Мари Антильская. Книга первая - Робер Гайяр

Эта мысль и не давала покоя губернатору, заставляя совершенно иначе думать и о Мари.

Слов нет, Мари поселилась у своего супруга за добрых два месяца до свадьбы. Но не служил ли преклонный возраст супруга надежной гарантией добродетельности девушки?

Ведь, если поразмыслить, ее желание возвыситься, приобрести положение в обществе, выйдя замуж за человека знатного и к тому же облеченного важной должностью, было по-человечески вполне объяснимо. И следует признать, это ей вполне удалось, ведь сам он, Дюпарке, некогда сказавши ей, что брак между ними невозможен по причине ее низкого происхождения, — не изменил ли и он вдруг своим дворянским предрассудкам, узнав, что Лешено де Сент-Андре спокойно пренебрег всеми этими условностями!

Дай Бог, если с самого утра он обменялся со своим попутчиком хотя бы парой слов. Лесперанс с почтением наблюдал за ним, не решаясь прервать его раздумий. Однако когда впереди показался небольшой поселок Кабре, Жак вдруг заметил:

— Думаю, не стоит нам продолжать путь верхом ночью, мы только зря потеряем время. Лучше передохнуть в Кабре. Попросим приюта у почтенного господина де Пленвиля, а завтра утром пораньше снова двинемся в путь.

Лесперанс согласно кивнул головой, и оба всадника свернули с тропы, поскакав напрямик в сторону поместья колониста.

Жак ехал впереди. И первым заметил четыре королевские пальмы, обозначавшие въезд в поместье. Где-то залаяла собака. Вслед за нею пропел петух, потом откуда-то Издалека ему ответил другой, ибо петухи в этих краях пели всю ночь напролет.

Вскоре послышался чей-то суровый голос:

— Эй! Кто там?

— Губернатор!

Жак был не в силах разглядеть в темноте фигуру окликнувшего их человека, однако тот снова подал голос:

— В такой час губернатор уже спит, так что идите-ка лучше подобру-поздорову своей дорогой…

Этот совет сопровождался каким-то резким щелчком: должно быть, колонист зарядил свой мушкет.

— Поостерегитесь! — снова заговорил Дюпарке. — А то ненароком выстрелите, а потом будете горько сожалеть. Я приехал просить у вас ночлега…

Человек после некоторого колебания проговорил:

— Подъезжайте ближе, чтобы я смог разглядеть ваши лица, но будьте осторожны!

Не прошло и минуты, как он узнал губернатора и принялся рассыпаться в извинениях.

— Сами знаете, — пояснил он, — что с некоторых пор нам приходится постоянно быть начеку. Раньше здесь рыскали эти дьяволы-индейцы, которые так и норовили нам, спящим, перерезать глотки, а теперь вот новая беда — эта шваль, эти подонки-разбойники с Сен-Кристофа или Сен-Венсана, которые шляются по острову и воруют наше законное имущество! Добро пожаловать, господин губернатор, надеюсь, вы не откажетесь отужинать вместе со мною…

Колонист де Пленвиль был человеком лет сорока, с низким лбом и густыми бровями. На нем были бархатные штаны и куртка из невыделанной кожи. Он отличался крепким сложением, развитой мускулатурой, толстой, короткой шеей, мощными руками, толстыми пальцами и заскорузлыми от работы с мачете ладонями.

Он приладил на огонь полный котелок воды. Пока губернатор с интендантом удобно усаживались, отдыхая после долгой езды, поставил на стол три кружки и кувшинчик с ромом. Потом, даже не пригубив напитка, вышел во двор и пару минут спустя вернулся с корзиной, в которой лежали несколько рыб балау, длинных и тонких, точно иглы, и земляные крабы, которых он разводил прямо в старой бочке у себя во дворе. Вымыл крабов и бросил их вместе с рыбой в начавшую уже закипать воду. И только тогда вернулся к столу и разлил по кружкам ром.

Комната хижины тускло освещалась лампой с пальмовым маслом, в горле першило от едкого дровяного дыма. Стулья были грубо сколочены и оплетены пальмовыми листьями, стол сделан из досок, доставшихся от старой лодки. В углу, сваленные в кучу, лежали выпачканные землей сельскохозяйственные орудия.

Пленвиль уселся, поднял кружку и, предлагая гостям последовать его примеру, проговорил:

— Что говорить, плохи наши дела, господин губернатор! Два года назад я выращивал сахарный тростник, а это давало надежный доход… А потом вдруг колонистам нашего острова взяли и запретили выращивать эту культуру…

— Да, так оно и есть, — подтвердил Дюпарке, — Островная компания выделила господину Трезелю две тысячи четыреста арпанов земли, чтобы он выращивал там сахарный тростник. И целых десять лет он один вправе сажать здесь эти растения… А за это он должен отдавать компании десятую часть урожая…

Пленвиль с гневом сжал кулаки.

— Но ведь Трезель не выполняет своих обещаний. Я точно знаю. Здесь, на Мартинике, все рано или поздно становится известно! И пары лет не пройдет, как компания окажется с недостачей, а покрывать ее заставят опять-таки нас, колонистов, которые и без того уже еле-еле сводят концы с концами! Потеряв право выращивать тростник и производить сахар на продажу, а только для своих собственных нужд, мы волей-неволей вынуждены выращивать табак. И теперь его стало столько, что цены упали ниже некуда, так что большинству из нас вскорости грозит полное разорение!.. А налоги, господин губернатор, ой как они тяжелы, все эти поборы!..

— Я приложил все усилия, чтобы убедить компанию не повышать больше налогов.

— Пусть только попробуют снова поднять их, вот увидите, что тогда произойдет… Если уж жить здесь станет совсем невмоготу, мы уйдем к англичанам, а если не будет другого выхода, то уйдем в море, наймемся матросами и заделаемся пиратами…

— Ну, полно, Пленвиль, — успокоил его Дюпарке, — не стоит так отчаиваться. Слов нет, времена нынче тяжелые, но, увидите, скоро все переменится к лучшему. Думается, компания не забывает про вас, ведь сюда только что прислали нового генерального откупщика, который будет управлять здесь ее делами и искать средства, чтобы добиться процветания на Мартинике.

— Кстати, расскажите-ка, что это за человек! — воскликнул Пленвиль. — Кто такой этот господин де Сент-Андре, которому здесь вот уже дней десять только и перемывают косточки!

Он поднялся со стула и приоткрыл крышку котелка. Деревянной ложкой помешал варево, от которого шел весьма аппетитный дух. Потом добавил пряностей, мелиссы, мускатного ореха и перца. Снова закрыл крышкой, вернулся к гостям, уселся и опорожнил свою кружку.

— Что говорить, — с недовольной гримасой продолжил он, — бьюсь об заклад, этот господин де Сент-Андре будет для нас еще одним разочарованием. Попомните мои слова, господин губернатор, было бы куда лучше, если бы компания вовсе нами не занималась и вообще забыла про то, что мы существуем на этом свете… Всякий раз, когда про нас вспоминают, на наши головы сыплются новые поборы. Еще бы! Надо же им из чего-то платить своим именитым управляющим! Нет, право же, лучше, если бы они вообще про нас забыли… неужели вы думаете, будто мы тут без их забот не справимся! Слава Богу, уже изучили, что это за земля. А те, кого присылают из Франции, что они о ней знают?.. Между тем туда же, еще норовят давать нам советы…

Жак махнул рукою, пытаясь остудить пыл хозяина.

— Мне приходилось встречаться с господином де Сент-Андре во Франции. Ничего не могу сказать о его талантах как управляющего, однако, думается, возраст его может служить гарантией…

Пленвиль презрительно расхохотался.

— Вот-вот, и я тоже говорю, возраст есть возраст! — воскликнул он. — Похоже, климат нашего острова доконает этого старичка побыстрее, чем я срублю своим мачете куст сахарного тростника! Да, старик!.. Думаю, вам уже известно, что здесь говорят, будто он совсем дряхлый и уже давно ничего не может! Кстати, а что это за женщина с ним пожаловала? Одни говорят, законная жена, другие — полюбовница, будто так мы и поверили, что этакий старый козел способен удовлетворить страсти такой юной особы… Знаете, господин губернатор, в форте, где поселился генеральный откупщик с этой своей спутницей, есть люди, которым удалось разузнать кое-какие подробности весьма пикантного толка. Так вот, говорят, эта женщина, которую зовут Мари, открыто призналась, что этот старик ровно ничего для нее не значит!

— Досужие сплетни! — с пылом опроверг Жак. — Ну кому же это, скажите на милость, мадам де Сент-Андре стала бы делать подобные признания?

— Кому-то, кто об этом рассказывал! Не могу сказать, кто он такой, но полагаю, речь идет об одном из высших офицеров форта, человеке, который находится у вас, господин губернатор, на военной службе… Правда это или нет, но в любом случае, если этот старикашка волочится за молоденькими, вряд ли у него останется слишком много свободного времени, чтобы по-серьезному заниматься делами острова, это уж можете мне поверить… И если у нас не будет другого выхода, то мы, колонисты, дойдем до Суверенного совета, но это дело так не оставим!