Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами - Строуб Тэлботт

В данном документе отмечалось, что «коллеги» Горбачева «среди традиционалистов» — Язов, Пуго, Крючков и другие — похоже, «намеренно от него отдаляются». Можно легко вообразить, как они в своей «продуманной, организованной попытке реставрировать диктатуру по всем правилам» арестовывают, а возможно, и убивают самых видных демократов, таких, как Ельцин и Попов.

Однако же, говорилось в заключительной части исследования, «подобный замысел лишен долгосрочных перспектив», «да и кратковременный успех вряд ли возможен». Ключевыми факторами станут: степень поддержки путча рядовым армейским составом, а также степень сопротивления, оказанного демократическими силами.

Хотя политические рекомендации не входили в компетенцию ЦРУ, в документе четко прослеживалась мысль, что Буш должен сделать все возможное, чтобы поддержать Ельцина и помочь ему в сдерживании тех, которые, возможно, уже готовят правый переворот.

Скоукрофта все это не убедило. Он по-прежнему считал, что ЦРУ является гнездом приверженцев Ельцина, точка зрения которых на советскую проблему — «традиционалисты против демократов» — «весьма упрощена»…

В пятницу, 26 апреля, Роберт Доул и Джордж Митчелл, лидеры республиканцев и демократов в сенате, послали Ельцину приглашение посетить Вашингтон в конце июня.

Советский отдел Государственного департамента составил новую телеграмму Мэтлоку с указанием передать Ельцину, что Буш «с нетерпением ждет» встречи с ним в Овальном кабинете. И вновь Скоукрофт забраковал текст телеграммы — мол, она производит впечатление, словно приглашение исходит непосредственно от Белого дома.

Хьюэтт вступил с ним в спор. Когда Скоукрофт в очередной раз сослался на поведение Ельцина во время его посещения Белого дома в 1989 году, Хьюэтт ответил:

— На парня, о котором вы говорите, теперь возлагается внушительная часть надежд русского народа. Нам необходимо изменить отношение к изменившемуся человеку.

В четверг, 9 мая, во время встречи ро Скоукрофтом и Гейтсом, Хьюэтт утверждал, что политика США зиждется на «ложной дихотомии» — между Союзом и республиками. Изменения происходят очень быстро, и Соединенным Штатам не следует слишком отставать. У них есть возможность расширить контакты со всеми лидерами в Советском Союзе, не становясь при этом пешкой в игре между республиками и центром. С откровенной неохотой Скоукрофт согласился «протянуть руку» республикам, но с оговоркой:

— Не вздумайте подрывать центр или ставить под угрозу наши взаимоотношения с Горбачевым. Если вы мне это пообещаете, я буду счастлив.

Бейкер и Скоукрофт телеграммой уполномочили Мэтлока сообщить Ельцину, что он желанный гость в Овальном кабинете. Но даже эти указания свидетельствовали о том, с какой опаской Буш продолжал относиться к данной проблеме: до разговора с Ельциным Мэтлок должен был проинформировать горбачевского министра иностранных дел о своих намерениях.

Когда Мэтлок выполнил это поручение, Бессмертных сказал: «Ничего страшного не произойдет, если Буш примет Ельцина. Важно только, чтобы президент Буш воспользовался случаем и подтвердил американскую поддержку центрального правительства, а также попытался убедить Ельцина в необходимости сотрудничества с Горбачевым».

Бизнес есть бизнес

Весной 1991 года советская экономика переживала самый глубокий за все время кризис. В 1989 году, по оценкам западных экспертов, советский валовой национальный продукт анемично возрастал ежегодно на 1,4 процента; к 1990 году считалось, что он сократился на 2,5 процента. Дальнейшее сокращение до 4,4 процента ожидалось в 1991 году, а на 1992 год предсказывалось сокращение на 14–20 процентов.

Уровень жизни неуклонно падал — в глазах многих исстрадавшихся советских граждан виновата в этом была перестройка. Горбачев и его коллеги предприняли демонтаж старой системы, но не создали — и даже четко не представляли себе — новой.

Советский руководитель именовал такое положение дел «переходным». Но если он многократно клялся децентрализовать контроль над экономикой, то взаимосвязанные министерства старались заблокировать реформы. Официальные разглагольствования насчет приватизации мало что значили при отсутствии законов, определяющих и защищающих частную собственность.

Постоянно занятый тактическим маневрированием между консерваторами и либералами по вопросам будущей политической структуры Союза, Горбачев и в экономике инстинктивно искал гибридную систему. Когда он и его советники произносили новое магическое слово рынок, они всегда сопровождали его смягчающим управляемый или регулируемый, что подразумевало некий компромисс между философиями Карла Маркса и Адама Смита.

С 1987 года у Горбачева один за другим менялись экономические советники, призывавшие его коренным образом изменить систему; это были: Абель Аганбекян, Леонид Абалкин, Николай Петраков и Станислав Шаталин. Хотя программы у них были разные, все они считали, что правительство должно отпустить цены, чтобы они отражали реальную стоимость продукции и наличие ее на рынке, — иначе, утверждали экономисты, все разговоры о переходе к рыночной экономике являются бессмыслицей и обманом. Кремль не сможет создать свободный рынок, пока он не прекратит субсидирование нерентабельных предприятий и не перестанет печатать в огромных количествах рубли, чтобы заткнуть большой дефицит в бюджете.

В конце 1990 года Горбачев поправел не только в политике, но и в экономике. К тому времени Шаталин и другие сторонники реформ либо отошли на обочину, либо — в некоторых случаях — стали тесно сотрудничать с Борисом Ельциным, планируя пересмотреть законы Российской республики.

К весне Горбачев уже открыто опирался на коммунистов-консерваторов, которые предупреждали, что инфляция, последующая за отпуском цен, и безработица, сопутствующая закрытию нерентабельных предприятий, вызовут социальные беспорядки и политический бунт в Советском Союзе.

Главным среди советчиков такого рода был плотный, стриженный «ежиком» премьер-министр Валентин Павлов, придерживавшийся как раз тех «командно-административных методов», которые Горбачев порицал в своих речах, но на которые часто опирался на практике. Павлов не только противостоял коренным реформам, но считал многих сторонников таких реформ либо сознательными агентами, либо бессознательными участниками заговора, задуманного западными капиталистами.

Это по настоянию Павлова Горбачев подписал в январе 1991 года указ, дававший КГБ право устраивать обыски на предприятиях, подозреваемых в сокрытии товаров, взвинчивании цен, спекуляции валютой и других формах «черного рынка» и «экономического саботажа». «Черным рынков» именовалось то, что на самом деле было свободным рынком, в котором реформаторы видели спасение страны. Поскольку советские законы крайне туманны и противоречивы в отношении того, что дозволено, а что нет, полицейские меры, установленные Павловым, явились сдерживающим фактором для развития предпринимательства.

Однако силовой удар Павлова вовсе не был непопулярен. Несмотря на все свое разочарование в коммунизме, у многих советских граждан еще четко хранился в сознании образ жирного мерзкого западного банкира, который, вцепившись в мешки с деньгами, пляшет на спинах рабочих.

Маленькие частные предприятия — или «кооперативы» — запрашивали сколько могли за свои товары и услуги. Поскольку цены у них были намного выше, чем в государственных магазинах, на них смотрели как на людей, наживающихся за счет «народа».

В своей кампании за пост президента России даже Ельцину приходилось быть осторожным и публично не слишком поддерживать реформаторов — сторонников свободного рынка. Один из конкурентов Ельцина на пост президента России, бывший премьер-министр, консерватор Николай Рыжков, выбросил лозунг: «Голосуя за Ельцина, вы голосуете за капитализм!» Большинство советских граждан знало, что реформа может принести страдания миллионам людей.

Буш был против идеи предоставления широкой финансовой помощи Советскому Союзу. Он считал, что американская помощь лишь поможет коммунизму отсрочить свое банкротство. Во время визита в Вашингтон в конце мая Андрей Козырев, министр иностранных дел России, согласился с этим. В ходе неофициальной встречи в Госдепартаменте он сказал: «Любые деньги, которые вы дадите центру, будут лишь зряшной тратой, более того — они помогут удержаться на плаву системе, которой надо дать потонуть». Он добавил, что 33 миллиарда долларов, предоставленных с 1989 года Германией в качестве помощи Советскому Союзу, просто купили существующей системе «лишний год жизни».

Даже те американские сенаторы и конгрессмены, которые в принципе готовы были помочь проведению советских реформ, предупреждали гостей из Советского Союза, что они не станут оказывать существенную помощь Кремлю, пока Кремль будет проводить политику, враждебную американским интересам и американским ценностям. При этом чаще всего приводились три примера: репрессии в Прибалтике, выделение значительной части валового национального продукта СССР на военные нужды и 13 миллиардов долларов, которые Кремль ежегодно выделяет левым режимам Афганистана, Анголы и главное — Кубы.