Самураи. Подлинные истории и легенды - Хироаки Сато

пополняться. В удобный момент господин Нитта ударит со стороны горы, а я нападу на врага с тыла. Так мы сможем в одном сражении уничтожить врага императора.

Я уверен, что господин Нитта думает то же самое. Но, должно быть, он считает постыдным вернуться, не дав ни единого сражения, подобно какому-нибудь разбойнику с дороги. Он опасается, что люди будут осуждать его за бездействие. Вот почему он решил остаться в Хёго и сражаться. В битве всякое может случиться, но главное – это окончательная победа. Позвольте выразить надежду, что его величество подумают над этим в будущем и двор придет к правильному решению».

Император сказал: «Поистине, оставим военные дела воинам». Но на совете знатных сановников императорский советник Киётада повторил свое предложение: «Слова Масасигэ не лишены оснований. Но он просит его величество покинуть столицу и второй раз за год посетить гору Хиэй еще до того, как Ёсисада, посланник императора для подавления Такаудзи, даст первое сражение. Мы считаем это пренебрежением к трону. К тому же такой поступок унизил бы императорскую армию. Такаудзи действительно может вернуться в Киото во главе воинов Кюсю, но едва ли его войско превосходит по численности ту армию восьми провинций Канто, что он вел на столицу в этом году.

С самого начала войны и вплоть до поражения врага наши войска, хоть и немногочисленные, всегда громили противника. Это было возможно не в силу превосходства нашей военной стратегии, но только потому, что судьба нашего императора утверждена Волей Неба. Все это убеждает нас, что решить исход битвы и уничтожить врага за пределами столицы не может быть трудным делом. Масасигэ должен отправиться немедленно, а не когда-нибудь потом».

Масасигэ сказал: «Что же, раз решили так, я не вижу смысла выражать свое несогласие». Шестнадцатого дня пятого месяца он покинул столицу с пятьюстами всадниками и направился к Хёго.

В «Байсё рон» («Сливы и сосны»), истории, составленной по указанию сёгуната Асикага около 1349 г., дается несколько иное описание аргументов Масасигэ:

… Весной того же года, когда до Киото дошли вести, что сёгун [Такаудзи] и его брат [Тадаёси] отправились из Хёго на Кюсю, император почувствовал облегчение и поделился своей радостью с придворными: он счел, что более не о чем беспокоиться. Именно тогда Масасигэ изложил свое мнение: «Его величество должны убить Ёсисада и призвать господина Такаудзи обратно, дабы установить мир между правителем и подданным. Я лично готов отправиться посланником».

Люди говорили, что это безнадежное дело, и высмеивали Масасигэ. Потом он вновь изложил свое мнение: «Уничтожение всех прежних врагов его величества следует приписать верности Такаудзи. Несомненно, что Ёсисада покончил с Канто, но все воины в Поднебесной подчинились генералу [Такаудзи]. Это очевидно, ибо его армия, даже потерпев поражение, смогла пройти большой путь. В Киото люди с радостью покорились ему и следовали за ним, оставив победоносную армию его величества, что доказывает его величеству, что у Ёсисада нет личного влияния.

Размышляя над происходящим, я прихожу к убеждению, что оба полководца легко поведут за собой западные провинции и нападут снова в третьем месяце. Когда они сделают это, у нас не будет возможности защищаться и сражаться.

Мысли его величества простираются на тысячу дел, но когда речь идет о войне, ничтожный Масасигэ не может ошибаться. Я надеюсь, что его величество пересмотрят свое решение».

Когда Масасигэ говорил так, по щекам его текли слезы. Мы полагаем, что он был отважным воином, наделенным глубокой проницательностью.

Некоторые историки считают, что подобному предложению Масасигэ способствовали как популярность Такаудзи среди самураев, так и слабость Ёсисада-полководца. Далее в «Байсё рон» отмечается, что когда двор отверг стратегию Масасигэ, он решил «умереть первым» в битве. Вернемся к «Тайхэики».

Масасигэ не сомневался, что это будет его последняя битва. Поразмыслив, он отослал из своего дома в Сакураи обратно в Кавати своего одиннадцатилетнего сына Масацура, которого возил с собой. Он сказал ему следующее:

«Говорят, что лев через три дня после рождения детеныша бросает его с каменной скалы высотой в несколько тысяч ярдов. Если у детеныша сердце льва, он без подсказки подпрыгивает на половине пути и не разбивается. Тебе уже одиннадцать лет. Если ты сохранишь в себе хоть одно мое слово, пожалуйста, не иди против того, что я сейчас скажу. Приближающаяся битва, я уверен, решит судьбу нашей земли. Я в последний раз вижу твое лицо в этой жизни.

Когда люди узнают, что Масасигэ погиб в сражении, будь уверен, нашей страной станет править генерал Такаудзи. Но даже если это произойдет, не уничтожай той верности, которую твои предки хранили долгие годы, и не сдавайся в плен ради того, чтобы спасти свою жизнь. Пока в нашем клане будет жив хоть один юноша, прячься у горы Конго и сражайся с врагом, если он придет. С решимостью, как если бы в тебя прицелился Ян Юй[117], сравнивая собственную справедливость с верностью Цзи Синя[118]. Таков твой главный сыновний долг».

Занялся день двадцать пятый, пятого месяца. Около восьми в тумане над морем показались какие-то корабли. Пока люди, наслаждаясь видом моря, гадали, возвращаются ли это рыбачьи лодки или же лодки пересекают пролив Авадзи, на огромном пространстве моря вдруг возникли десятки тысяч кораблей, весла которых вспенивали воду справа и слева. На носу и корме каждого корабля развевались знамена, попутный ветер надувал их паруса. Они заполонили простирающуюся туманную гладь моря на сорок миль, нос упирался в корму. Казалось, что море вдруг превратилось в сушу, а их паруса скрыли из вида горы.

Кораблей было так много, что в восхищении глядевшие на них люди гадали, больше ли воинов участвовало в битве у Красной скалы, когда У и Вэй[119] боролись за гегемонию, или в сражении у Желтой реки, когда Великая Юань разбила Сун[120]. В этот момент со стороны Уэно и холма Сикамацу в Сума, а также со стороны прохода Итинотани показались сотни знамен с гербами Футацухикирё, Ёцумэюи, Судзикаи, Хидаритомоэ и Ёсэкакари-но Ватигаи. Воины шли вперед сплошным потоком, подобно облакам.

И кораблей в море, и воинов на суше было гораздо больше, чем ожидали, гораздо больше, чем даже догадывались. Воины императорской армии поражались своей численности. И Ёсисада, и Масасигэ были отважными воинами, обладавшими сердцем Гуан-у, который легко относился к многочисленному врагу, но никогда не пренебрегал малым. Они не показали ни малейшего признака слабости, лишь спокойно повели своих воинов к маленькой сосновой роще на мысе Вада и начали строить их в боевой