Стратегия Московской Руси. Как политическая культура XIII–XV веков повлияла на будущее России - Тимофей Вячеславович Бордачев

указывает на явную параллель с сорокалетним сроком странствий Израиля в пустыне, что позволяет предположить намерение Серапиона поставить вопрос о причинах продолжения наказания Божьего в отношении избранного им народа по истечении «контрольного» срока немилости[315]. А поскольку владыка, очевидно, рассчитывает на то, что его страстный призыв к исправлению духовной жизни и нравов должен получить отклик, он обращается к наиболее понятной и уместной с точки зрения русского национального самосознания аналогии с судьбой Древнего Израиля. Бедствия, происходящие с Русской землей, Серапион не просто ставит в один ряд с постигшими Древний Израиль, но видит в них признаки одинакового отношения Бога к своим избранным народам – покровительства и уверенности в их способности осознать свои ошибки, как пути к политическому и нравственному восстановлению. Это последнее и позволяет Серапиону Владимирскому настойчиво требовать действительно искреннего покаяния и исправления. Труд, который необходимо проделать одновременно с собиранием физических ресурсов русских земель в руках нового общего центра, становится совершенно понятен.

«Потому вам, моляся, говорю: раскаемся все мы от сердца – и Бог оставит свой гнев, отвратимся от всех злодеяний – и пусть Господь Бог к нам вернется. Ведь знаю я и вам говорю, что за мои грези все эти несчастья творятся. Придите ж со мной на покаяние, и вместе умолил мы Бога, ибо я знаю: если покаемся мы – будем помилованы; если же не оставите вы безумья и неправды, то увидите худшее после. Богу же нашему слава»[316].

Историки согласны с тем, что под управлением митрополита Кирилла и его последователей «церковно-политическое значение Русской метрополии становилось фактором не только междукняжеских отношений, не только международных отношений Великороссии, но и политического кругозора ее правящей среды»[317]. Это действительно так, поскольку своей активной ролью в государственной и общественной жизни Церковь принимает миссию формирования нового идейного фундамента Русской земли, материальную основу которой создает в последующие десятилетия политическая деятельность московских князей. Теперь русская внутренняя и внешняя политика не просто подчинены единой цели, пусть и не артикулируемой на доктринальном уровне, но и опираются на формирующуюся национальную идеологию.

Митрополит Кирилл заканчивает свой земной путь в декабре 1281 г., оставляя Русскую церковь в намного более собранном состоянии, чем это было к моменту начала его служения. Став главой Церкви при поддержке Даниила Галицкого, он мог, как считают историки, первоначально разделять замыслы своего покровителя в том, что касается необходимости жесткого противостояния Орде. Однако, сблизившись с Александром Невским, Кирилл полностью проникся стратегическими соображениями князя, что позволило сформировать общий курс церкви и княжеской власти в отношениях с Ордой и Западом. Следующий глава Русской церкви – это митрополит Максим, греческий священник, назначенный константинопольским патриархом в 1283 г. и первоначально занявший епископскую кафедру в столице русского православия – Киеве. В политическом смысле новый митрополит продолжает установленную его предшественником традицию, и, «оказавшись на Руси, Максим немедленно отправился в Орду»[318]. Последующие годы он проводит в бесконечных поездках по приходам, стремясь вселить энергию в церковную жизнь на землях, постоянно подвергающихся ордынским набегам.

Тем временем русский Северо-Восток становится ареной ожесточенного противостояния между великим князем Дмитрием Александровичем, на стороне которого выступает московский князь Даниил, и его другим братом – Андреем Александровичем. Последний в стремлении самому занять великокняжеский стол постоянно прибегает к помощи ордынских военных отрядов и, в конечном итоге, добивается своего, приобретая формальную власть над истекающей кровью Русской землей. Свои внутренние трудности начинаются и в Орде, где последние два десятилетия XIII в. – это времена междоусобных войн сначала между потомками Джучи (Волжская орда) и Хулагу (Иран), сыновей Чингисхана, а затем и внутри Золотой Орды, где главными противниками выступают ханы Тохта и Ногай. Постепенно Орда становится постоянным фактором международной жизни Восточной Европы и Ближнего Востока – в войнах ордынцев друг с другом, Византией и Египтом участвуют и русские князья, а ордынцы, со своей стороны, приходят им на помощь в войнах с соседями на Западе.

В ходе последнего из больших внутриордынских конфликтов в 1299 г. новому разорению подвергается Киев и окружающие его земли. С этого момента прежняя столица Древней Руси окончательно утрачивает свое значение, которое больше уже никогда не сможет быть восстановлено. Митрополит Максим оставляет обреченный город и переносит свою резиденцию сначала в Брянск, а потом уже окончательно переезжает во Владимир. Важно и то, что одновременно с митрополитом на Северо-Восток русских земель устремляются новые потоки переселенцев, включая служилую аристократию, вливающихся постепенно в население Московского и Тверского княжений. Глава Церкви движется со всем активным народом туда, где предстоит возродиться нашей государственности. Историки также отмечают, что переезд митрополита также сам по себе стал фактором, способствовавшим движению населения в новый очаг русской цивилизации.

Прибыв во Владимир, Максим активно включается во внутриполитическую жизнь и даже делает в 1303–1304 гг. известную попытку примерить двух лютых врагов – московского и тверского князей Юрия Даниловича и Михаила Ярославича. Тогда же митрополит прилагает усилия для того, чтобы удержать нового московского князя Юрия Даниловича от вступления в открытую борьбу против Твери и поездки в Орду. Попытку не очень успешную, как мы могли видеть по рассмотренной в прошлой главе истории жесткого противостояния между двумя потенциальными центрами «вооруженной Великороссии» на заре XIV столетия. Отметим, что в это время общерусский митрополит еще не становится открытым союзником Москвы, а сохраняет дистанцию, склоняясь к поддержке тверского князя – легитимного Великого князя Владимирского с точки зрения традиционного права наследования и решения хана Золотой Орды. В любом случае, его деятельность была направлена на то, чтобы всеми силами не допустить новых междоусобных столкновений между набирающими силу политическими центрами Русского Северо-Востока.

Историки Руси этого сложного времени отмечают, что «в разобщенной на практически суверенные земли-государства Руси митрополит неизбежно должен был столкнуться с некоторыми трудностями в установлении власти»[319]. Именно в этом и состояла самая сложная задача митрополита Максима – уже в далеком прошлом остался политический гений Александра Невского, заставлявшего русские земли смиряться перед своей волей. Но еще далеко до того времени, когда наберет серьезную силу Москва, где правит Даниил Александрович, только присматривающийся к первым значительным территориальным приобретениям, а затем его сыновья. Тверь набирает все больше силы, пользуясь весьма неплохими отношениями Михаила Ярославича с ордынскими ханами, что позволило ему оттеснить московский дом от надежд на великое владимирское княжение. Сама по себе фигура митрополита Максима представляется нам весьма трагической в своем героизме – этнический грек, занесенный в суровые условия русской жизни решением патриарха в далеком Константинополе, от которого Русь была теперь отделена