенна вспомнил, почему поначалу счел эту женщину такой загадочно-соблазнительной.

— Запарка.

— И у меня, но нельзя же отказываться от всех радостей жизни, зайка.

Что тут скажешь? Дениза нагрянула с четко определенными намерениями, и в ее объемистой красной сумочке на ремешке, вероятно, лежали косметика и смена белья. Однако Маккенна припас сокрушительную отповедь.

— Дениза, у меня… м-м… есть другая женщина. — Спокойно, взвешенно.

Ее лицо неуловимо изменилось, улыбка осталась, но какая-то стеклянная.

— Я… я не знала.

— В газетах про это не писали.

Нет, отставить. Юмор не поможет. Взамен Маккенна избрал физический контакт и подал Денизе руку для пожатия — ладонь дощечкой, большой палец оттопырен. Мгновение, пока гостья хлопала ресницами в желтом свете лампочки на крыльце, показалось ему вечностью. В ночном болоте хрипло квакали лягушки.