ПОСЛЕДНИЕ ХОЗЯЕВА КРЕМЛЯ - ГАРРИ ТАБАЧНИК

В советском посольстве напряжение достигает предела. Очевидцы рассказывают, что еще накануне всем было приказано оставаться на территории посольства. Мест на всех не хватало. Спали где придется. Посол Червоненко поддерживает постоянную связь с Москвой, но с ним конкурирует советник посольства Иван Удальцов, непосредственно докладывающий обо всем происходящем председателю КГБ. Удальцов специалист

по чешской истории. Им написана даже книга о национально-освободительном движении в Чехословакии в прошлом веке. Теперь он делает все, чтобы задушить такое же движение в нынешнем веке. Он с такой ненавистью говорит о том, что происходит в стране, что посетившей Прагу делегации советских историков становится не по себе. Единственное решение проблемы для него — поставить чешских лидеров к стенке. В таком духе он и докладывает Андропову. Того это вполне устраивает. Он чувствует в Удальцове родственную душу. Ему он поручает ту роль, которую некогда сам играл в Будапеште, хотя и он бы не прочь ринуться туда, где разыгрываются решающие ходы задуманной им интриги. Это его стихия*Он подошел к крупномасштабной карте города на Влтаве, и в его памяти вновь возникла Прага. Он не раз бывал в этом городе. Последний раз вместе с Удальцовым, делая тайный объезд города, они выехали на Градчаны, откуда открывалась панорама чешской столицы. Но его меньше всего интересовали красоты древнего города. Он представил себе, как советские танки пройдут вон там, внизу по брусчатке Вац-лавской площади, как десантники займут ратушу на Староместской и перережут подходы к Карлову мосту.

До этого оставались считанные минуты. И провести их он должен в Москве. В этом, если задуматься, была даже и положительная сторона. Следя за тем, что происходит в Праге, он не выпускает из виду и того, что происходит в Кремле. Пожалуй, это даже было важнее. Он присутствовал на заседании Политбюро, когда решение о вторжении было принято большинством всего в два голоса. Он, поддержавший это решение, своими действиями способствовавший его принятию, станет и первым козлом отпущения, если все пойдет не так, как предполагается. Поэтому Москву в эти решающие часы оставлять ему было никак нельзя.

Мягко зазвенел телефон. Он поднял трубку одного из нескольких аппаратов, стоящих на отдельном столике и предназначенного только для связи высшего руководства между собой. Раздался знакомый, с тяжелым дыханием в паузах между словами, голос. Черненко всегда разговаривал так, будто только что поднялся по лестнице и все еще никак не мог отдышаться.

Какое-то легочное заболевание, автоматически вспомнил председатель КГБ выписку из досье Черненко, хранившегося в его ведомстве. Там была вся информация о человеке, который с некоторых пор стал присутствовать на всех заседаниях Политбюро. Андропов встречался с ним в лифте, хотя тому по рангу вроде бы и не полагалось жить в одном подъезде с членами Политбюро, но таково было желание Брежнева.

— Политбюро соберется как было оговорено, — сообщил Черненко.

— Через два часа.

С тех пор, как Брежнев поручил ему быть секретарем заседаний Политбюро, обзванивать всех, кто должен присутствовать на заседании

— его обязанность. Он должен проследить, чтобы все заранее были извещены о повестке, получили необходимые материалы, а кроме того, надо было позаботиться и о таких мелочах, как блокноты, остро отточенные карандаши перед каждым участником заседания и бутылки с ’’боржоми”, которое любил Брежнев и которые Устиныч должен был тут же открывать, когда замечал, что рука генсека тянется к стакану.

Говорили также, что в его обязанности входит и обеспечение Брежнева ’’ночными секретаршами” и ’’массажистками”, вроде полногрудой стюардессы Аэрофлота, которую госпожа Никсон заметила, когда ту провожали в спальню генсека в Сан-Клименте. Устинычу, который уже был не только заведующим общим отделом ЦК, но и главой личного секретариата Брежнева, и который к тому же лучше чем кто-либо другой знал его вкусы, так сказать, по долгу службы было положено следить и за ’’ночными кадрами” для своего давнишнего друга и хозяина.

- Что-нибудь новенькое есть, Юрий Владимирович? - пытаясь наладить беседу, спросил Черненко. - Как обстановка?

Хотя, когда Черненко задавал вопросы, трудно было установить, делает ли он это из личного любопытства или по поручению хозяина, Андропов избегал их, предпочитая отвечать самому Брежневу.

— Пока все без изменений, — сухо ответил он.

’’Высокомерный интеллигент — должно быть, подумал Черненко, получив такой холодный ответ. Его крестьянская натура не испытывала приязни к этому старающемуся выглядеть ’’интеллихентом”, как произносил это слово Устиныч, председателю КГБ. Он со злостью опустил трубку на рычаг аппарата.

’’Много о себе мнящий лакей”, — заключил Андропов и тут же забыл о разговоре. Более важные дела требовали его внимания.*

Стрелки часов отметили час тридцать ночи. Сейчас вступает в действие спецгруппа... На Рузинском аэродроме из молчаливо стоящего до того советского самолета выскакивают люди с автоматами и занимают ключевые точки. Тут же в небе послышался свист идущих на посадку машин.

Из гигантских ’’антоновых” выкатываются автомобили с десантниками в малиновых беретах и устремляются к Праге. Чешская армия им никакого сопротивления не оказывает. Она обезглавлена. Еще за несколько часов до вторжения агенты Андропова арестовывают министра обороны республики Мартина Дзура. Происходит это так четко, что ни Президум ЦК, ни чехословацкое правительство не имеют об этом ни малейшего понятия. Одновременно многочисленный отряд агентов КГБ

проникает в чехословацкую столицу. Им вместе с советскими спецчастями предстоит арестовать руководство чехословацкой компартии и правительства. Через 30 лет после Мюнхена Андропов в точности повторял шаги своего предшественника — Гиммлера.

Зденек Млынарж увидел их из окна зала, где проходило то ночное заседание Президиума. Было четыре часа утра, когда послышалось лязганье гусениц приближающихся танков. Через несколько минут цепь десантников окружила здание ЦК.

Членам чехословацкого руководства это казалось невероятным, будто все происходит не наяву. Трудно было поверить, что солдаты одной коммунистической страны окружают штаб-квартиру компартии другой коммунистической страны. Но солдаты в малиновых беретах и с автоматами в руках явились к ним не в сновидениях. Все это происходило на самом деле, перед ними и в самом деле предстали солдаты армии, которую они столько лет считали сами и призывали своих сограждан называть „братской”. Вместе с людьми в штатском, которые появились из притаившихся в переулках черных ”волг”, они двинулись в здание ЦК.

- Не разговаривать. Тихо. По-чешски не разговаривать, - едва появившись на пороге зала заседаний, скомандовал человек в форме полковника КГБ. За креслом каждого возникли автоматчики. Их оружие было нацелено в затылки сидящих. Другие солдаты перерезали телефонные провода, закрыли окна, чтобы не слышно было криков собравшейся на улице толпы, которая скандировала имя Дубчека и пела национальный гимн.

О том, что происходит в здании ЦК, Андропову докладывают поминутно. Ведь такая операция, когда одновременно арестовывается правительство и руководство партии социалистической страны, проводится КГБ впервые. По его указанию на всех арестованных надеваются наручники и им объявляют, что их будет судить специальный трибунал. В этом Андропов следует венгерскому сценарию. Дубчека ожидала судьба Надя. Однако произошло то, чего в Кремле никак не ожидали. Многомесячная кампания дезинформации, проводимая ведомством Андропова, целью которой было разложение чехословацкого государства изнутри, не сработала. Она оказалась бессильна против свободной прессы, подвергавшей критике, делавшей достоянием общественного мнения каждый советский шаг. В такой обстановке чехословацкому руководству была обеспечена всенародная поддержка. Советские оккупанты столкнулись с тем, к чему не были готовы,— с пассивным сопротивлением. В тщательно разработанный в Москве сценарий пришлось вносить изменения. Пришлось отступать и начать переговоры с теми, кого намеревались предать суду военного трибунала и расстрелять.

Для Андропова — это удар. Ведь это свидетельствует о том, что его агентура неправильно оценивала обстановку в стране. Основываясь на ее информации,он уверил кремлевских вождей в том, что одобряющее ввод советской армии заявление будет подписано видными политическими деятелями страны. Минуло два дня, и никто не соглашался поставить свое имя под таким заявлением. Доставленный в Москву президент Чехословакии Свобода отказался начать переговоры до тех пор, пока не будут освобождены Дубчек, Черник, Смрковский и другие лидеры. Андропову ничего не оставалось, как дать приказ снять наручники с арестованных, придать им приличный вид и доставить в Кремль. Через 30 лет после Мюнхена свобода маленькой республики в центре Европы вновь была раздавлена танками. На сей раз это были советские танки, а в ролях Гитлера и его подручных выступили кремлевские руководители, вынесшие смертный приговор социализму с человеческим лицом. В их числе был и Андропов. Он же и привел приговор в исполнение.