Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть I. Страна несходства - Александр Фурман

Во время одного из таких мирных пребываний на Солнечной Поляне Фурман уговорил папу сходить прогуляться по округе. Забредя довольно далеко, они, среди прочего, нашли и ту лодочную станцию, о которой говорил Боря. Тихий заливчик, окруженный сосновыми горками, выглядел уютно и даже красиво. У аккуратного деревянного причала лениво болталась пара двухвесельных лодок – судя по отсутствию людей и множеству пустых причальных колец, все желающие, видимо, уже давно уплыли в разные стороны, в самом заливчике крутилась только одна лодка с радостно визжащими маленькими девчонками и их явно не умеющим грести отцом.

– Ну чего, может, прокатимся? – с ленцой спросил Фурман, когда они остановились передохнуть на вершине поросшего кривыми сосенками холмика прямо над станцией – отсюда, в створе берегов, открывался прекрасный дальний вид на большой канал с разноцветно сверкающими, грациозно гнущимися парусами маленьких яхт и бело-голубой «Ракетой», тяжело оседающей в воду на подходе к пристани.

Папа с сомнением посмотрел сначала на часы, потом на небо: конечно, они могли бы часок покататься, но им следовало бы предупредить об этом маму. А пока они дойдут до места, пока вернутся – пожалуй, будет уже поздновато. Фурман – не потому, что горел особым желанием, а просто из какой-то машинальной сообразительности – предложил подъехать туда на лодке. «Это далеко», – возразил было папа, но Фурман пояснил, что далеко – идти по берегу, огибая залив, а по воде – получится почти по прямой. Там папа посторожит лодку, а он быстренько сбегает и скажет маме, где они. Можно будет даже взять ее с собой, если она захочет! Папа кисло качнул головой и вдруг вспомнил, что у него нет с собой паспорта, который наверняка потребуется оставить в качестве залога. Фурман, опять-таки без всякого нажима, сказал, что можно попробовать предложить в залог папины часы, иногда ведь их тоже берут.

– Ну, хорошо, не будем спорить, – решился папа. – Сделаем так: спустимся, а там будет видно. Возьмут – считай, тебе сегодня повезло, а нет – тогда без разговоров возвращаемся к маме… Согласен?

Часы взяли, не сказав ни слова. Папа, сохраняя слегка недовольный вид, выбрал лодку и прошел в середину на весла, а Фурман уверенно опустился на переднюю скамью. Пустая корма тут же глупо задралась вверх. Кому-то со стороны это могло бы показаться признаком их неопытности, но на самом деле так было просто удобнее, поскольку они собирались вскоре поменяться местами, а работники лодочных станций обычно начинали возражать, если на весла сразу садились дети. Их сильно оттолкнули багром, папа на ходу вставил весла в уключины, бодро развернул посудину, и они поплыли.

Фурман тоже умел грести: они часто ходили с папой, а раньше иногда еще и с Борей, в парк ЦДСА, до которого от дома было три или четыре остановки на троллейбусе, и там брали напрокат легкие дощатые лодочки, кружившие по восьмерке паркового пруда среди нервно покрякивающих утиных семейств и предупредительно щурящихся черных лебедей с их странно короткими оранжевыми лапками. Фурман неплохо натренировался в управлении такими лодками, а Боря научил его грести особым способом: работая то одним, то другим веслом попеременно. Скорость при этом нарастала более плавно, и лодка шла заметно быстрее, хотя и начинала слегка вихлять по курсу, что вызывало недовольство у прочих, менее опытных, гребцов. Фурману был известен еще один секрет правильной гребли: весло не следовало заводить слишком глубоко, его лопасть должна лишь немного прикрываться водой, – тогда после каждого гребка оно легко переносится по воздуху в начальное положение. А неумехи обычно тяжело месят им туда-сюда, заводя его почти вертикально под лодку, – и устают быстро, и скорости никакой.

Отплыв в сторонку от пристани, папа перешел на корму, а Фурман сел на весла. Он сразу почувствовал, что эта новая, непривычно большая лодка двигается намного тяжелее, чем те, с которыми ему приходилось иметь дело раньше. Сделана она была не из досок, а из какого-то цельного материала, типа толстой фанеры. Грубо обтесанные весла были явно коротковаты для такой громадины. Кроме того, обнаружилось, что в этой дурацкой посудине отсутствует специальная перекладина на полу, служащая упором для ног гребца. Пришлось папе снова пересаживаться с кормы на скамью поближе и выставлять свои ноги в качестве упора.

Разогнаться до хорошей скорости у Фурмана почему-то все равно никак не получалось. Оглянувшись на нос, где криво валялся тяжеленный спасательный круг (сидя там вначале, Фурман уже пытался сдвинуть его с места), он высказал предположение, что у них неправильно распределена тяжесть и из-за этого они слегка зарываются носом в воду. Папа ответил, что делать теперь все равно нечего и надо поскорее двигаться к маме.

Нацелившись к выходу из залива, Фурман попросил папу время от времени корректировать его курс и решительно налег на весла.

Приближение большой воды было ознаменовано резким усилением ветра. Лодка запрыгала на остреньких насмешливых волнах, и весла в руках у Фурмана стали то беспорядочно хлопать, иногда вообще не попадая по воде, то, наоборот, зарываться так глубоко, что чуть не выскакивали из уключин. Это было глупо – ведь он умел грести!..

Постепенно Фурман кое-как приладился и смог посмотреть вокруг. Они уже выплыли, можно сказать, на стремнину. Простор здесь был совершенно захватывающий. Все в нем возбужденно сияло и двигалось: плотные волнующиеся толпы воды, пестрые значки яхт, играющее солнце, погруженные в себя облака, неугомонные чайки, – или же туманилось со скромной силой, как лес на далеком противоположном берегу. Из-за того, наверное, что они находились сейчас почти на уровне воды, расстилающаяся во все стороны гладь канала показалась Фурману безогляднее и величавее, чем при взгляде с борта теплохода. Фурмана охватил поющий восторг и ликование, но он только сдавленно вздохнул: «Здорово, да?!» Папа, соглашаясь, покивал и озабоченно сказал: «Давай, Сашенька, греби, а то ведь нам еще возвращаться… А хочешь, я теперь сяду на весла, если ты устал?» Фурман отказался, и они договорились поменяться, когда доплывут до условного места на берегу.

Плаванье мирно продолжалось, пока мимо них не прошло грузовое судно. Спустя минуту, как папа и предупреждал, одна за другой начали накатывать высокие волны. Фурман с непривычки запаниковал, и, несмотря на папины рекомендации держать нос лодки против волны, их развернуло боком и угрожающе закачало. Папа решительно приказав Фурману оставаться на месте, хватаясь за бортики, перебрался к нему на скамью и взял левое весло. Однако дружно грести вдвоем у них не получалось, силы были все-таки неравные, – и Фурман добровольно ушел на четвереньках на прежнее папино место. Волны стихли, а поскольку до намеченной черты оставалось не так уж и далеко, изрядно переволновавшийся Фурман разрешил папе остаться на веслах.

Вскоре за искусственным каменистым мысом открылась большая пристань. Вплотную к «их» теплоходу теперь стоял еще один, такой же большой и белый. Рядом мягко покачивалась «Ракета» и какой-то маленький серый кораблик – буксир или пожарный. Со стороны канала это тесно сбившееся в бухточке стадо выглядело не слишком внушительно – почти как игрушечное.

Обойдя его по большой дуге и выбрав на берегу пологое местечко, они с разгону въехали на песок. Папа остался сторожить лодку, а Фурман побежал искать маму.

Через несколько минут он уже прочно заблудился в какой-то совершенно незнакомой рощице, которая, судя по всему, служила всем туалетом. Бестолково мечась по грязным тропинкам, испуганно шарахаясь от встречных и чувствуя, как уходит драгоценное время, он в конце концов вылетел на опушку, где уже в полном отчаянии отважился спросить у удивленных пожилых людей, в какой стороне здесь канал. Получив направление, он быстро сориентировался и дальше двигался уже без приключений.

Мама спокойно сидела на одеяле, читая толстый журнал, и очень удивилась, увидев, что Фурман пришел один. Он наспех объяснил, как у них обстоят дела, предложил маме прокатиться – она, понятно, отказалась, – получил с собой два яблока и отправился обратно теперь уже короткой дорогой.

Папа скучал в лодке, прикрыв голову от припекающего солнца носовым платком. Время уже поджимало, и они решили плыть обратно почти по прямой, срезая все углы и не делая тех обходных маневров, которые совершали по пути сюда. Между тем движение на канале стало гораздо более оживленным: в обе стороны с надсадным ревом мчались разномастные моторные лодки и катерки – видно, это возвращались по домам рыбаки и охотники. Волнение теперь было сумбурным и постоянным.

Солнце принялось ненадолго заныривать за многочисленные облачка, и то ли ветер усилился, то ли вообще уже все покатилось к вечеру, – но на большой воде стало заметно холоднее. Папа-то за веслами этого, может, и не чувствовал, а Фурман в своей легкой рубашонке с коротким рукавом ежился и ругался, так как на него вдобавок стали часто попадать сносимые ветром холодные брызги.