Александра - Олег Ростов

весь гарем барона. Женщины все были молодые от 16 и до 25, это на вскидку. Сколько им на самом деле лет, бог знает. Всего женщин было восемь. Однако, какой у нас Ульрих шалунишка любвеобильный! Трое из женщин были беременными. Все они смотрели на меня с неменьшим ужасом, чем на оставшихся двоих воинов. Так же здесь находилось четверо детей. От совсем маленького, до года и до пятилетнего мальчика. Этот этаж тоже был богато отделан. Причём, этаж был разделён на отсеки или комнаты, плотными занавесками, часть из которых была сорвана. Весь пол устлан коврами. Имелся небольшой камин. На стенах гобелены. Одним словом, смесь европейского и азиатского. Неплохо хозяин развлекается. Подошла к белокурому мальчику. Он смотрел на меня со страхом и в тоже время со злостью. Ишь ты какой! Я усмехнулась. К ребёнку подбежала молодая женщина. Светловолосая. Ей было чуть за двадцать. Она обняла его руками, словно пытаясь закрыть от меня. Упала на колени. Стала что-то говорить умоляюще. Что она говорит, не понимала. Но явно просила пощадить. Я продолжала смотреть на мальчишку. Фамильные черты фон Деницев проявлялись на нём однозначно. Вылитый Ульрих.

— Что она говорит? — Спросила у ратников. Оба пожали плечами.

— Она просит пощады для сына. — Неожиданно сказала по-русски одна из девушек. Молодая, не старше двадцати, даже моложе. У неё уже обозначился живот. Месяцев пять, прикинула я.

— Говоришь по нашему?

— Да.

— Откуда ты?

— Из-под Новгорода.

— Как сюда попала?

— На наше печище напали тати-людоловы. Потом продали ганзейцам. Те отвезли в Ригу, там меня на торгу и купил Ульрих фон Дениц. Я понравилась ему.

— И тебе тоже у него понравилось.

Она спокойно посмотрела мне в лицо.

— Да. Он стал люб сердцу моему.

— Домой не хочешь вернуться?

— Нет. Что меня там ждёт и кто? Мой дом сожгли. Родителей убили. У меня были два брата и сестра. Где они я не знаю. Вернусь в своё печище и что? Кому я нужна буду? Никому. А здесь у меня дом. Ульрих хороший муж. Да, мы не венчанные с ним. Да и какое венчание? Я простая, из смердов. А он господин.

— С тобой всё понятно. Ладно, хочешь, оставайся здесь.

— Скажите, госпожа, а наш господин жив?

— Ульрих? Жив.

— Вы его не убьёте?

— Если будет вести себя хорошо, то не убьём и даже верну ему замок, вместе с вами. Скажи мне, детей же крестили?

— Да.

— То есть, есть записи, кто родился и когда крестился?

— Конечно. В замковой церкви всё делается. Там и священник, падре, там и книга.

— Очень хорошо. Как зовут этого замечательного мальчика?

— Кристиан.

— Кристиан. Запомню. Так, теперь вопрос ко всем. В замок приезжали тевтоны. Их было пятеро. Так?

— Да, госпожа.

— У них у всех были ключи при себе?

— Я не знаю, госпожа. Ульрих нас мало кому показывает. Я не выходила отсюда к рыцарям.

— А другие?

— Выходила Анна и Марта. — Она спросила мать Кристиана, которую звали Марта и ещё одну женщину о чём-то. Те отрицательно покачали головами. — Нет, госпожа. Они не видели ключей у господ-рыцарей.

— Здесь есть ларцы или сундуки?

— Есть. У нас у каждой небольшие сундуки, где хранятся подарки господина нам.

— Я хочу посмотреть их.

Проверила их сундуки. Небольшие. Но в них хранилось всё их имущество. По паре платьев, отрезы тканей. Небольшие серебряные украшения. Ничего для меня интересного.

— Значит так, воины. Блюдите здесь строго. Никого из женщин не трогать. Иначе пожалеете у меня.

— Помилуй, царевна. Всё сделаем, как ты говоришь.

Посмотрела на славянку из-под Новгорода. Она глядела на меня широко раскрытыми глазами.

— Тебя как зовут? — Спросила её.

— Любавой батюшка с матушкой нарекли.

— Ты хорошо подумала, Любава? Может всё-таки с нами пойдёшь? Я тебя к себе возьму. Бедствовать не будешь. Голодать тоже. И дитя твоё под моим присмотром будет. Обещаю.

— Правда ли, что ты царевна? Настоящая?

— Правда. Самая настоящая. Я византийская принцесса.

Она стала креститься. Сказала что-то остальным женщинам. Те упали на колени передо мной. Любава тоже подползла ко мне на коленях.

— Благослови дитя моё, царевна.

— А что так? Дитя то ещё нет. Тебе выносить нужно, потом родить.

— Ты царевна. Твои предки были помазанниками божьими, значит и ты отмечена господом нашим. На тебе благодать его. — Остальные дамы тоже поползли ко мне на коленях. Подтащили своих детей. Ничего себе! Это мне что, предлагают за святую поработать? Я захватила их дом. Сейчас идёт грабёж имущества их господина и мужа, если так можно сказать, а они у меня ещё и благословения просят? Хотя, что ты, Саня, хотела? Здесь к особам королевской, царской и императорской крови отношение сакральное. Они на самом деле считаются под божьей благодатью. Поднять руку на монаршью кровь, считается тягчайшим преступлением и прежде всего перед богом. И это очень стрёмно. Ну а благословить, значит поделиться этой благодатью.

Я присела рядом с Любавой на корточки. Смотрела ей в глаза.

— Любава. Я могу благословить вас всех. Я сделаю это. Но знай, моё благословение не сможет спасти вас, от того, что вас могут убить. От того, что ты не сможешь доносить дитя своё. Божья благодать распространяется на меня, ты права. А так же на тех, кому я покровительствую. Кто рядом со мной. Вот тогда божья благодать возрастает многократно. А если я уйду, то… — Я печально покачала головой. — Я ещё раз, Любава, предлагаю тебе идти со мной. Я позабочусь, чтобы ты благополучно доносила дитя своё и разрешилась от бремени, здоровым дитя. Я позабочусь о тебе и ребёнке. И моя благодать будет безмерной. И подумай ещё о том, что твоему господину придётся очень плохо. Знаешь почему? Не потому, что я его убью или искалечу. Нет. Я даже оставлю ему половину его казны. Но всё дело в том, что я заберу то, что ему поручили сохранить любой ценой. А он этого сделать не смог. И с него потребуют ответ. И ответ этот будет очень кровавым. А если его не станет, подумай, что будет с вами? Ты понимаешь, что в этом случае вас всех ждёт смерть. Подумай, Любава. Пусть не за себя, а за дитя, которое ты носишь под сердцем.

Она смотрела на меня глазами полными слёз. Я погладила её по голове. Потом взяла, наклонила её голову и поцеловала её в лоб. Не знаю почему, но эта девочка, вызвала во мне какие-то сильные чувства. Какое-то притяжение к ней. Как к младшей сестре. Сколько же ей пришлось пережить, перенести. Но она осталась какой-то чистой. В ней словно светилась изнутри. Да, она была из смердов. Ну и что? Для меня, дитя 21 века, это не имело никакого значения. Значение имела только она. Любава была очень красивой девушкой. Да, мы славянки, нас господь наградил этим, дал нам красоту, через которую мы страдаем. Не даром вся эта погань, что с востока, что с запада лезла к нам. Славянки всегда у них считались очень дорогим товаром. На восточных рабских рынках славянок даже отдельно селили. Отдельно выставляли на торги. И цены всегда на нас были высокими. Сама наша земля, Русь наша, господь бог наградили нас этим и богатством, и проклятием нашим.

— Подумай, Любава. — Продолжала гладить её по голове. — Я благословляю тебя, тебя и твоё дитя. Но моё лучшее благословление будет тогда, когда ты будешь рядом со мной.

Поднялась на ноги. Двое воинов стояли, как каменные башни. Посмотрела на них. Они совсем замерли. Потом посмотрела на женщин. Перекрестила их.

— Благословляю вас и детей ваших. Живите с миром. — Каждого ребёнка поцеловала в лоб, взяв на руки, кроме Кристиана. Он был уже большой. Когда целовала его в лоб, он попытался отстранится. Но я, усмехнувшись пригнула его голову, оставив поцелуй на его челе. Сопляк, а туда же. Тоже мне рыцарь, штаны на лямках.

Спустилась ниже. Туда, где стояли три сундука. Иван и Евсей смотрели на меня вопросительно.

— Ключи нашёл, Ванечка?

— Нашёл, Саша. — Он протянул мне ещё один ключ на цепочке и три ключа на связке.

— Сундуки открывали? — Сразу спросила их.

— Нет, дочка. Это твоё право. — Ответил Евсей. Забрала у Вани ключи. Он наклонился ко мне и спросил:

— Саш, а чего там на верху? В гареме?

— Ничего, Ванечка. И сразу тебе говорю, тебе туда подниматься не надо.

— Почему?

— Потому, что поднимешься туда, меня потеряешь.

— Саша⁈