Собрание сочинений в четырех томах. 4 том. - Борис Горбатов

Но тут вспомнилось ему все, что случилось с ним в этот вечер, все, о чем он старался забыть в пьяной, веселой компании посторонних шахте людей и что, казалось, забыл и похоронил на дне пивной кружки, а вот оно встало со дна и снова мутит его и мутит... Да что ж это такое? Что ж это такое сделали с ним, с Виктором Абросимовым, забойщиком первого класса, что нет ему теперь ни радости, ни покоя?

— Караул! — шепотом сказал он и вдруг опустился на пол и заплакал.

Это было так неожиданно, что все смутились. Андрей порывисто рванулся к нему, взял за плечи.

— Витя, что ты? Зачем? Ну, встань, встань, пожалуйста! Ну, я тебя очень прошу!

Но Виктор продолжал сидеть на полу и плакал горькими пьяными слезами.

И даже Светличный не знал, что с ним теперь делать.

Тогда Даша решительно шагнула вперед.

— А ну, вставай! — приказала она. — Дур-рак!..

Он удивленно поднял на нее глаза, но плакать перестал.

— Дур-рак!.. — сказала она еще раз и прикрикнула: — Ну, вставай же!

Он послушно встал и зачем-то поднял руки вверх. Так и стоял перед нею, словно сдавался в плен.

А она уже знала, что надо делать.

— Снимай пиджак! — скомандовала она тоном, не допускающим возражений

Ничего не понимая, но уже улыбаясь, он снял пиджак. Уронил его на пол. И опять поднял руки вверх.

— А теперь ботинки! — приказала Даша.

Ухватившись рукой за спинку кровати и подпрыгивая на одной ноге, он стал снимать и ботинки; теперь все это казалось ему смешной, милой игрой.

— Которая его койка? — меж тем спросила Даша и. когда ей указали, быстро раскрыла постель.

— Вот! Уже! — гордо сказал Виктор, протягивая ей башмак.

— А теперь — рубашку и штаны. Живо! — приказала Даша.

Вера, вспыхнув, отвернулась. Виктор обвел всех недоуменным, тревожным взглядом, словно спрашивая: а этой команде тоже нужно подчиняться, это тоже входит в правила игры?

— Ну! — нетерпеливо прикрикнула Даша, и он поспешно стал раздеваться.

Даша равнодушно смотрела на него. В трусах и майке он был похож на спортсмена. У него было красивое, стройное, тугое тело; даже пьяненькое оно не могло стать вялым и дряблым. Он был великолепно сложен, и всякая другая девушка, не Даша, вероятно, заметила бы это. А она только одно видела: он пьян и его нужно уложить спать.

— Ну! — притопнула она ногой. — Марш в постель!

— А почему? — заартачился вдруг Виктор. — А я не хочу!

Но он уже весь был в ее власти.

— Нет, я не хочу! — повторил он еще раз, но уже неуверенно.

И она, торжествуя, и сама восхищаясь и удивляясь своей власти, и уже все прощая Виктору за это, увидела, как он, пошатываясь, пошел к постели.

Разумеется, он подчинялся ей только потому, что был пьяненький. Ему не хотелось никого обижать. Он чувствовал себя виноватым перед всеми. Он был беспомощен и жалок. Но друзья презирали его за это, а Даша жалела.

Он послушно пошел к своей койке. Спать ему не хотелось. Еще не все успел он высказать, не все объяснил. Еще надо было поговорить о том, почему же он все-таки не орел. Но Даша... Он вдруг лукаво прищурился: вот что он сделает — он перехитрит ее. Он притворится, что спит. Он ведь никого не оскорбил? Пожалуйста, он ляжет.

И он лег и даже натянул одеяло на голову, но тотчас же высунулся из-под одеяла и крикнул:

— А я уже сплю! — и для правды зажмурил глаза.

И вдруг в самом деле уснул. Уснул, к всеобщему удивлению. Уснул, как ребенок, набегавшийся и досыта намаявшийся за день. С его лица слетело все пьяное, мужское, нечистое: младенчески полуоткрылся мягкий, влажный рот, девичьи ресницы прикрыли глаза, лицо стало бледным и милым. И только сейчас впервые увидела Даша, что Виктор красив.

— Да. Хорош, когда опит! — сказал Светличный, словно угадав мысли Даши. — А ты молодец. Даша! Ну и ну! — удивленно покрутил он головой. — Ловко ты его укротила!

Она смущенно засмеялась и с любовью почти материнской посмотрела на тихого Виктора: он так мило посапывал во сне! И губами сладко причмокивал, как ребенок.

— Я пойду. Извините, пожалуйста! — вдруг нервно сказала Вера. Она давно уже мучилась неловкостью. Теперь она заторопилась и, хотя никто ее не удерживал, не ушла, а выбежала.

— Что с ней? — удивился Светличный.

Потом посмотрел на Андрея и Дашу и нахмурил косматые брови. «Ох, пора и в это вмешаться мне!» — вздохнув, подумал он. Даже в личные дела своих друзей он не мог не вмешаться.

— Пойду и я! — сказала Даша. — Андрей! Проводишь?

Андрей молча кивнул головой.

Они вышли из общежития и пошли по улице.

— Ты «е серчай на Виктора, — тихо попросил Андрей. — Он это так, он не пьяница...

— А я оправдываю его! — запальчиво ответила Даша. — Я б на его месте еще б все стекла у Деда выбила.

— К Деду мы напрасно ходили, — нехотя сказал Андрей. — Дед — отсталый человек.

— Отсталый?

— Да. Совсем отсталый.

— А ты, что ж, передовой? — насмешливо спросила.

— Я? Да, — просто ответил он. — Я передовой. Я о государстве думаю.

Даша искоса посмотрела на «него, но от насмешки удержалась. Она только удивилась про себя: полно, тот ля это Андрей, что всего полтора месяца назад робко тащил за нею чемодан с вокзала? Тогда он показался ей неуклюжим, мешковатым и, если правду сказать, туповатым парнем. Что это с ним теперь? Чего доброго, он скоро и Дашу запишет в отсталые.

— Нам надо было сразу же к Нечаенко идти, к парторгу, — сказал Андрей, словно думая вслух.

— А его сейчас нет на шахте. Он в отпуску.

— Ну, приедет.

— И ты думаешь, он поддержит вас?

— Поддержит! — уверенно сказал Андрей. — Как нас не поддержать? Мы полезное предлагаем...

— Ну-ну! — передернула плечами Даша. — Блажен, кто верует! — Теперь она возражала только ради того, чтоб возражать. Вот еще новости! Она не позволит ему взять над ней верх! Если б он утверждал, что снег — белый, а уголь — черный, она и тогда бы спорила. Он ведь влюблен в нее, это все знают. А она... она еще не решила. Значит, верх за нею!

— А ты не веришь, что парторг поддержит нас? — встревоженно спросил Андрей. — Отчего?

— Ну, мало ли! — уклончиво ответила она; ей, собственно, и нечего было отвечать. — В жизни нельзя быть легковерным. Надо всегда готовиться к худшему, — заключила она торжествуя.

— А ты в коммунизм веришь? В мировую революцию?

— Ну, при чем тут это? — рассердилась она.

— Нет! — покачал он головой. — В хорошее всегда надо верить!

Он сказал это, как мужчина, — хорошо и просто. Странно, что девушке это не понравилось. Но она сама была парень в юбке. Она терпеть не могла покровителей и утешителей, она не нуждалась в подпорках, она сама мечтала стать опорой родному человеку.

И ей вдруг вспомнился Виктор, как он лежал, бедняга, скрючившись, с детской, страдальческой улыбкой на устах... Вот он-то всегда будет и спотыкаться и ошибаться, и ему всегда будут нужны и поддержка, и утешение, и дружеский совет.

13

В середине августа из отпуска вернулся Нечаенко, парторг «Крутой Марии». В тот же день он был на наряде второй смены. Здесь с ним и познакомился Светличный, проводивший наряд участка вместо внезапно занемогшего Прокопа Максимовича.

— А вас тут два молодых человека ждут не дождутся, товарищ Нечаенко! — широко улыбаясь, сказал он.

— Кто?

— Андрей Воронько и Виктор Абросимов.

— A-а! А что у них?

— Да есть одна идейка... Посоветоваться хотят.

— Идейка! Насчет чего? — заинтересовался парторг. — Так пусть заходят.

— Ну, сегодня-то вы будете отдыхать с дороги.

— Так давайте завтра.

Так и условились. Но в тот же вечер Нечаенко неожиданно сам пришел в общежитие. Ребята только ахнули, увидев его в дверях своей комнаты.

— Принимаете гостя, хлопцы? Нет? — весело спросил Нечаенко с порога. — Зашел на огонек. Можно?

— Та входите, входите!.. — растерянно пригласил Андрей.

Нечаенко вошел в сопровождении дяди Онисима и сразу же заполнил собою всю комнату, хотя был он человек невысокого роста, худощавый, стройный и проворный.

— Давно я у вас не был! — весело сказал он. — Ну, как вы, хлопцы, не женились? Пора, пора. Женихи богатые... Э, а крыша-то у вас течет! — приметил он сырое пятнышко на потолке, — Как же это, дядя Онисим. — а? Не годится! Ох, видно, придется взяться за тебя.

— Ну и характер у тебя, товарищ Нечаенко! — покрутив головой, ответил смущенный дядя Онисим. — А кругом говорят: добрый, добрый... — Он потоптался еще немного в комнате, а затем деликатно вышел.

А Нечаенко уже стоял подле этажерки и перетряхивал «библиотечку» хозяев: две-три растрепанные книжки да с десяток справочников и брошюр.

— Не густо у вас с культурой, герои, не густо! — говорил он при этом. — Удивляюсь я вам: богатые люди, забойщики, а хороших книг купить себе не можете. Или денег жалко?

Он пришел в гости, а держал себя как хозяин. Такова уж была его манера: слишком много жизненной браги клокотало у него в груди. На него было приятно глядеть. От него еще пахло морем. В своем полотняном костюме, тюбетейке и белых тапочках он совсем не был похож на парторга, тем более на парторга шахты. Сейчас он был просто артельный парень, шумный, веселый, озорной.