Гарантирую жизнь. Ведич - Василий Головачев

Несколько мгновений Глеб прикидывал, что может сделать в создавшейся ситуации, потом нажал кнопку вызова на столе Вити и встал за дверью.

В кабинет заглянул бритоголовый атлет с огромными кулаками. Увидев лежащих на полу приятелей, он сунул лапу за спину, однако вытащить пистолет не успел, Глеб рубанул его ребром ладони по мощной шее и подхватил в падении, чтобы здоровяк не наделал шуму. В приемной оставался еще один охранник, ждущий своей очереди, но вызывать его Тарасов не стал. Просто вышел в приемную и направил на вскочившего со стула парня пистолет.

– Стоять! Руки в гору! – Глеб посмотрел на изумленно пискнувшую секретаршу. – Зинаида, забери у него пушку.

Секретарша вытащила из-под ремня пистолет охранника.

– Брось его мне. Теперь найди что-нибудь вроде веревки.

– У нас ничего нет…

– Давай скотч.

Зинаида достала из стола катушку скотча.

– Ложись мордой вниз! – Глеб заставил охранника лечь и связал ему руки и ноги так, чтобы он не мог двигаться.

– Теперь твоя очередь.

Секретарша отпрянула.

– Вы хотите меня… как его? Может быть, лучше… – она облизнула губы, кокетливо поправила юбку, – займемся другим делом? Более приятным?

– Садись!

Зинаида вздрогнула, перестала строить глазки, опасливо села на стул. Глеб привязал ее к стулу, затем нашел салфетки и затолкал обоим в рот в качестве кляпов.

– Попробуете поднять шум – вернусь и перестреляю! Понятно? Повторять не надо?

Секретарша замотала головой. Охранник что-то промычал, пошевелиться он не мог.

Глеб засунул под ремень еще один пистолет (где они такие достают? «Дятлы» только-только поступили на вооружение. Или бандитов снабжает ФАС?) и вышел из приемной Вити Битого, ставшего уже не просто битым, а убитым. Хотя Тарасов был виноват в этом лишь косвенно.

Коридор второго этажа оказался пустым. На первом этаже курили двое верзил в коже, уставились на спокойно подходящего Тарасова.

– Эй, ты… э-э… – заговорил первый, с бородкой и усами.

– Все нормально, мужики. – Глеб сделал еще два шага, ловя момент для атаки. – Хозяин сейчас спустится. – Еще шаг и еще. – Пойдемте со мной.

Его уверенный вид сбил охранников с толку, и они дали капитану возможность подойти вплотную и обойтись без стрельбы. Парень с бородкой в нерешительности посмотрел на своего длинноволосого напарника, тот открыл рот, собираясь что-то сказать, и в этот миг Тарасов прыгнул.

Удар в голову отшвырнул бородатого к колонне в глубине холла. Длинноволосый схватился за оружие, вместо того чтобы ответить рукопашкой или хотя бы защититься блоком, и Глеб уложил его тремя ударами – по руке, выбивая пистолет, в грудь и в горло. Затем добил бородатого, пытавшегося встать.

На шум в холле никто не появился, и капитан порадовался тому, что пока удается обойтись без огневого контакта, что всегда чревато непредсказуемыми последствиями.

Возле особняка теннисного клуба слонялся мрачный водитель «Лады», поджикивая камешки и пиная покрышки колес машины. Заметив Тарасова, он открыл рот.

– Тебя отпустили?! А где Витя?

– Поехали, Кирпич, – будничным тоном сказал Глеб, направляясь к машине. – Витя подъедет позже.

– Куда?

– На мусоросжигалку. Садись быстрей!

Водитель в сомнении поскреб макушку, посмотрел на окна особняка, потом на Глеба и переменился в лице, увидев направленное ему в лоб дуло пистолета.

– Садись! – жестко приказал Тарасов.

Кирпич вспотел, засеменил к машине, оглядываясь, сел в кабину, завел мотор. Глаза его вдруг раскрылись шире.

– Ты их… замочил?!

– Витя умер сам. Остальные будут жить, хотя я с удовольствием прикончил бы вас всех! Поехали!

Кирпич выжал сцепление и повел машину к воротам. Посигналил. Ворота открылись. Охрана на мониторе, наверное, еще не знала, что случилось в офисе босса. «Лада» выехала на Угличскую, и лишь после этого Глеб вздохнул с облегчением и позволил себе немного расслабиться.

Он еще не представлял, каким образом будет действовать дальше, но верил, что сориентируется на месте и освободит Акулину.

Вологда

Булавин

Отец первым заметил необычную заторможенность сына во время вечерней тренировки и остановил схватку.

– Ты о чем думаешь, мальчик?

Дмитрий расслабился, опустил руки, с трудом вернулся из заоблачных высей, куда улетели его мысли. Усмехнулся.

– Я давно не мальчик, папа, хотя иногда страшно хочется вернуться в детство.

– Для меня ты всегда мальчик, несмотря на твои тридцать с лишним лет. Кстати, разница между мальчиком и мужчиной заключается лишь в стоимости их игрушек. Что тебя беспокоит? О чем ты думаешь? Раньше ты сам делился своими проблемами, не ждал, когда я спрошу.

– Эта проблема называется Диана, – снова улыбнулся Дмитрий, мельком подумав, что о приглашении в КОП отцу говорить не стоит.

– Та девица, что вручала тебе награду на турнире?

– Она самая.

– Так в чем дело? Она не отвечает тебе взаимностью?

– Об этом вообще речь не идет. Я встречался с ней всего три раза, и каждый раз она давала мне понять, что ей что-то мешает. Или кто-то.

– Может быть, у нее что-то случилось?

– Не говорит, я спрашивал.

– Не так спрашивал. Надо вести себя таким образом, чтобы женщина сама рассказала все, что хочет узнать мужчина.

– Спасибо за совет, отец. Я им воспользуюсь… если она позволит.

– Один писатель говорил: женщины думают, что все мужчины одинаковы, и в этом их сила; мужчины считают, что все женщины разные, и это их губит. Надеюсь, ты не проверяешь этот постулат на практике?

– Конечно, нет. Она мне нравится, отец, очень нравится… но что будет дальше, я не знаю. Вот думаю о ней все время…

– Это заметно. – Булавин-старший стащил с себя футболку, направился в душ; торс у него был не мускулистый, но перевитый мышцами, как канатами, жилистый и сухой. Не верилось, что отцу уже стукнуло шестьдесят лет.

– Пошли мыться, – оглянулся Михей Олегович. – Я слышал, к твоей красавице давно подбивает клинья Симон Калабриади. Так вот, постарайся не связываться с этим человеком.

– Откуда ты знаешь… о Симоне?

– Мир слухом полнится.

Дмитрий покачал головой, с сомнением глядя на отца.

– Иногда мне кажется, что ты знаешь обо мне больше, чем я сам.

– Так оно и есть, – кивнул Михей Олегович серьезно. – Учти мой совет, хорошо?

– Хорошо, – вздохнул Дмитрий.

Постояв под тугими струями горячей, а потом холодной воды, он вытерся насухо, оделся и попрощался с отцом.