Броненосцы Петра Великого -ч.3 Петербург (СИ) - Алекс Кун

Лейбниц порадовал разрастающейся теорией логических систем. Еще пяток лет и процессор можно будет строить. Если будет на чем, и если найдем сарай достаточного объема для размещения нашего многотонного калькулятора.

А вот Исаак буксовал. Но ему помочь ничем не мог, в теории относительности буксовал ничуть не меньше.

В целом, неделя прошла в интересных спорах и бумажной работе. От Ньютона получил сувенир — образцы новых монет. Симпатичные и с рубчатым гуртом. А главное, монетный двор готов к денежной реформе, сама реформа только ждет результата фискального эксперимента и, при его удаче, будет запущена вместе с новыми налогами. Причем налоги принимать будут исключительно новой монетой.

Прибытие капральств, стало как падение ложки соды в уксус — то есть жизнь запузырилась и зашипела. Теперь дни проводил с пехотой. Даже забросил занятия с приказчиками, которых планировал приучить к банковскому делу, безусловно, ровно на столько, насколько сам его понимал. Потом попробую выписать им учителей из Европы, если эти европейцы и не научат ничему новому, так хоть связями поделятся, что в банковском деле — один из «китов».

У новой пехоты наступило второе детство — они играли в деревянные игрушки. Других просто не было. Но новые игры солдатам понравились.

Для начала ввел разделение внутри капральств. Теперь в капральстве стало 6 человек тяжелой пехоты и 12 человек легкой. Капральство усиливалось командиром и каптером. Внутри капральство делилось на три линии, куда входило по два тяжелых пехотинца и четыре легких. Почему линии? Ну, народу так на первых порах будет легче. Все становилось понятно, когда начали отрабатывать первый вариант построения капральства. Шесть тяжелых пехотинцев во фронтальной линии и три шеренги легкой пехоты по четыре человека за ними. Вот такой гребенкой и маршировали — пока ничего сложного, шагистика. А вот потом, тяжелая пехота взяла в руки деревянные, тяжеленные щиты — и началось самое веселье. Задача капральства была простой — ходить штурмовым строем вокруг лагеря. При этом фронтальная пехота несла щиты, а легкая пехота за ней ротировалась. Первый легкий пехотинец в шеренге делал вид, что прицеливается и стреляет из деревянного ружья через голову тяжелого пехотинца, после чего делает шаг в сторону в свободное пространство между шеренг, останавливается, изображая перезарядку, строй в это время проходит мимо, и перезарядивший пехотинец пристраивается в конец своей шеренги.

Пока сложно было сказать про эффективность такого штурмового строя, но вот выглядели тренировки забавно. Поле, оно ведь неровное, и когда фронтальный пехотинец, которому обзор закрывал щит, спотыкался — получалась миленькая куча-мала. Рано пока пехоте о большем рассказывать. Пусть почувствуют друг друга для начала. А потом мы роли внутри капральства поменяем. Будущие капралы должны прочувствовать каждую роль в своих будущих капральствах.

На ночь, великовозрастным детишкам читали книжки. Целых две. Зато копий книг у меня была целая телега. Букварь и Устав. Житие святых, как порывался внедрить Ермолай, им на том свете прочитают, там у них другой литературы не будет, так что пока — Букварь и Устав. Причем, букварь важнее. По букварю зачеты принимать буду. А по уставу … буду, но потом. Этот устав все равно перепишем.

Весь ноябрь многотысячная толпа пыталась стать прообразом армии. Ввели и красивости, построения, шагистику — но в основном сколачивали капральства, делая их монолитными. Более глобальные задачи пока не преследовал. В это время собирался обоз, который доставил проблем едва ли не больше, чем с капральствами. Дело даже не в том, что за каждым капральством закреплял телегу, под командованием каптера, дело в том, что поставки для армии у Петра были из рук вон плохие. Пришлось даже ездить в Москву и разбираться. За одно получил разнос от Петра за дела прошлые, но удалось быстро переключить его внимание на успехи нового строя. Зря, наверное, потому как Петр немедленно рванул смотреть на новую игрушку. Игрушка понравилась, особенно после объяснения, что воинская справа пока просто не готова, вот и выполняют упражнения с макетами.

На этом же смотре слегка поругались с самодержцем — меня возмущало сколько денег тратим на солдатскую форму, а она, при этом, на рыбьем меху. Даже плащи в мороз делу не помогут. В итоге напросился на очередную проблему, одеть за свой счет — а государь посмотрит, и если ему понравиться … А цена вопроса, между прочим, минимум 4 тысячи рублей на эту толпу. Язык мой — враг мой.

В конце ноября совсем уж собрался уходить на север, но … умер Патрик. Было жаль. Хоть штаб флота и продолжил работать без Гордона и без сбоев.

Петр скорбел сильно. Гордон был с ним от самых первых «потешных» игр в живых солдатиков. На могиле Патрика Петр сказал: «Я и государство лишились усердного, верного и храброго генерала. Когда б не Гордон, Москве было бы бедствие великое. Я даю ему только горсть земли, а он дал мне целое пространство земли с Азовом». Достойная эпитафия. Задержался в Москве еще на четыре дня. Шпионы затихли, балы наоборот, становились все громче и красочнее. Меня не трогали, и меня не трогала эта суета — мысленно был уже в походе, форштевни резали черную воду, одевая кильватерный след в белый шарф пены, море хмурилось, но было понятно, где друзья и где враги. Можно считать, что шел в отпуск.

В начале декабря огромный караван начал разворачивать свои змеиные кольца из поместного лагеря в сторону Вавчуга. Выступили наперекор всем советам — да, нам придется менять колеса на полозья по дороге, да, лед еще не везде надежный, да, застанем самую непогоду. Но мы идем не просто так, мы идем в учебный поход, и будем учить надежду русской армии не только воевать, но и выживать. Пусть, вместо месяца будем идти два, а то и два с половиной. Будем беречь конницу, и тащить четыре мелкие медные пушечки, выторгованные мной у Петра как наследство к курсантам. Да, будет тяжело. Но с нами русское упорство, мои знания, десяток медичек и Бог, в лице Ермолая — что ни будь из этого должно помочь.

Опыт вождения больших караванов уже был, и перед отправкой постарался позаботиться о мелочах. Даже умышленно забыл рукавицы — так положено, забывать что-нибудь важное, задабривать дух дороги. Традиция. Причем считается за жертву только то, что действительно важно. Теперь мерзли руки. Но дорога шла как по маслу.

Пехота двигалась штурмовым строем, коробочками капральств, меняя фронтальную линию каждые 15 минут. Более того, смена, в два раза реже, касалась и командира, каждые 30 минут во главе капральства становился новый начальник. Морпехи стали инструкторами, и с удовольствием гоняли уже не все капральство, а только командира, но зато с удесятеренной силой. Было даже не совсем понятно, что тяжелее — нести щиты во фронтальной линии или командовать — по крайней мере, пар активно поднимался над всеми.

Нитка подмерзшей дороги нанизала на себя сотню капральств, как зеленые бусины, и растянула это ожерелье более чем на километр. А потом еще почти на километр тянулся обоз для Вавчуга, возницы которого с интересом наблюдали за нашими военными играми. За каждой зеленой бусиной капральства шла гнедая бусина каптера, поскрипывая перегруженным возком. Каптера меняли с частотой командира, вот только работы для него не придумали, и эта должность считалась отдохновением до тех пор, пока капральство не вставало на привал.

Гнал пехоту по жесткому варианту туристической походной инструкции. Каждые 15 минут — минута отдыха и смена, каждые 30 минут — пятиминутная передышка и смена. Был бы это летний режим перехода, привалы можно удлинить в два раза, а зимой более 5 минут привалы делать не следует. Сидеть разрешал только на деревянных щитах, пока не справим солдатам войлочные «пендели».

Обеденный привал занимал около полутора часов, при условии, что десяток кухонь обоза начинали готовить его заранее.

Шли медленно, по моим понятиям. Со средней скоростью около 3х километров в час, на ночевку вставали после 20 километров перехода. Пробовал дотянуть переход до 30 километров, но слишком рано зимой темнеет.

Еще проблемы были с конницей — просто не знал, что с ней делать. В итоге оставил за ними дальнее патрулирование, с обязательным нанесением на бумагу всех ориентиров, и привязкой их по расстояниям от дороги. Посылал на маршрут несколько групп и потом сравнивал рисунки. Ругался, и объяснял по новой, как снимать кроки местности. Но в целом, у меня начала образовываться неплохая карта окрестностей тракта. Листы отдавал в капральства, пусть морпехи заставляют курсантов разбираться в этих каракулях. Бумага, закупленная для Вавчуга, расходовалась стремительно, хорошо, что купил с запасом.

Позже завели еще группу конных «пугал» — которые разгонялись лавой перед идущим первым капральством и швыряли в него ветки и камешки — коннице эта забава особо понравилась, чего не могу сказать о капральстве. В результате возглавляли строй капральства по очереди, вставая на растерзание конницы после обеденного привала и после ночевки.