Мистерии (пер. Соколова) - Кнут Гамсун

Появилась и госпожа Стенерсенъ. Она заявила, что не тронется съ мѣста, пока все не кончится; теперь будетъ еще номеръ: выходъ двухъ гимнастовъ, которыхъ она непремѣнно хотѣла видѣть. Да, она вообще имѣетъ обыкновеніе оставаться до конца; ночь вѣдь такъ долга, и ей всегда такъ грустно притти домой и остаться одной. А развѣ всѣ не хотятъ итти посмотрѣть гимнастовъ?

Всѣ отправились въ залу.

Пока они сидѣли тамъ, въ среднюю дверь залы направился большой бородатый человѣкъ со скрипичнымъ ящикомъ въ рукахъ. Это былъ органистъ; онъ исполнилъ свой номеръ и уже собирался итти домой. Онъ остановился, поклонился и тотчасъ завелъ рѣчь съ Нагелемъ о скрипкѣ. Минутта дѣйствительно былъ у него и предлагалъ продать ее; но это невозможно: онъ получилъ скрипку по наслѣдству и относится въ ней совершенно такъ же, какъ будто бы это было маленькое живое существо, — такъ онъ любитъ ее. Да, и на ней стоитъ его имя, пусть Нагель возьметъ и убѣдится самъ, это не простая скрипка… И онъ осторожно открылъ ящикъ.

Въ немъ лежалъ симпатичный, темно-коричневый инструментъ, заботливо окутанный красной шелковой тканью съ ватой на струнахъ.

Не правда ли, она прелестна? И эти три буквы изъ крошечныхъ рубиновъ тутъ совсѣмъ вверху на грифѣ, означающія: Густавъ Адольфъ Кристенсенъ… Нѣтъ, продать такую прелесть было бы слишкомъ жалко; чѣмъ тогда порадовать самого себя, когда время тянется слишкомъ долго? Конечно, другое дѣло, если бы рѣчь шла о томъ, чтобы попробовать ее, взять нѣсколько аккордовъ; о, тогда охотно…

Нѣтъ, Нагель не желалъ пробовать.

Однако органистъ уже совсѣмъ вынулъ инструментъ изъ ящика и, между тѣмъ какъ гимнасты дѣлали свои послѣдніе прыжки, а публика въ залѣ хлопала, онъ все еще продолжалъ говорить о рѣдкостной скрипкѣ, пережившей уже три поколѣнія! — Она легка какъ перышко; попробуйте только, возьмите, берите ее смѣло!..

И Нагель также нашелъ, что она легка, какъ перышко. Но разъ взявъ въ руки скрипку, онъ сталъ вертѣть ее во всѣ стороны и пробовать струны. Онъ принялъ видъ знатока и сказалъ:- Это Миттеннольдеръ, какъ я вижу. — Но нетрудно было видѣть, что это Миттеннольдеръ, потому что это было обозначено на ярлычкѣ; къ чему же въ такомъ случаѣ этотъ видъ знатока? — Когда гимнасты ушли и никто уже не апплодировалъ, онъ тоже всталъ; онъ не говорилъ ничего, ни единаго слова, но согнулъ руку въ локтѣ. Въ слѣдующую секунду, когда всѣ уже собирались встать со своихъ мѣстъ и выйти изъ залы, когда всѣ стали шумѣть и громко разговаривать, онъ вдругъ заигралъ и добился того, что всюду и все стало постепенно стихать. Этотъ маленькій широкоплечій человѣкъ въ кричащемъ желтомъ костюмѣ, появившись въ глубинѣ залы, повергъ всѣхъ въ изумленіе. А что онъ игралъ? Какую-то пѣсню, какую-то баркароллу, какое-то попури, полное страсти, пьесу въ быстромъ повышенномъ темпѣ, полную рѣзкихъ переходовъ. Онъ совсѣмъ склонилъ голову на бокъ, и все это имѣло почти мистическій характеръ: его неожиданное появленіе внѣ программы, на нижнемъ концѣ залы, гдѣ было довольно темно, его необыкновенная наружность, нечеловѣческая быстрота пальцевъ, смущавшая публику и придававшая ему въ ея глазахъ образъ какого-то чародѣя. Онъ игралъ уже нѣсколько минутъ, а публика все еще сидѣла неподвижно на мѣстѣ; онъ вдался въ какой-то дикій, неслыханный паѳосъ, сыгралъ прелюдію съ невѣроятной силой и стоялъ совсѣмъ тихо, только рука его ходила и онъ держалъ голову на бокъ. Появившись такъ внезапно и прервалъ весь ходъ базара, онъ совершенно ошеломилъ мирныхъ городскихъ и деревенскихъ жителей; они не могли этого постичь, въ ихъ глазахъ его игра была еще много лучше того, чѣмъ она была на самомъ дѣлѣ, она была лучше всего, — такъ восхитительно выдѣлялась она въ ихъ глазахъ, несмотря на то, что онъ игралъ съ безпощадной быстротою. Но по прошествіи четырехъ-пяти минутъ, онъ вдругъ взялъ два-три ужасающихъ аккорда, издалъ отчаянный ревъ, вопль до такой степный невозможный, до такой степени возмутительный, что всѣ уже спрашивали, чѣмъ это кончится: онъ взялъ три-четыре такихъ аккорда и вдругъ остановился. Онъ вынулъ скрипку изъ-подъ подбородка и опустилъ смычокъ. Прошла цѣлая минута прежде, чѣмъ слушатели опомнились. Наконецъ всѣ стали дико и настойчиво апплодировать и кричать браво. Органистъ подошелъ съ глубокимъ поклономъ, взялъ свою скрипку, ощупалъ ее, осторожно отложилъ ее въ сторону и, взявъ руку Нагеля въ свою, нѣсколько разъ поблагодарилъ его. Шумъ и гамъ стояли въ воздухѣ; докторъ Стенерсенъ подошелъ, коротко дыша, схватилъ Нагеля за руку и воскликнулъ:

— Господи помилуй, Божій человѣкъ, да вѣдь ты же играешь все-таки… все-таки!

Фрейлейнъ Андресенъ, сидѣвшая ближе всѣхъ къ нему, посмотрѣла на него съ величайшимъ изумленіемъ. и сказала:

— Вы говорили, что не умѣете играть!

— Да я и не умѣю, — отвѣчалъ онъ, — такъ, немножко, настолько, что о моей игрѣ и говорить-то не стоитъ, это я заявляю открыто. Если бы вы знали, какъ это невѣрно, какъ неискусно. Но не правда ли, вѣдь казалось, что это неслыханно хорошо? Хе-хе-хе, да надо же изумлять міръ, нечего стѣсняться!.. Не вернуться ли намъ къ нашимъ бокаламъ? Не желаете ли вы предложитъ фрейлейнъ Гуде отправиться съ нами!

И они направились въ сосѣднюю комнату. Всѣ еще были заняты этимъ таинственнымъ человѣкомъ, такъ сильно поразившимъ ихъ; самъ судья Рейнертъ остановился и сказалъ мимоходомъ:

— Благодарю васъ: вы были такъ любезны, что на-дняхъ приглашали меня на вечеринку. Я не могъ притти, меня задержали; но я вамъ очень благодаренъ это было съ вашей стороны крайне любезно.

— А зачѣмъ вы взяли подъ конецъ эти ужасные аккорды? — спросила фрейлейнъ Андресенъ.

— Да я и самъ не знаю, — отозвался Нагель, — просто такъ пришлось. Мнѣ захотѣлось наступить на хвостъ чорту.

Докторъ Стенерсенъ опять подошелъ къ нему и сталъ его хвалить, но Нагель снова возразилъ, что игра его просто — комедія и чепуха, исполненная самыхъ обыкновенныхъ эффектовъ; нужно только понимать, до чего это было плохо. Въ пассажахъ онъ фальшивилъ, да, большую часть ихъ онъ сыгралъ фальшиво, онъ самъ это слышалъ, но онъ не умѣетъ сыграть лучше.

Все больше и больше людей собиралось у стола; они оставались тутъ до послѣдней минуты; уже публика цѣлымъ потокомъ устремилась къ выходу, уже въ залѣ стали гасить лампы, когда они наконецъ поднялись со своихъ мѣстъ. Была уже половина третьяго. Нагель наклонился къ Мартѣ и прошепталъ:

— Можно мнѣ проводить васъ домой? Вѣдь можно? Я вамъ кое-что скажу.

Онъ торопливо уплатилъ по счету, пожелалъ доброй ночи фрейлейнъ Андресенъ и вышелъ вмѣстѣ съ Мартой. Накидки у нея не было, былъ только дождевой зонтъ, который она старалась скрыть, потому что онъ былъ весь въ дырахъ. Когда они проходили въ дверяхъ, Нагель замѣтилъ, что Минутта проводилъ ихъ долгимъ, полнымъ страданія взглядомъ. Лицо его было необычайно блѣдно.

Они прямымъ путемъ направились къ дому Марты. Нагель осмотрѣлся; никого вокругъ повидимому не было. Тогда онъ сказалъ:

— Если бы вы позволили мнѣ войти на минутку, я былъ бы вамъ такъ благодаренъ!

Она замѣшкалась съ отвѣтомъ.

— Уже такъ поздно, — замѣтила она.

— Вы знаете, что я обѣщалъ вамъ никогда и ни въ какомъ случаѣ не огорчать васъ. Мнѣ нужно поговорить съ вами.

Она открыла дверь.

Когда они вошли въ комнату, она зажгла свѣчку, а онъ тѣмъ временемъ завѣсилъ окно. Онъ молчалъ, пока она была занята, а потомъ началъ:

— Ну, что же, повеселились вы немножко сегодня вечеромъ?

— Да, очень, — отвѣчала она.

— Ну, это все-таки не то, о чемъ я хотѣлъ говорить съ вами. Подойдите, нагнитесь немножко поближе; вы совсѣмъ не должны бояться меня; обѣщаете мнѣ это, а? Ну, хорошо, въ такомъ случаѣ дайте мнѣ вашу руку.

Она протянула ему руку, и онъ удержалъ ее.

— И вы вѣдь не думаете, что я лгу вамъ, что я хочу вамъ лгать, а? Я хочу вамъ кое-что сказать; вы не примете этого за ложь?

— Нѣтъ.

— Нѣтъ? Ну, такъ я вамъ все постепенно разъясню… Только насколько вы мнѣ довѣряете? То-есть насколько вы въ состояніи рѣшиться повѣрить мнѣ… Глупости! Что это, какъ я болтаю! А дѣло собственно заключается въ томъ… это немножко затруднительно. Вы, напримѣръ, повѣрили бы мнѣ, если бы я сказалъ, что я… что я, правда, такъ полюбилъ васъ? Да, вы и сами должны же были это замѣтить. Но если бы я пошелъ дальше, я думаю… Понимаете ли, я просто хочу просить васъ быть моей женой. Да, моей женой; ну, вотъ я и сказалъ! Не только невѣстой моей, но женой… Господи помилуй, какъ вы вздрогнули! Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, оставьте мнѣ вашу руку, я сейчасъ подробнѣе разъясню вамъ, тогда вы лучше поймете. Вы только допустите возможность, что вы слышите истинную правду; что я открыто и безъ всякихъ заднихъ мыслей вамъ дѣлаю предложеніе и что я дѣйствительно искрененъ въ каждомъ своемъ словѣ; вы представьте себѣ эту возможность, и тогда только позвольте мнѣ продолжать. Хорошо! Сколько вамъ лѣтъ? Ну, да я не хотѣлъ объ этомъ спрашивать; мнѣ двадцать девять лѣтъ, я уже вышелъ изъ легкомысленнаго возраста, вы на пять, на шесть лѣтъ старше, это ничего не значитъ.