Жесткий контакт - Михаил Зайцев

Тропинка от избушки на курьих ножках мимо качелей, в обход песочницы вывела Евграфа Игоревича к подножию фонарного столба. Блеск луж на асфальте указывал дальнейший путь через расположившиеся в низинке дворы, между домами брежневской застройки. Бетонная лестница с перилами вывела ротмистра на проспект Первых Побед. С другой стороны широкого проспекта шумел ветвями бульвар, по магистрали катились, слепя фарами, редкие в столь поздний час авто.

Встав на обочине, Карпов взмахнул тростью, стараясь держать ее таким образом, чтобы водитель в приближающейся машине заметил дорогостоящую нашлепку из серебра. Водитель заметил. Двухместная развалюха «Яуза» предусмотрительно сбросила скорость, боясь обрызгать господина, остановилась. Карпов потянул на себя скользкую ручку автомобильной дверцы, плюхнулся на потертое кресло и распорядился вальяжно:

– Гони на Рублевку, братец. Замерз я, продрог, весь мокрый. Гони на полную, не обижу.

– До Рублевки далече, – медлил шофер с лицом пожилого интеллигента и руками грузчика. Выдающиеся ручищи, форменные клешни. – О цене надо бы заранее договориться.

– Не обижу, братец. Право слово, я ж не враг себе. С такими-то кулаками чего тебе меня, калеченого, бояться? Это мне надобно трепетать, братец.

– Хм-м... – Водитель грустно улыбнулся, трогая машину с места. – Было дело, за кулаки мои с каждым патрулем приходилось объясняться. Всем приходилось корочки дружинника предъявлять.

– Так ты, братец, что ж? Слоном был, да?

– Ага. Толкачи нас слонами обзывали. Золотые были времена, барин! Где теперь эти толкачи? Где слоны? Бывает, полдня по Москве колесишь, и ни одного патруля.

– Да уж, времена были золотые, – согласился Евграф Игоревич, снимая шляпу. – Позволишь снег под ноги стряхнуть? Ты не бойся, чистку салона оплачу при расчете.

– Спасибо, от лишней денюжки не откажусь.

– А ты, значит, теперь частным извозом живешь, братец?

– Не. Я курсы окончил, учителем в школе работаю. Историю преподаю. В гимназию не взяли, рылом не вышел, пашу в школе рабочей молодежи.

– Рылом-то как раз ты, братец, на профессора похож. Руки – да, подкачали, а физия подходящая для педагога.

– Ага. Без умной рожи, спасибо папе с мамой, и в школу хер бы я устроился.

– Ой, братец! Право, стыдно, ругаешься. Хорошо, мы вдвоем, а то разве не знаешь: за площадную брань жандармы на пятнадцать суток нынче сажают.

– Мне по херу! Я, барин, отчаянный человек. Днем в школе по-заученному талдычу про Трехдневную, ночами халтурю без лицензии.

– И как? Обходится без неприятностей?

– Ага! Срал я на жандармов.

– За что же ты их так не любишь, мил-человек?

– Добровольные дружины, суки, упразднили. К ним на работу хер устроишься, я просился. Образования, сказали, не хватает. Суки. Эх, барин, как здорово было в дружине! Свернешь скулу толкачу, он бух на колени и ну ботинки лизать. Всю жизнь жандармы, суки, испохабили. Ненавижу!

– Скажи-ка, братец, – неужто не боишься со случайным пассажиром откровенничать? А ну как я жандарм?

– Не. Жандармы на Рублевке не живут.

– А ну как я в гости к кому еду?

– Жандармы с рублевскими господами не дружат, всем известно, – веско заявил бывший слоник и, отвернувшись от дороги, посмотрел на Евграфа Игоревича с легкой насмешкой в воспаленных от бессонницы глазах. – Желаете, барин, запрещенную музыку послушать?

– Смотря какую. Подделки под блатняк я лично, братец, не уважаю, извини.

– Не, у меня настоящие записи. «Бардачок» откройте, справа мини-диски. Ага, справа. Зеленый возьмите. Ага, его. Вставляйте в магнитолу, послушаем.

Приемное устройство автомагнитолы сглотнуло зеленый кругляк, мигнуло светодиодом, и плоский, «натяжной» динамик над головой Евграфа Игоревича запел хрипловатым, бодрым голосом:

Последний вор повешен на рассвете,Бакланов скопом продают в Орду,Я фраер, так записано в анкете,Я завтра с пересылки убегу-у-у...

Безвестный исполнитель под аккомпанемент трех гитарных аккордов пел про тюрьму, волю, побег в Дикие Земли, братство Ближнего Леса. Певец нагло фальшивил, сбивался с ритма, гундосил, но ехать под его песни стало веселее. Особенно веселился водитель. Подпевал дискозаписи, отстукивал такт пальцами по плетенке руля, насвистывал в унисон с мелодией. Под пение со свистом выкатились на Рублевское шоссе.

– Блокпост на Рублевке знаешь, братец?

– Оц-тоц-первертоц, от чертей слиняли...

– Братец! Кончай делать второй голос!

– А?..

– Два! Нет, уже полтора километра до блокпоста. Смотри в оба, как покажется сторожевая башня, не прозевай знак правого поворота.

– Нам направо?

– Так точно. Не доезжая блокпоста поворот. Свернешь, и где-то с километр прямо...

– К поселку за оградой, что ли?

– Да...

– Знаю! Подвозил туда одного барина. Роскошный поселок. Озеро у них за оградой красивое, парк. Живут же люди!

– Подъедем к КПП, скажешь охраннику...

– Э, нет, барин! Мы так не договаривались. Мне светиться перед охраной нету резона. Высажу вас перед контрольно-пропускным и поеду обратно.

– Боишься стукачей СГБэшных?

– На ГБ мне насрать, барин. С жандармами на воротах неохота встречаться.

– Понятно. Лицензии на частный извоз не имеешь, музыку похабную любишь, ругаешься грязно...

– При жандармах ругаться воздержусь, музон вырублю, лицензии нету – во с чем проблема...

– Ошибаешься, братец! С музыкальным вкусом у тебя тоже проблемы. И с ненормативной лексикой. И с диссидентскими настроениями. – Евграф Игоревич засунул руку под плащ, из нагрудного кармана пиджака извлек медную бляху, персональный жетон с эмблемой Жандармерии и личным номером ротмистра Карпова. – С языком у тебя главная проблема, братец. Язык у тебя без костей. Болтаешь лишнее случайному пассажиру. И со слухом у тебя проблематично. Я ж намекал, что имею отношение к Жандармерии.

– О чем вы, барин? Юмор, да? Не понимаю... – Сидевший в профиль к ротмистру водитель развернулся. Увидел бляху. Наконец-то до него дошло: господин с тросточкой в кресле справа, боже ты мой, офицер Жандармерии! Кранты! Полная майна!

О Великий Кахуна, спаси и помилуй! Нарушитель законов морали и экономики дернул за рычаг ручного тормоза. «Яузу» тряхануло, потащило юзом по скользкой дороге. Рука-клешня отпустила ручник, сжалась в кулак. Другая ручища выпустила руль, замахнулась. Выбор сделан – или убить, прихлопнуть, как муху навозную, хромого жандарма, или... Сработал реверс автомагнитолы. Запретный диск заиграл сначала, с первой песни, с первого куплета:

...Я фраер, так записано в анкете,Я завтра с пересылки убегу-у-у...

– Врешь, фраерок! Ни-икуда ты от меня не денешься, братец!

Бывший слоник не понял, как так получилось, что только он замахнулся, и рукоятка трости, рогулька на конце сучковатой палки, сразу же уперлась в горло. Лязгнули зубы опрометчиво приоткрытого рта. Голову запрокинуло. Макушка стукнулась об ободок дверцы. Обеими руками, обеими клешнями ветеран рабочих дружин схватился за трость-рогатину. Ай!.. Медная бляха жандарма скользнула под локти рук-молотов и ударила в пах. Пудовые кулаки разжались, так и не сумев сломать деревянную трость.

– Палка внутри железная, братец, стальная. Напрасно мучился. Зря время потратил. Надо было попытаться дотянуться пальцами до моих глаз и пах надо было беречь, братец.

Евграф Игоревич дернул тросточку на себя. Отчаянный человек за рулем согнулся, пытаясь дотянуться лбом до колен. В паху у него жгло огнем, в горле полыхало пламя.

– Больно, братец? Больно, милый! Ты, мой хороший, отчаянный мой, послан калеке жандарму в штатском не иначе самой судьбою! Случай – это псевдоним бога, когда бог не желает подписываться. Счастливый случай свел нас обоих, братец. Крепись, борись с болью и слушай меня внимательно. Я обещал расплатиться за провоз по-царски, я сдержу слово. Я забуду твои обидные слова в адрес жандармов, выражения в недопустимой форме. Я... – Евграф Игоревич коснулся магнитолы, песня блатного ухаря оборвалась на полуслове – ...я разрешу тебе выбросить диск с непотребной музыкой. Я забуду номер твоей машины и то, что у тебя нет лицензии. Я отпущу тебя, братец. Утром. А до утра ты мой раб. Послушный и беспрекословный. Договорились?

– Чего делать прикажете, ваше высокородие? – сгорбившийся раб набрался сил задать вопрос и храбрости заглянуть в лицо хозяину.

– Поработаешь по своему профилю, извозчиком. Предупреждаю: ежели раб еще раз рискнет попробовать себя в качестве гладиатора, я...

– Ваше высоко...

– Молчать! – Трость стукнула раба по лбу. Невольник сжался, спрятал голову в огромных ладонях. – Чавку без команды не разевай, мразь! Бивни посшибаю, хобот узлом завяжу! Ты – бывший слоник, я – бывший скаут. Уяснил расклад сил? Понадобится, я тебя и без всяких подручных средств, со связанными за спиной руками, зубами загрызу! Есть опыт, верь слову! Сядь нормально! Спину выпрями, харя! Езжай дальше! Скажешь охраннику пароль: «Анфиса», ворота откроются, езжай к самому большому коттеджу у озера в глубине парка. Выполнять!